Гончие псы Гавриила - Страница 53

Пахло дымом, а свет был красным, золотым и мерцающим. Все здания к западу от озера пылали. Старое дерево вспыхивало, как фитиль под ночным ветерком. Я стояла, испуганная и растерянная, а надо мной пролетела стая искр, как хвост кометы, миновала озеро, опустилась на восточную аркаду, куда влезал через окно Чарльз, в начала разгораться.

Пожар имел и свои положительные стороны – стало светло как днем. Еще оставался шанс попасть в комнату-склад под восточной аркадой, найти веревку и спустить ее в окно раньше, чем догонит огонь. Что касается собак, насколько я вообще могла о них размышлять, их определенно невозможно спустить в окно с веревкой или без, но они находились в самом безопасном месте дворца. Им оставалось только залезть в воду.

Я побежала на мост, собаки так прижимались ко мне, что когда мы добрались до пролома, Софи прыгнула вперед, а Стар, рванувшись, чтобы успеть за ней, нарушил мое и так не слишком устойчивое равновесие. Я подскользнулась, попробовала удержаться, закричала, наткнувшись на камень, и полетела в воду.

Полагаю, глубина там была фута четыре. Я нырнула прямо под лилии, их сияющие листья, и другие плавучие растения, а потом выбралась на поверхность и встала – по щиколотку в грязи и по грудь в воде, волосы разлеглись на лице как водоросли, а гончие смотрели на меня с моста с любопытством и восторгом. Потом Софи с коротким воплем восхищения прыгнула вниз. Стар неизбежно последовал за ней. Они плавали вокруг меня кругами, лаяли и плескались, получали удовольствие от общества и не обращали никакого внимания на мои попытки командовать. А я пыталась подтолкнуть их к берегу, и сама начала плескаться и пробиваться между листьями лилий.

Но не к аркаде. За несколько минут, отнятых этим приключением, я лишилась доступа к комнате-складу. Горящие перья и обрывки ковров перелетели через воду на крышу еще в нескольких местах. Большая ее часть была деревянной, она сохла несколько поколений, а увивающие ее ползучие растения уже начали засыхать от постоянной жары. Мальва вспыхивала как солома, вдоль всей аркады горящие обломки разлетались огненными стрелами и создавали новые очаги огня. Вуаль дыма скрыла все двери.

Горел уже и сад. Тут и там вспыхивали засохшие ветки, на верхушке молодого кипариса язык пламени изображал из себя огонь Святого Эльма. Дым насытился ароматом трав.

Северная аркада еще не загорелась, но без веревки все ее окна были для меня бесполезны. Потеряли смысл и ворота. Оставалось делать только одно, что меня уже заставили сделать собаки, залезть в воду. Но я подумала, что еще есть время. Остров пока был в безопасности, а его растительность слишком сочная и влажная, чтобы вспыхнуть уж совсем легко. И я, благодаря собакам, пребывала в таком же состоянии. Я вскарабкалась на берег, собака за мной. Они немедленно отряхнулись, вода летела с них, как душ из жидкого огня, так ярко все вокруг светилось.

Я пробралась сквозь заросли прохладных зеленых кустов и дошла до ступеней павильона. Налетело облако дыма, и я раскашлялась, но потом оно отправилось дальше, и воздух очистился. Я направилась в относительное укрытие павильона, но ноги, в конце концов, отказали. Я села на верхнюю ступеньку, обняла собак, и пришло время страха.

Гончие тоже к этому времени запаниковали и дрожали у обоих моих боков. Периодически через озеро перелетали потоки искр. Небо покрывали кольца, языки, спирали и метеоры огня, так что сияющие над головой крупные звезды казались очень холодными и необычно далекими. Пламя иногда стреляло всплесками голубого, пурпурного и зеленого и шумело, как стадо диких лошадей с ветром в гривах. Дыма было очень мало, к тому же его великодушно относил в сторону ветер. Озеро будто сделали из расплавленной меди, такое яркое, что резало глаза, а меж черных ирисов к воде летели красные, золотые и серебряные обрывки пламени. Вода казалась живой, наполненной огнем, как небо.

