Голова античной богини - Страница 30
— Тоже мне индеец, — буркнула Витя.
Но было ей и любопытно и завидно. Надо же! Притаился где-то, как индеец на тропе войны, всё вызнал, а его никто и не заметил. А теперь придумал что-то, пока она, Витя, как курица, кудахтала: ах, пропало, ах, пропало!
Конечно же, Федькин отец передал голову «покровителю искусств», лохматому Аркадию Витальевичу! В этом Витя тоже не сомневалась. «Аркадий Витальевич! Неужели же он такой подлец — подумала она к тут же вспомнила его лицо во время разговора с Федькиным отцом. — Да, подлец! И никакой он не покровитель искусств, он просто ворюга и спекулянт, наверное!». Губы её сами собой искривились от отвращения, а ногти впились в ладони, так крепко сжала она кулаки. «Ну, погоди! Ну, погоди, искусствовед липовый!» — прошептала она.
— У меня есть план, — сказал Андрюха, и глаза его сверкнули фиолетовыми искрами, как у дикого кота.
«Ну вот, конечно, у него уже и план есть», — подумала Витя.
— Выкладывай, — коротко сказала она.
Но Андрюха, если даже и заметил нотки неприязни в её голосе, не обратил на них никакого внимания.
— Для этого, — сказал он, — нам необходим Жекете.
— Жекете?! — изумилась Витя.
— Да, — твёрдо ответил Андрей, — надо его поскорее позвать, пока твой отец не приехал с милицией.
— Да зачем, зачем нам этот несчастный Федька-то нужен? — закричала Витя. Терпение её истощилось. Не могла она больше разговаривать с этим невозмутимым типом.
Андрюха улыбнулся и пояснил.
— Ну рассуди, — сказал он, — сейчас приедет с милиционерами твой отец, они заберут Федьку и повезут домой. Там его неустрашимый батя, Геннадий Савельич, поупирается с полчаса и расскажет, кому отдал мраморную голову. И мы сами ничего уже не сделаем. Но суть даже не в этом…
— А в чём? — спросила Витя.
— В том, что, где сейчас Лохматый, неизвестно. Может, он уже чемоданы укладывает. А мы пойдём прямо к нему. Жекете в глаза ему заявит, что всё рассказал в экспедиции.
— Да Жекете его в глаза не видел!
— И хорошо! Зато мы его в глаза видели, этого субчика! Пусть попробует не отдать! И ещё…
— Что ещё?
— Ещё Федьку жалко, — Андрюха смутился, — хоть он и не очень-то приятный парень. И голову утащил. Но ведь он же человек! Он же сам пришёл, у него же совесть заговорила! Запутался он! Ну представь — столько на человека сразу навалилось — с ума сойти! Как же он дальше жить-то будет? Если мы с его помощью голову принесём, совсем ведь другое дело! Мы же сразу две головы выручим — Федькину и богини.
Витя с изумлением глядела на Андрея.
— Вот уж не ожидала, — прошептала она, — не ожидала, что ты такой. Я о тебе думала хуже. А ты добрый…
Андрей залился румянцем и пробормотал:
— Скажешь тоже…
— Только я не уверена, что этот Аркадий Витальевич так уж сразу отдаст нашу богиню. Видно, это жулик ещё тот — о-го-го! Помнишь, как перед ним Федькин отец лебезил. И всё-таки, может быть, — нерешительно сказала Витя, — может быть, просто сказать отцу, где живёт этот лохматый.
Андрюха рассвирепел.
— Просто, просто! Попроще ей захотелось! Так и проживём всю жизнь и ничего сами не сделаем!
И такая убеждённость была в словах Андрея, такое у него было отчаянное лицо, что Витя заколебалась.
— А где Станислав Сергеевич? — неожиданно спросила она. — Что-то давно его не видно.
Андрюха на миг смутился.
— Батя дома. Мама отпуск взяла на недельку. Всё-таки восемь месяцев они не видались.
Вдруг он разозлился.
— Ты прямо скажи: трушу и всё! — прошипел Андрюха.
Витя смерила его с ног до головы высокомерным взглядом, повернулась и пошла за Жекете.
Глава девятая и последняя
Понурый Жекете пришёл в Витином свитере.
