Голубой Марс - Страница 20

Но теперь-то он знал. Он набрел на тропу Хироко, и она спасла его от смерти, не дав замерзнуть или задохнуться – что бы там ни убило его первым. Вид ее радостного, какого-то безликого лица… карих глаз… ощущение ее тела, поддержавшего его… рука, вцепившаяся ему в запястье, – теперь у него наверняка будет синяк. А может, и растяжение. Он согнул кисть, и от боли у него выступили слезы. Он рассмеялся. Хироко!

Через некоторое время огненная боль на коже прекратилась. И хотя кисти опухли и огрубели и он еще не владел мышцами как следует, в целом Сакс уже приходил в норму. Или почти в норму.

– Сакс! Сакс! Ты где? Ответь нам, Сакс!

– Эй. Привет! Я вернулся в машину.

– Ты нашел ее? Выбрался из своей пещеры?

– Да. Я… я увидел машину, вдалеке, сквозь прореху в снеге.

Они были счастливы это услышать.

Он сидел, едва слушая их болтовню и думая, зачем вдруг солгал. Отчего-то ему стало неловко рассказывать им о Хироко. Он посчитал, что ей не хотелось бы разглашать своего присутствия – по-видимому, это и послужило причиной. И он прикрыл ее…

Заверив своих товарищей, что у него все хорошо, Сакс отключил телефон. Принес стул на кухню и уселся. Подогрел суп и выпил его, громко прихлебывая и обжигая язык. Обмороженный, обожженный, продрогший… испытывающий легкую тошноту… однажды заплакавший… но в основном просто ошеломленный… и при всем при этом он был очень, очень счастлив. Побывав на волосок от смерти, он пришел в себя и теперь был смущен и даже пристыжен своей глупой выходкой – надо же было выйти наружу и потеряться! Это в самом деле здорово отрезвляло. И все-таки он был счастлив. Он выжил и не только он – выжила и Хироко. Значит, вся ее группа, без сомнения, выжила вместе с ней, включая полдюжины людей из первой сотни, которые были с ней с самого начала – Ивао, Джин, Риа, Рауль, Эллен, Евгения… Сакс включил ванную и, сев в теплую воду, стал потихоньку добавлять кипятка, пока его тело согревалось. Он снова и снова возвращался к этому чудесному знанию. Чудо… Ну ладно, пусть и не чудо, конечно, но очень на него похоже. Неожиданная и незаслуженная радость.

Заметив, что засыпает в ванной, он выбрался, вытерся, прохромал на вновь обретших чувствительность стопах к кровати, свернулся калачиком под одеялом и уснул, думая о Хироко. О том, как занимался с ней любовью в Зиготе, об их сладострастных свиданиях в купальне, поздними ночами, когда все спали. О том, как ее рука сжимала его запястье. Теперь оно сильно болело. И это делало его счастливым.

На следующий день он поехал обратно, чтобы снова подняться на южный склон Арсии, который теперь был покрыт чистым белым снегом вплоть до невероятно большой высоты, если точнее – 10,4 километра над нулевой отметкой. Он испытывал странную смесь эмоций, небывалой силы и энергии, похожие на те сильные ощущения, которые он испытывал во время стимулирующего синапсы лечения, что он проходил после своей травмы. Словно участки мозга стали активно расти и лимбическая система, где рождались эмоции, наконец, соединилась с корой головного мозга. Он был жив, жива была Хироко, жив был Марс, и на фоне этих счастливых знаний возможное наступление ледникового периода выглядело ничтожным – словно краткое отступление в общем сценарии глобального потепления, вроде почти забытой уже Великой бури. И тем не менее он хотел сделать все, что мог, чтобы его смягчить.

В людском же мире тем временем протекали ожесточенные конфликты – причем повсюду, на обеих планетах. Однако Саксу казалось, что кризис неким образом стал даже страшнее войны. Наводнения, ледниковый период, перенаселение, социальный хаос, революция – пожалуй, теперь дела были настолько плохи, что человечество приступило к чему-то вроде всемирной спасательной операции или, иными словами, первому этапу посткапиталистической эры.