Я потерла глаза, чтобы избавиться от иллюзии, но когда посмотрела опять, увидела, что она и правда живая. Вода шевелилась не от ветра. Сад был уголком спокойствия, охраняемый ветрами, но в озере двигалась вода, покрылась линиями ряби. Жители сада, напуганные огнем, стрелами двигались к острову.

Первыми появились павлины. Две напуганные курицы неуклюже перепархивали с камня на камень по сломанному мосту, а их супруг, отягощенный весенним великолепием хвоста, с воплями перелетел через озеро, как нелепая подушка, задевая мощными, но неумелыми крыльями золотую воду, поднимая хвостом волну. Потом три большие птицы, игнорируя меня и гончих, пронеслись, подняв остекленевшие изогнутые перья, вверх по скалистому берегу и устроились на некомфортабельный ночлег рядом с нами на мраморных ступенях.

Маленькие скалистые куропатки летали намного лучше. Всемером они устроились у моих ног, раздулись от страха, их крохотные глазки горели рубинами, а они смотрели на огонь, окружавший сад кольцом. В сверкающем алом свете их перья светились металлом. Одна из них грела мне щиколотку.

Я не видела белок до тех пор, пока одна не взбежала по ступенькам и не устроилась столбиком рядом со мной, что-то бормоча, в шести дюймах от Стара. Потом я поняла, что воду заполнили головы, как концы черных стрел, направляющиеся к острову. Полагаю, там были домашние и полевые мыши, мыши-малютки, землеройки в бурозубки, их тени мелькали и исчезали под кустами. Крыс я точно видела, больших животных всех оттенков серого, черного и коричневого, которые смотрели на нас яркими интеллигентными глазами, а потом прятались в тень. Ящерицы лезли по камням, как порождение белой горячки, и я видела двух змей на расстоянии вытянутой руки от моих туфель. Они опустили свои красивые, смертельно опасные головы, и проскользнули мимо, как дым, а мы с собаками даже не шевельнулись. Бояться еще и их у меня не было сил, единственным, что имело значение, стал огонь. Мы все, крысы, птицы, змеи, собаки и девушка, имели право на этот остров, пока не кончится опасность. Гончие даже не дрогнули, когда одна крыса пробежала по моей ноге, а потом по хвосту Софи.

С неба упал голубь. Летающие птицы были в относительной безопасности, их спугнул первый порыв горячего ветра. Но один серый голубь с поврежденным крылом упал почти в мои руки, как плохо сделанный бумажный самолетик, длинный и планирующий. Он забился у моих ног, я наклонилась между гончими, подняла его и стала нежно держать на руках. Вода у берега кипела, переполненная рыбой. Карпы рвались от освещенных берегов к спокойному центру. Я видела их почти на поверхности, яркие плавники, золотой и серебряный блеск чешуи.

И громче галопирующего пламени шумели звери. Собаки скулили, павлины издавали пронзительные перепуганные крики, куропатки панически подпевали, крысы и белки болтали и визжали, а я приговаривала со все сокращающимся интервалом, прижимая к себе крепче Софи и Стара:

– Ой, Чарльз… Ой, Чарльз… Ой, Чарльз…

Мы почти не заметили, как вдруг в северо-восточном углу озера раздался громкий плеск, по расплавленно-золотой воде к острову двинулась черная голова. Я сидела и успокаивала своих зверей, прижалась щекой к мокрой голове Стара и размышляла о том, что скоро придется нырять в воду прямо в толкучку карпов.

Существо, кто бы это ни был, добралось до острова. Оно оторвалось от воды, встряхнуло черной прядью волос и выбралось на берег. Потом оно выпрямилось и превратилось в моего кузена. С него стекала вода, он был облеплен водорослями и одет в оборванные обвисшие остатки арабских хлопчатобумажных штанов, подвязанных золотым поясом, и промокшие насквозь арабские сандалии. Больше на нем ничего не было.

Он подошел к основанию ступеней, оценивающе оглядел меня и мой зверинец и сказал:

– Ева в саду Эдема. Здравствуй, любовь. Но тебе обязательно было поджигать весь дворец, чтобы заманить меня обратно?