Голубой пакет (илл. А.Парамонова) - Страница 6

– Везет тебе, старина! – улыбнулся Чернопятов.

– Не говори… – отозвался Калюжный. – Опять черт угораздил стукнуться башкой об эту перекладину!

Калюжный был старше Чернопятова лет на пять. В организации он стал правой рукой Чернопятова и его первым советчиком. В годы Гражданской войны Митрофан Федорович партизанил на Урале, а в Горелове обосновался с двадцать третьего года. Жил он с женой, тремя дочерьми и сыном-подростком.

Калюжный отличался сердитым, крутым характером, любил, чтобы его понимали с полуслова. Он руководил самой большой группой подпольщиков и, как считал сам, держал ребят в ежовых рукавицах.

Страдая различными недугами, свойственными человеку в его возрасте, Калюжный, тем не менее, был, как никто иной, вынослив. В ходьбе, например, с ним трудно было тягаться. Он был узок в плечах, невысок, свои негустые седоватые волосы неизменно расчесывал на аккуратный пробор. Калюжный не считал себя стариком и сердился, когда Чернопятов называл его «стариной». Но Чернопятов уловил эту слабость и частенько подтрунивал над другом.

Сейчас Калюжный стоял у верстака и, нахмурившись, поводил по сторонам строгими глазами.

– Садись, старина, – пригласил его Чернопятов.

Глазки Калюжного сердито блеснули. Присаживаясь, он недовольно буркнул:

– Далось тебе «старина»! – и тут же спросил: – Разобрался в бумагах? Есть что-нибудь дельное?

– Хе-хе!.. – усмехнулся Чернопятов и весело посмотрел на Калюжного. – Ну, ладно… Беру слова обратно.

– Ты скажи, как пакет? – нетерпеливо повторил Калюжный.

– Быстрый ты человек. До чего же быстрый!.. Сразу тебе вынь да положь! В пакете, брат, оказались такие бумаги, что у меня чуть ум за разум не заскочил…

Калюжный недоверчиво посмотрел на друга.

– Точно! – подтвердил Чернопятов. – Я читал и глазам не верил. А руки тряслись, будто кур воровал. Ох, и куш мы оторвали!

– Что же там? – сгорал от нетерпения Калюжный.

– Сейчас увидишь… – Чернопятов полез под верстак, отодвинул разную железную рухлядь, вынул из стены кирпич и сунул руку в отверстие. Оттуда он вытащил объемистую стопку бумаг.

Усевшись на прежнее место, он со свойственной ему неторопливостью разложил бумаги на коленях, разгладил их и начал перелистывать.

– Я разобрался только в названиях документов, но и этого довольно. Смотри!

Калюжный схватил бумаги, начал их листать.

– Ничего не пойму… Тарабарщина!

– А ты читай заголовки, – сказал ему Чернопятов. – Под каждым из них я написал по-русски.

Торопливо забегали пальцы Калюжного. Он перекидывал страницу за страницей, вглядывался к карандашные надписи, сделанные рукой Чернопятова, шепотом приговаривая:

– Черт возьми!.. Вот это да!..

– Сто семнадцать страниц! – заметил Чернопятов.

– Ужас!.. – проговорил Калюжный. – Просто ужас! – Он задумался и продолжал: – Что же нам делать? Если передавать все это шифром по радио, то уйдет полгода…

– Прежде чем передавать, надо их грамотно перевести, а это тоже время.

– И немалое, – согласился Калюжный.

– Да… А дело срочное, – покачал головой Чернопятов. – И перегружать рацию нельзя. Завалим мы Костю. Запеленгуют нас гестаповцы в один момент. Сейчас Костя передает четыре – пять минут два раза в неделю, а если взяться за это… – Он потряс ворохом бумаг перед носом Калюжного и присвистнул.

Калюжный вздохнул:

– Я же говорю, что полгода уйдет.

– Ну, насчет полугода ты маленько загнул, – поправил его Чернопятов. – Я прикинул. Получается два месяца, если передавать ежедневно и по полчаса. Вот она какая штука!

– Пусть два месяца, – согласился Калюжный. – Но кому тогда будут нужны эти документы? На что годны?

– Хе-хе!.. Ребятам на самокрутки пойдут в самый раз… – заметил Чернопятов. – Положение хуже губернаторского. Купила баба порося!..

