Головнин. Дважды плененный - Страница 4
— Поди-ка сюда, болван!
В полутемных коридорах распекали кадетов унтерофицеры. Начинали с утра:
— Что, опять рожу не умыл? — кричал один из них. — Лишить булки!
«Шалили» непозволительно и старшие кадеты, и гардемарины. Поманив малолетнего первогодка, хитро улыбался:
— Сгоняй-ка, братец, в первый гардемаринский класс, разыщи там гардемарина Трескина и спроси для меня книгу «Дерни об пол». Передай ему, мол, Акафистов спрашивает.
Вокруг толпились гардемарины злорадно ухмылялись…
Малолеток стрелой мчался по коридору, отыскивал Трескина, а тот важно кивал головой. Оглядывался и вдруг быстрой подножкой подбивал запыхавшегося кадета. Тот летел на пол, а вокруг заливались, хохотали…
… Весна брала тем временем свое. Все чаще выбегали кадеты на плац, гонялись друг за другом. Прошла Пасха, залив постепенно очищался от льда, на кораблях наращивали мачтовые стеньги [4], крепили реи, вооружали стоячий и бегучий такелаж [5]. Экипажи постепенно перебирались из казарм на корабли.
Для кадетов-первогодков наступили летние каникулы. Некоторых, из именитых семей, титулованных особ, родители забирали на лето домой, но таких было немного. Большинство же малолеток, подобно Головнину, происходили из захудалых, небогатых дворян. Долгая дорога домой, в российскую даль, стоила немалых денег. Да и не особенно ждали их дома родные, сами зачастую жили небогато.
Оставшиеся из младших классов гоняли в «житки», играли в «солдатиков». Не отставал от них и Василий Головнин, но скоро он пристрастился к шлюпочному делу. Специально выделенный унтер-офицер или боцман обучали кадетов гребле на шлюпке в гавани, показывали приемы обращения с парусами.
Совершенно новая, пока еще неосознанная, потребность общения с морем все больше влекла к себе Головнина. А совсем рядом, минуя ворота Военной гавани, в соседнюю Купеческую то и дело втягивались транспорты, шхуны, бриги с иноземными товарами. На палубах купеческих судов раздавалась иноплеменная речь. По трапам сновали матросы, выгружали привезенное из заморских стран добро, заполняли трюмы российскими товарами.
Загруженные суда вытягивались под буксирами, шлюпками на Большой рейд, уходили на запад в далекие страны. Вслед им задумчиво смотрел Головнин: «Где они, эти страны? В каких землях обитают сии корабли и люди? Чем занимаются и промышляют?»
В обычный обиход вошли понятия: Европа, Азия, Америка, Африка, Индия. Между ними океаны, Атлантический, Великий… Представлялась возможность все это увидеть, пощупать. Для этого надо много знать и уметь…
А пока с Запада повеяло дымком пороховым…
Шестьдесят лет «бабьего» правления на российском престоле не прошли бесследно для флота. За десятилетия, по существу, никто из правительниц не обращал достаточного внимания на вторую «руку» военной мощи державы. Корабли для флота строились без какого-либо плана. Деньги расходовались, а зачастую разворовывались, а толку было мало. Корабельным строением занимались люди иногда малосведущие, глава Морского ведомства, наследник престола генерал-адмирал Павел, больше любовался кораблями, не вникая в суть сложного механизма флотской жизни…
В свое время Екатерина обратилась к флоту для утверждения своего авторитета в Европе. Только благодаря мужеству и стойкости русского матроса состоялась Чесма. И в ту пору императрица доверяла больше иноземцам. Спиридов был душой и мозгом Чесменской победы, а лаврами увенчали в первую очередь графа Орлова и Грейга. Больше того, крупно проворовался англичанин, адмирал Эльфинстон, по его вине погиб линкор «Азия», и Эльфинстона ждал суд, но Екатерина отпустила его с миром домой…
Любила она и покрасоваться на кораблях. И не только. Для похищения своей соперницы, княжны Таракановой, [6] отрядила в Ливорно эскадру под командой Грейга.
