Гон спозаранку - Страница 28

В нашей комнате я больше не единоличный хозяин. Он сколотил себе компанию, и эти ребята организовали клуб. Если они не роют окопы где-нибудь на пустыре и не играют в войну, то обязательно торчат у меня в комнате. На двери появилась дурацкая надпись, сделанная киноварью: «Горе тому, кто войдет незваным!» А под надписью скрещенные кости и какие-то там потайные знаки. Они смастерили радиоприемник, который регулярно каждый день извергает дикую музыку. Один раз, подойдя к двери, я услышал, как какой-то мальчишка шепотом рассказывает, что происходило на заднем сиденье в автомобиле его старшего брата. О том, чего я не расслышал, можно было без труда догадаться. «Вот чем она с моим братом занимается. Ей-богу, не вру — прямо в машине». На миг лицо у Губки сделалось озадаченным, почти прежним. Но потом оно снова стало холодным и жестким. «А ты что воображал, болван? Подумаешь, новость узнал!» Меня они не заметили. Губка начал рассказывать, что через два года собирается уехать на Аляску и стать там звероловом.

Но большую часть времени Губка проводит в одиночестве. Хуже всего, когда мы с ним остаемся вдвоем в комнате. Он разваливается поперек кровати все в тех же вельветовых брюках на подтяжках и молча лежит, уставившись на меня своим холодным, полупрезрительным взглядом. Я бесцельно роюсь у себя в столе и ничем не могу толком заняться, потому что мне мешают его глаза. А между прочим, мне надо заниматься. Если завалю английский, на будущий год мне не кончить. А я ведь вовсе не шалопай какой-то, и мне просто необходимо начать серьезно заниматься. Мэйбл больше нисколько меня не интересует, да и никто из девчонок тоже. Теперь все дело в том, что происходит между мной и Губкой. Мы с ним никогда не разговариваем, разве только при домашних, когда иначе нельзя. Мне даже не хочется больше называть его Губкой. Я обычно зову его Ричардом, разве что забудусь иногда. По вечерам я просто не могу заниматься, когда он сидит тут же в комнате, и потому обычно сматываюсь в кафе — курить и трепаться с другими ребятами, которые там вколачиваются без дела.

Больше всего на свете мне хочется, чтобы у меня на душе опять было спокойно. И жалко мне нашей недолговечной дружбы с Губкой — грустно и смешно вспоминать, если бы мне кто раньше сказал, что так будет, я б в жизни не поверил. Но все так переменилось, что мне теперь ничего уж не поправить. Иногда мне кажется, что, если бы мы могли разрешить это в хорошей драке, все пошло бы на лад. Только не могу же я подраться с ним, когда он меня на четыре года младше. И вот еще что — иногда под этим его взглядом я так и чувствую, что дай Губке волю, он бы меня убил.

Женева, 15 января

Дорогой папа!

Ну вот я и возвратился в шкалу, и тоска здесь такая же, как всегда. Мой единственный друг Роналд Флетчер, тот, о котором я тебе рассказывал, больше не вернется в школу. Кто-то внушил его матери, что она зарывает в землю талант своего сына. — ведь у него такое фотогеничное лицо, и вот теперь он собирается стать актёром. Я очень удивило! когда услышал об этом, потому что единственное, что Ронни любил, — так это играть в баскетбол. Он очень застенчивый.

Долетели мы хорошо. То есть никого не пришлось выносить из самолета. Только вот опоздали мы на шесть часов, и нас забыли покормить, так что за четырнадцать часов мы успели здорово проголодаться, но, как ты говоришь, за те деньги, которые сберегаешь, когда летишь вторым классом, нужно быть готовым к некоторым жертвам.

Я сделал все так, как ты мне сказал, и, когда мы приехали в Айдлуайлд, я заплатил шоферу такси по счетчику и дал ему на чай пятьдесят центов. Он был очень недоволен, даже не хотел отдавать мой чемодан. Уж не знаю, чем бы все это кончилось, если бы в разгар спора к нам не подошел какой-то мужчина, который, узнав, в чем дело, дал шоферу доллар, а я взял свой чемодан и успел на самолет как раз вовремя.