Какая-то из тёток — так, седьмая вода на киселе — недавно научилась вязать и осчастливила Витю одним из первых своих произведений. А попробуй откажись — обида на всю дальнейшую жизнь, хоть и был этот свитер Вите до колен, и рукава, как у Пьеро, болтались. Тётка утверждала, что детям надо вязать на вырост, а так как собирала Витины вещички в дорогу эта самая тётка, свитер попал в сумку. Жекете здорово повезло: свитер был ему впору. А самое главное, скрывал драную на спине рубаху и глубокие царапины, обильно залитые зелёнкой. Первому своему пациенту Витя лила зелёнку от души.
Свитер чёрный, лицо Федьки бледное, измученное тревожными мыслями и бессонницей — ну просто узник какой-нибудь темницы сырой, и всё тут!
Но вот что удивительно — Федька вообще здорово изменился.
Вместо крикливого, вихлястого, неприятного всем, глупо задиристого мальчишки стоял печальный, задумчивый парень. И было в лице его что-то такое…
Витя никак не могла припомнить нужное слово. Прищёлкнула пальцами: «Ну же! Ну!» — и наконец вспомнила. Перед ней стоял очень поумневший человек. Она ещё не знала, может ли за считанные минуты, ну пусть часы (у него ведь несколько часов было, чтобы выкарабкаться из чулана), может ли так заметно поумнеть человек. Но за то, что Федька поумнел, она бы голову дала на отсечение. «А может быть, он всегда такой был, да мы не замечали? Может, он и кривлялся оттого, что не замечали?» — подумала она.
На Андрюху новое обличье Жекете не произвело ровно никакого впечатления. Он только хмыкнул, оттянул на животе Федькин свитер и сразу приступил к делу.
— Ты хочешь, чтобы голова богини вернулась туда, откуда ты её унёс? — резко спросил он.
Лицо Жекете покрылось красными пятнами.
— Да, — твёрдо ответил он.
— Тогда слушай, — непреклонно продолжал Андрей.
Федька сообразил всё на удивление быстро.
Надо было видеть, как он обрадовался! На глазах его даже слёзы выступили.
Витя деликатно отвернулась.
— Ребята, — прерывающимся голосом сказал Жекете, — ребята, вы… даже не представляете… — Он махнул рукой. — Да я… я что угодно сделаю! Ведь батю за это… его ведь в тюрьму посадить могут. И вообще… Я же не вор, ребята! Честное слово! Мне нравится здесь работать!
— Ладно, — прервал его Андрей, — всё ясно. Потом поговорим. Пошли.
Он быстро зашагал по крутому склону, потом побежал.
Витя и Федька бросились вдогонку.
Они бежали, потом переходили на шаг и, отдышавшись, снова бежали.
Витя думала об одном: «Не отстать! Выдержать. Не отстать от мальчишек!»
Потом она втянулась, стало легче.
За два квартала от дома, где жил Лохматый, под раскидистой старой акацией остановились.
— Отдохнём, — сказал Андрей, — разговор будет трудный, надо отдышаться.
Витя прислонилась к шершавому стволу дерева, подняла глаза. Акация тонко трепетала своими листочками. И когда глядишь на эти нежные, полупрозрачные листочки (про них и не скажешь — листья), становится понятно, зачем у этого дерева имеются ещё и длинные, острые колючки: для равновесия, наверное.
Мальчишки о чём-то шептались. Витя прислушалась и уловила последние слова, сказанные Федькой:
— …сами справимся!
— Нет! Все вместе! — громко и резко, как отрезал, ответил Андрей.
Витя сделала вид, что ничего не поняла, но про себя усмехнулась.
«Федька-то! Заботится! Чудеса. Только Андрюха знает, что я всё равно пойду!»
К домику Аркадия Витальевича (он же «Лохматый», он же «покровитель искусств») подошли незаметно, вдоль забора.
Отворили калитку и, уже не скрываясь, вошли во двор, поднялись на резное крылечко.
Андрей громко постучал. Никто не ответил.
Ребята тревожно переглянулись.
Федька изо всех сил, так, что стёкла в окнах задребезжали, грохнул кулаком. Дом молчал.
Отчаяние охватило Жекете, он вновь забарабанил кулаками, потом повернулся к двери спиной и несколько раз саданул в неё каблуками.
Ти-ши-на. Зловещая какая-то, будто притаился кто и не отворяет, подсматривает незаметно за ребятами.