Голова бога (Приазовский репортаж) (СИ) - Страница 9

Ловко выдумано, — подумал Аркадий. — Под таким прикрытием приезжий может колесить по всему уезду — и ни у кого вопросов не возникнет, чего он рассматривает. Верней, вопросы наверняка будут, но совсем иные. С разных сторон ему будут предлагать взятки. А он может их брать и с чистой совестью говорить, будто сделает все, что в его силах.

— Муравьев… — спросил один из офицеров из свиты Ники. — Случайно не ваш родственник генерал-губернатор Восточной Сибири? Я только что оттуда, с Уссури. Недавно горячо было — чуть не до войны с китайцами.

— Нет, просто однофамильцы, — улыбнулся штабс-ротмистр. — И как там китайцы?

С китайцев разговор перешел на японцев, коих офицер-артиллерист видел на Уссури. Их он счел потешными:

— Наряжены как туркестанцы или бабы в халаты, огнестрельного оружия не знают. А шашки свои носят, представляете, за плечами?..

— Как думаете, не стоит ли перенять и это у басурман?… — спросил с серьезным выражением лица генерал Рязанин.

— Носить шашку за спиной довольно опрометчиво, ибо вынимая ее можно порезать уши, — ответил граф.

Подхалимы засмеялись, но когда увидели, что сам генерал серьезен, смех срезало.

Аркадий огляделся: штабс-ротмистр выскользнули уже из разговора, и теперь разговаривал с протоиреем. Они о чем-то спорили, и Его Высокоблагословение даже грозил офицеру перстом.

По изрядно опустевшей бутыли с наливкой городничий постучал ложкой, привлекая к себе внимание. Когда оборвались самые невежливые разговоры, он заговорил:

— Господа! Приношу извинения, однако журфикса во вторник не будет!

Над толпой пролетел ропот, но совсем непохожий на тот, что случился во время затмения. Это было недовольство объевшегося сластены, от которого отодвинули новый сладкий кусок.

— …но в среду, шестого числа ожидаю вас на именины моего брата.

Снова раздался шум, но совсем иной — возбужденный. Иногда празднование именин — весьма выгодное занятие, если подойти к мероприятию с умом. Говорили, к примеру, что прибыль от именин городничего превосходит его жалование. Меж собой купцы невесело шутили, что будь у Рязанина двое именин в году — некоторые бы купцы просто разорились.

Но в тот день многим показалось, что тут дело может быть взаимно выгодным.

Лишь Колокольцев спросил.

— Уместно ли устраивать вечера, праздновать пышно именины, когда Отчизна в опасности?

— Бросьте, — за брата ответил Рязанин. — Неизвестно, сколько именин нам осталось справить в этой жизни.

Генерал хотел что-то возразить, но взглянул на жену, и лишь хмыкнул.

Гости расходились. Со своими спутниками мимо Аркадия прошел Николай.

— Хочется пива в самом безобразном смысле этого слова, — сказал он, — А не переброситься ли в картишки по-маленькой, господа. Аркадий, вы с нами?…

— Мне маменька не велела в карты играть.

— А мы ей не скажем! — с задором бросил офицер, прибывший с Уссури.

— Ей говорить и не надо. Она на небе и все сама видит.

Генералы расположились в доме городничего. Граф с супругой занял гостевую комнату, генерал Рязанин — комнату Николая. Тот и часть его приятелей шумно откочевали за город, в летнее имение родителей — подальше от надзора папеньки и маменьки.

Генеральских адъютантов в шутку переименовали во флигель-адъютантов, ибо поместили их во флигеле городского особняка. Тех из генеральской свиты, кому не нашлось места у Рязаниных, поселили в пансионе мадам Чебушидзе. Там же остановились и остальные друзья Ники, которым лень было ехать в деревню, откуда все равно пришлось бы совершать набеги на город.

Единственным, а верней, двойным исключением стали два молчаливых горца, охранявших графа. В комнату, определенную чете Колокольцевых они не входили, но спали по очереди, на пороге, лишь бросив на доски дерюгу да подложив под голову какие-то кожаные сумки.

— Пока дети гор спят на полу, подложив булыжник под головы — нам Кавказ не победить, — заметил зашедший к Аркадию в типографию Ники. — Так и будем слать туда поэтов, а получать оттуда — гробы.