Пока я летел, я все время думал об этом случае. И не пришел ни к какому выводу. Я знаю, я очень расточителен и сорил деньгами, и ты очень, хорошо сделал, что разъяснил мне это. Но, сколько я ни думал, как я должен был поступить, я смог себе представить только три варианта. Я мог вовсе не затевать спора с шофером такси и оставить ему свой чемодан, но ведь в этом случае нам пришлось бы снова покупать те вещи, которые были в чемодане, что обошлось бы в пятьсот долларов, не меньше, а это уж никак не назовешь бережливостью. Или я мог продолжать с ним спорить и опоздал бы на самолет, и тогда нам пришлось бы заплатить около трехсот долларов за новый билет. Или же я мог дать ему, кроме тех чаевых, еще двадцать пять центов, но ведь это, как ты говоришь, — сорить деньгами, чтобы пустить пыль в глаза. А как поступил бы ты?

Ну, в общем, я тут — с чемоданом, а это главное. Меня лшнилн прогулки на два следующих воскресенья, потому что я опоздал к началу занятий. Я пытался объяснить мсье Фришу, что я нисколько не виноват, если погода была нелетная и самолет опоздал на шесть часов, но он сказал, что предусмотрительные люди учитывают непредвиденные обстоятельства такого рода и вылетают заблаговременно. Но я не очень расстраиваюсь, потому что первые два воскресенья будут лыжные прогулки, а вставать в шесть часов утра — только для того, чтобы коченеть на морозе и испытывать всевозможные страдания — это всегда казалось мне бессмысленным, даже если спорт и необходим для развития, как ты говоришь. К тому же мы сэкономим двадцать семь долларов, раз я останусь сидеть в своей комнате.

И наконец, я хочу сказать, что у меня были очень хорошие рождественские каникулы, и я очень циню то, что вы старались сделать для меня, и я надеюсь, что не причинил вам много беспокойства. (Марта объяснила мне, что вам пришлось прервать ваш медовый месяц, чтобы взять меня на рождественские праздники, и я очень сожалею об этом, хотя я, по-моему, не виноват, что рождество приходится на двадцать пятое декабря, тем более что это все знают. То есть если бы вы хотели, чтобы ваш медовый месяц не прерывался, то вы с Мартой могли бы пожениться раньше или подождать, пока пройдет рождество. Или же ты мог прямо написать мне, чтобы я не приезжал, и я бы понял и не обиделся.)

Я постараюсь не тратить так много денег, как раньше, и буду записывать все мои расходы и посылать записи тебе. И я постараюсь не забывать об упражнениях для глаз и об упражнениях от плоскостопия, которые прописали мне доктора в Нью-Йорке.

Нью-Йорк, 19 января

Дорогой Стивен!

Благодарю тебя за большое письмо от пятнадцатого января. Я был очень рад узнать, что ты благополучно возвратился, хотя самолет и опоздал. Я не согласен с мсье Фришем, что предусмотрительные люди учитывают «непредвиденые» обстоятельства такого рода — теперь летать на самолете стало обычным делом, и служба эта налажена довольно четко, но ты не должен забывать, что швейцарцы, вообще говоря, самый педантичный народ в мире, и ничто не раздражает их так, как непунктуальность.

Что касается случая с чемоданом, я боюсь, что тут мы оба виноваты. Когда я говорил, чтобы ты дал на чай шоферу пятьдесят центов, я упустил из виду, что за багаж надо платить особо. Но, с другой стороны, ты должен был бы понять из его слов, что он просто хочет, чтобы ты заплатил точно по тарифу, то есть стоимость проезда плюс плата за чемодан, и поступить соответствующим образом. Но так или иначе все обошлось, жаль только, что ты, очевидно, не успел узнать имя и адрес того, кто тебя выручил — мы бы могли вернуть ему деньги и поблагодарить его за его доброту.

Я с нетерпением жду записей твоих расходов, и я уверен, что, когда ты будешь точно знать, сколько и на что ты потратил, ты сумеешь соразмерять желаемое и возможное, а это, в свою очередь, поможет тебе развить чувство подлинного уважения к самому себе. Как я уже говорил тебе, это ошибка многих — сорить деньгами, чтобы компенсировать внутреннюю неуверенность, и ты легко можешь убедиться, что какое-нибудь нелепое приобретение не придает человеку уверенности, а если этот человек к тому же не вылезает из долгов, то едва ли может рассчитывать на душевное равновесие. Месячного содержания, которое определено тебе, более чем достаточно, и если ты научишься сводить концы с концами, это будет значительным шагом вперед. Я горячо верю в тебя и знаю, что якорем спасения для тебя будут занятия, спорт и твои товарищи.