Ничего не смысля в морском деле, императрица часто задавала тон во флотской жизни в мирные дни, пыталась верховодить моряками в военную пору…
На исходе мая шведы, без объявления войны, напали на пограничные русские посты в Финляндии. Обстановка на Балтике осложнилась, но Екатерина настояла на своем:
— Авось шведы образумятся. Отправляй-ка передовой отряд Фондезина в море Средиземное, — распорядилась она Чернышеву, — пускай в Копенгагене дожидается эскадру Грейга.
Видимо, императрице хотелось повторить успех Чесменского сражения. Тогда победа русского флота на много лет озарила славой ее трон. А славолюбия ей было не занимать, как метко подметил в те времена тайный советник, князь Щербатов. Более того, 2 июня в Петербурге заволновались — получили донесение: — «Шведский флот в составе двадцати с лишним вымпелов покинул свою главную базу в Карлскроне и вышел в море в неизвестном направлении». Тем не менее императрица своего решения не изменила.
5 июня три русских 100-пушечных линейных корабля «Саратов», «Три Иерарха», «Чесма», имея на борту 500 человек сухопутного войска, под флагом вице-адмирала Фондезина, снялись с якоря. Адмирал Грейг выслал следом для наблюдения за шведским флотом три фрегата. «Мстиславец» направился к Карлскроне, «Ярославец» — к Свеаборгу, «Гектор» — к Аландским шхерам.
У выхода из Финского залива шведская эскадра встретила отряд Фондезина. Командующий приказал не салютовать шведам. С 1743 года русско-шведский трактат отменил взаимные салюты. На флагмане шведов герцог, генерал-адмирал Карл Зюдерманландский вызвал своего флаг-офицера:
— Садитесь в шлюпку и передайте русскому адмиралу, что я требую салютовать флагу флота короля Швеции.
Через полчаса шведский офицер передал Фондезину требование герцога.
«Шведы явно и нагло ищут повод к столкновению, — размышлял вице-адмирал. — У нас три вымпела, у них двадцать восемь».
— Передайте его высочеству, что у меня нет никаких оснований салютовать шведскому флоту, однако, учитывая, что его высочество является братом короля и приходится родней нашей государыне императрице, русские корабли из уважения к родственным отношениям произведут салют…
Не успела шлюпка пройти полпути, как загремели залпы. Герцог самодовольно усмехнулся, но, узнав ответ русского адмирала, скис. Известие об этом случае дошло до Петербурга, а следом курьер из Стокгольма привез сообщение — король Густав выслал из Швеции русского посланника Разумовского.
На что же рассчитывал король и какие цели преследовал, развязывая войну?
Учитывая войну с Турцией, зная об ослаблении Балтийского флота и незащищенности границ России, Густав основной удар решил нанести на море. Вначале он намеревался разбить главные силы русских в Финском заливе и открыть путь к Петербургу со стороны моря. Блокируя остатки русских кораблей в Кронштадте, Густав намеревался затем высадить у Ораниенбаума или Красной Горки 20-тысячный десант. Эти войска и должны были захватить Петербург.
На севере, в Финляндии, предполагалось действие отдельных армий, чтобы оттянуть силы от русской столицы. Самонадеянный король бахвалился придворным:
— Мы быстро захватим Финляндию, Эстляндию, Лифляндию по пути к Петербургу. Мы сожжем Кронштадт, затем я дам завтрак в Петергофе для наших прекрасных дам. Наши десанты сомнут русских у Красной Горки и Галерной гавани, а затем я опрокину конную статую Петра.
Положение в самом деле было угрожающим. Императрица нервничала. Своему секретарю Храповицкому она пожаловалась :
— Правду сказать, Петр I близко сделал столицу. Екатерина II лукавила. При Петре столица стояла на том же месте, однако войска и флот были всегда начеку. Устремив все внимание на южные рубежи, она недооценила опасность. Сказывался и возраст — возникли старческие недуги, которые Екатерина упорно не желала замечать. Между тем угроза была явная.
Финская граница была, по существу, открытой — вдоль нее расположились редкие слабовооруженные крепостные гарнизоны. Морские силы оскудели — ушел отряд Фондезина, вслед собралась эскадра Грейга, а ведь шведы готовили главный удар на море.