— Так что же делать? — удивлялся такому суждению Аркадий. — Вовсе уйти с Кавказа?…

— Ну отчего это вдруг уйти? Просто надобно научить их спать на кроватях, приучить к роскоши, к цивилизации. Я вот слышал, что эти башибузуки отрезают головы, и в них хранят воспоминания… Но и мы, ребята — не промах. Я не помню, рассказывал ли… Года полтора назад, на Кавказе мне удалось подкрасться к их пикету. Успел одного снять, второй меня, правда, чуть со скалы не сбросил. Хорошо, что ребята подсобили, а то бы таки сбросил.

Историю, конечно же, Аркадий слышал многократно, потому что чем-то Николаю она нравилась даже больше незабвенной атаки в Крыму.

Николай еще звал одноклассника покутить, но Аркадий снова отказывался.

На то имелось несколько причин: работы было много, а денег — мало, и один вечер в компании с беспечными офицерами мог пробить в финансах дыру, размером с Триумфальную арку. А во-вторых, не очень-то и хотелось. На примете у Аркадия было занятие более интересное.

Штабс-ротмистр оказался несколько раз прав. Во-первых, шифр действительно увлек Аркадия, почти на сутки вывел из равновесия. Юноша думал только о нем, просыпался ночью, в бедном свеет луны делал пометки… Но всего, чего добился это понял, что, во-вторых, простота шифра оказалась обманчивой.

Вряд ли ключом к шифру было что-то необычное. Скорей слово это или фраза были на слуху.

Аркадий извел кучу бумаги, сточил два карандаша, пытаясь взять задачу на арапа, но русская словесность действительно оказалась не к месту богатой. Пословиц, поговорок крылатых фраз крутилось в памяти сотни. А что если код открывала предложение банальное, вроде: «какой нынче день недели?» а то и вовсе что-то матерное.

Об этом юноша думал, вращая тяжелое колесо печатного станка. Размышлял о том же, вбивая сыну купца третьей гильдии правила написания «ѣ», «ѵ», «ѳ» и «і». Думал так усердно, что к обеду разболелась голова.

Скромный обед не принес облегчения, и Аркадий решил вздремнуть. Под кроватью лежала припасенная для особых случаев бутылка дрянного, но крепкого вина. Немного поборовшись с совестью, Аркадий заключил, что особый случай уже наступил.

Он сделал большой глоток, поморщился от кислятины. Прислушался: ветер крался по саду, да лениво ругались хозяин дома и его жена. Аркадий прилег на топчан. Мир, как не банально это звучит, закружился…

Проспал он долго. Когда проснулся, солнце, светившее ранее в дверь, сейчас перебралось в окошко. За стеной все также переругивались хозяин и хозяйка.

Луч солнца, пробившись в щель меж занавесей, лег на стол, перечеркнул бумаги полосой света, где-то в два дюйма, обозначил по два слога.

Аркадий сглотнул, и дал себе слово поставить в церкви свечу перед иконой Спасителя — в тот момент ему показалось, что узрел он Знак Господен. И в последствии мнения юноша не изменил. Лишь позже столковался сам с собой, что свечку он поставит не самую дорогую и то — когда появятся деньги.

За порогом комнаты был вечер, но не то чтоб поздний, и Аркадий заспешил со двора прочь, вверх по улице. Ему казалось важным — рассказать о своем открытии штабс-ротмистру. Но с каждым шагом уверенность чуточку улетучивалась, и ее почти не осталось, когда он подошел к дверям пансиона.

Входить не пришлось — в дверях пансиона Аркадий налетел на вдову Чебушидзе.

— Где штабс-ротмистр, что на втором этаже квартирует?

Старуха задумалась. Еще недавно единственный постоялец занимал ее мысли мало. Теперь у нее было много жильцов, и то были обычные служаки, вполне понятные вдове.

— Ушел вот недавно, — вспомнила вдова наконец.

— Как ушел? Куда ушел?

К удивлению Аркадия, вдова сообщила, что постоялец, надев партикулярное платье, взял с конюшни свою лошадь и со двора свернул налево, и, стало быть, отправился на восток.

Подождать или отправиться вдогонку? Нет, вдова не знала, когда он вернется.