Калюжный задумался, поджав свои тонкие губы.

Чернопятов смотрел на него, тая в седых усах улыбку. Он понимал, что как ни быстр в решениях, как ни опытен в делах подполья Калюжный, все равно вдруг, сразу он не предложит ничего.

Лицо Калюжного выдавало его растерянность.

– Вот же задача, – признался он в своей беспомощности. – Ничего не придумаешь…

– А я вот придумал, – проговорил Чернопятов и весело подмигнул товарищу.

Тот насупил брови.

– Да, придумал, – повторил Чернопятов. Сняв с ноги ботинок, он вытащил из-под стельки сложенный в квадратик листок бумаги, развернул его и подал Калюжному. – Читай! По-моему, это единственный выход.

Калюжный взял листок, исписанный мельчайшим, но разборчивым почерком, и стал читать.

– Молодец ты, Григорий Афанасьевич! Ей-богу, молодец! А ведь мне не пришло это в голову.

– Хе-хе!.. А мне пришло перед самым твоим, приходом, – признался Чернопятов. – Согласен?

– Полностью! Только вот что… – Он приложил палец ко лбу и закрыл глаза, пытаясь что-то вспомнить. – Мы какие явки им сообщали?

– Новые. Одну на Готовцева, вторую – на всякий случай – на меня. Это было в начале мая, когда они собирались прислать человека за деньгами…

– А-а… – вспомнил Калюжный. – За этими немецкими фальшивками?

– Вот-вот…

– Тогда все в порядке, – заявил Калюжный и спрятал листок за околыш кепки. – Завтра в двенадцать ночи депеша пойдет.

А в это время к городу подъезжала легковая машина, в которой восседали комендант города и начальник гестапо. Машину сопровождали четыре мотоциклиста.

Когда машина миновала мост через реку, начальник гестапо сказал:

– Как видите, в нашей зоне никаких следов нет.

Комендант вздохнул и ничего не сказал.

Поездка закончилась ничем. Выяснилось, что через деревню Лопухово за одно только утро по направлению к городу прошло десятка три машин. Несколько из них делали остановку в деревне.

Крестьяне на все расспросы отвечали неохотно и уж, конечно, ничего не могли сказать о какой-то особенной машине.

– А не думается ли вам, – вновь заговорил начальник гестапо, – что она не вышла еще с конечного пункта?

Комендант фыркнул:

– Я же телеграмму имею. В том-то и дело, что вышла. Вот куда девалась она, это мне непонятно. Неужели черт их понес проселками?

– Глупость, – заметил начальник гестапо.

– А что вы думаете? – проговорил комендант. – Взяли да и поехали, как короче и быстрее.

– Тогда бы они давно были здесь.

– Пожалуй, да…

Около комендатуры комендант кивнул своему спутнику и вышел. Начальник гестапо поехал к себе.

Не успел он сесть за свой стол, как зазвонил телефон и опять раздался голос коменданта:

– Это я, майор Фаслер… Мне только что вручили вторую шифровку… Машина вышла и должна давно быть у нас.

Начальник гестапо сделал нетерпеливый жест и ответил:

– Но ведь я с вами лично облазил все овраги и кюветы. Вы же сами убедились, что нет следов, ни аварии, ни взрыва.

– Я понимаю… – проговорил комендант. – Но что мне делать? Вы знаете, какое это серьезное дело?

– Знаю. Вы говорили. Но машина – не иголка. Это же машина, с людьми. И, наконец, почему вы не предъявляете претензий полевой полиции, фельджандармерии? Это же их, военное, а не мое дело. Я занимаюсь мирным населением.

В трубке послышался вздох. После короткой паузы комендант проговорил:

– Это ваше «мирное» население хуже открытого врага там, на фронте, – и он повесил трубку.

Начальник гестапо ругнулся.

– Черт знает что! Неужели нельзя было отправить курьера с такими документами по воздуху? А теперь ломай голову!

В дверь раздался стук.

– Войдите! – разрешил начальник гестапо.

Вошел молоденький оберштурмфюрер Мрозек, с гладко причесанной шевелюрой, подтянутый, аккуратный, в новехоньком мундире.

Представившись, он осведомился:

– Разрешите спросить?

– Что у вас?

– Я вам уже докладывал… Трое суток назад, в середине ночи, в эфире опять появилась неизвестная радиостанция… Мы ее именуем «крот».