Или, возможно, он просто становился излишне самонадеянным после событий на Дедалии. Его товарищи из Да Винчи заметно беспокоились за него и часами сидели перед экранами, рассказывая ему во всех подробностях о том, что происходило на текущих дискуссиях восточного Павлина. Но у него на это не хватало терпения. Было очевидно, что горе Павлина недолго оставалось до того, чтобы превратиться в дискуссионную стоячую волну. А что до столь сильных тревог ребят из Да Винчи… просто у них такая натура. Если кто-то из них повышал голос на два децибела, все сразу думали, что случилось что-то страшное. Но для него – нет. После пережитого на Дедалии все это казалось ему просто неинтересным. Несмотря на то что попал в бурю, – а может, и благодаря этому, – он лишь хотел снова выбраться на необжитые земли. Хотел увидеть как можно больше – понаблюдать за изменениями, вызванными удалением зеркал, – чтобы потом обсудить их с разными группами специалистов по терраформированию, подумать с ними, чем восполнить потери. Он позвонил Нанао в Сабиси и спросил, можно ли ему приехать и обсудить это с университетской командой. Нанао ответил согласием.

– А если я привезу кое-кого из своих товарищей? – спросил Сакс.

Нанао не возражал.

И вдруг Сакс понял, что у него стали рождаться различные планы – словно маленькие Афины[6] выпрыгивали у него из головы. Что при приближении ледникового периода сделала бы Хироко? Этого он никак не мог угадать. Но у него была многочисленная группа помощников в лаборатории Да Винчи, которые посвятили последние десятилетия работе над проблемами обретения независимости, производства оружия, транспорта, строительства укрытий и тому подобного. Сейчас эти проблемы были решены, но ученые остались – и теперь приближался ледниковый период. Многие из них пришли в Да Винчи после работы в области терраформирования, и их, без сомнения, можно было уговорить вернуться к ней. Но что им теперь предпринять? Сабиси находился на высоте четырех километров над нулевой отметкой, а Тирренский массив возвышался примерно до пяти. Эти ученые были лучшими в мире по части экологии высокогорных районов. Значит, конференция. Очередная маленькая утопия. Что за банальность!

В тот же день после полудня Сакс остановил свой марсоход в седловине между Павлином и Арсией, в точке, называемой Видом на четыре горы, – это было величественное место, в котором северный и южный горизонты составляли два вулкана-континента, на северо-западе виднелся отдаленный Олимп, а в ясные дни (сейчас, правда, был туман) можно было различить гору Аскрийскую, чуть правее Павлина. На этом просторном высокогорном участке он и отобедал, после чего повернул на восток и начал спуск к Никосии, чтобы оттуда полететь в Да Винчи, а затем в Сабиси.

Ему пришлось провести много часов перед экраном с командой Да Винчи и многими другими людьми на горе Павлина, пытаясь объяснить им свой уход и уговорить их смириться с его отсутствием на складах.

– Я с вами – на обсуждениях, во всех смыслах, – говорил он, но они этого не принимали. Они буквально мозжечком хотели, чтобы он присутствовал там во плоти, что было по-своему трогательно. «Трогательно» – слово пусть и символическое, но довольно точное. Он рассмеялся, но Надя раздраженно продолжила:

– Ладно тебе, Сакс, ты не можешь все бросить только потому, что положение сложное. Наоборот, именно сейчас ты нам нужен, ты же теперь «генерал Сакс», великий ученый, и ты должен оставаться в деле.

Но где-то была Хироко, которая как раз служила примером того, каким заметным может быть присутствие того, кого нет. И он хотел ехать в Сабиси.

– Так что нам делать? – спросил его Ниргал, как спрашивали и многие другие, пусть и не так прямо.

Ситуация с проводом зашла в тупик: на Земле творился хаос, на Марсе оставались очаги сопротивления наднационалов, другие территории находились под контролем Красных, которые систематически уничтожали там все, что имело отношение к терраформированию, включая бо́льшую часть имеющейся инфраструктуры. Также существовало множество мелких революционных движений раскольников, которые использовали сложившееся положение как возможность провозгласить свою независимость – подчас даже на таких небольших территориях, как купол или метеостанция.