Голоса в моей голове - Страница 8
– Он скорее вернется с того света, чем умрет, так и не отведав бургер, – добавила его девушка, и в ту секунду я впервые услышал ее голос и вспомнил о ее существовании.
Она все еще продолжала вульгарно жевать жвачку, но мне уже не хотелось плеснуть в нее вино. Я слишком отходчивый человек.
– Расскажи мне, что тебе сказал редактор? – Спросил второй друг, аккуратно прижав к себе девушку.
– Ничего нового.
– Люди не видят того, что видишь ты. В этом их огромная проблема. Но ты тоже не должен считать, что видишь все наяву.
– Хочешь сказать, что я пишу наигранно?
– Нет. Ты сам об этом подумал.
– Я просто пишу. Просто пишу. Видимо, – я сделал паузу, – пора перестать верить в эту чушь.
– Перестанешь писать?
– Нет. Я же не дурак. Я продолжу писать без глупых надежд на светлое будущее. Просто надо осознать отсутствие таланта и дальнейшей славы.
– Это не так печально, как кажется.
– Ценить искусство, но оставаться бездарностью? Мне кажется, это самое печальное, что может случиться с человеком.
– Фу, ну и вонючий же этот горький шоколад! – Перебила нас вдруг его девушка.
– Зачем ты тогда ешь его? – Спросил он.
– Потому что он полезен. Но я его ненавижу. Он противный и гадкий. Мне становится плохо только от одного его вида.
– Ты постоянно ешь какую-то ерунду, от которой тебя тошнит. В чем проблема перестать это есть?
– Я набрала лишние килограммы. Знаешь, насколько это ужасно? Я и так полгода сижу на этих диетах, правильном питании, а ту еще и шоколад. Поддержал бы меня хотя бы.
Она демонстративно скрестила руки на груди, повернулась от него и села в пол оборота. Насколько же все банально.
– Ты ешь горький шоколад, – сказал я вдруг.
– Что? – Она посмотрела на меня как на призрака, очутившегося в центре бара и вмешавшегося в их тайный разговор.
– Ты ешь горький шоколад и жалуешься на жизнь. Но на самом деле, ты просто ешь горький шоколад.
– Гениально, – ответила она, так и не поняв смысла моих слов.
– О чем ты? – Вдруг спросил мой друг.
Меня это удивило, наверное, так же сильно, как если бы вы узнали, что ваша мама на самом деле не умеет готовить, а все это время заказывала еду из ресторана. А ваш любимый писатель признался в плагиате своих книг, потому что хотел побыстрее заработать денег. Именно это отвлеченное описание моих чувств полностью отражает всю глубину проблемы.
– Ты правда не понял? – Уточнил я, глядя ему в глаза.
Он слегла помедлил с ответом, облизнул губы, взглянул на свою все еще обиженную девушку и посмотрел на меня тем невинным взглядом, каким дети пытаются задобрить родителей.
– Да, не понял. Ты иногда так странно разговариваешь. Будь проще, зачем скрывать смысл? Тем более, когда люди этого не понимают. Я никогда такого не делал.
Я нахмурил брови и почувствовал какую-ту тяжесть прямо на лбу. Она распространилась по всему лицу и мигом дошла до губ, так что я уже не смог разжать их, чтобы вымолвить хоть слово в ответ.
Лицо моего друга потемнело, расплылось на фоне бушующего энергией танцпола и покрылось молочной пеленой тумана. Я потер глаза, медленно теряя уверенность в своей адекватности, и выпил весь бокал вина. Туман не исчезал. Это не было как с той женщиной в книжном магазине: облако окутало все его лицо и словно бы готовилось окутать собой и меня. Я не видел уже его черты лица, эмоции, мимику. Я больше ничего не видел.
Меня выкинуло на улицу, как старого бомжа, рыскающего в поисках ночлега. Где-то в груди билась всего одна фраза, которая не дает покоя мне до сих пор. «Зачем он мне солгал?»
Я встал с этой старой, трясущейся под моим весом скамейки, поправил свою растрепанную одежду и пошел дальше по улице. Каково это очутиться в прошлом? Вы когда-нибудь спрашивали себя об этом? Я задавался этим вопросом постоянно, и, кажется, Вселенная услышала меня именно в тот день, когда я попал в эту пугающую секту ораторов. Именно ораторы, да. Статный вид, уверенный, твердый голос, уместные жесты, убедительность и настойчивость. Конечно, я многое мог тогда обсудить в своей голове, но единственное, что меня по-настоящему волновало – почему именно зеленые стены? Болотный цвет провала. Создается впечатление, будто это сборище неудачников, нашедших приют в подвале торгового центра, куда не может пробиться даже капля света. Не символично ли? Глупые мысли, согласен. Но они отвлекали меня от кровавого тумана, который постепенно заполнял все мои переживания.
Пока я шел мимо серых тоскливых зданий, пытаясь не выходить из тени, меня обуревала волна сомнений, касающаяся той необычной актрисы. А ждет ли она? Помнит ли она о нашей встрече? Не знаю, насколько важным это было для меня, но я об этом думал. Я закурил. Выдыхая дым, я избавлялся от напряжения, отчего моя любовь к сигаретам становилась все сильнее. Я еще долго слонялся по улицам города, пока ждал окончания спектакля. По пути мне встретился парень (скорее всего студент), который лежал на тротуаре и с растянутой до ушей улыбкой слушал музыку. Я остановился, чтобы узнать, зачем он это делает, но немолодая упитанная женщина уже свирепо бежала к нам, что прогнать его. Она вопила, кричала, пару раз ударила его ногой. Но все, что он отвечал ей, да и любому, кто подходил к нему и пытался помешать его отдыху:
– Отстаньте от меня. У нас есть право выбора, поэтому я выбираю лежать на тротуаре.
До чего иронично. Пока я стоял и наблюдал за всем этим процессом, вокруг него собралась толпа с телефонами и нагло снимала все на видео. Люди реагируют на такие внезапные протесты, как аборигены на незнакомое животное. Животные инстинкты, что поделать. Однако они не видели, а может и не хотели видеть, что отчасти (совсем крохотной) он был прав. Право выбора всего лишь иллюзия, позволяющая уверовать нас в том, что мы принимаем осознанное разумное решение. Но, на деле, мы всегда выбираем из того, что нам навязывает общество. Одежда, которую мы носим, еда, которую мы едим, внешность, которую мы меняем, – все это выбор общества, умело скрытый за так называемой конкуренцией фирм, мнимой рекламой и бесполезными увеличениями ассортимента. Наша проблема в том, что мы не хотим этого признавать. Если нам дадут на выбор два яблока: красное и желтое, какой бы выбор мы не сделали, ни одно из яблок не станет зеленым – таким, какое мы хотим по-настоящему.
Когда я подошел к театру, из-за легких прозрачных облаков выглядывали последние лучи солнца, прожигающие небо своим огнем и оставляющие меня наедине с жарким августовским вечером. Около меня толпились назойливые подростки, мнимо считающие себя бунтарями. А назойливы они были, потому что просили сигареты каждые десять минут. Я тогда не совсем осознавал причину моего отказа, но покурить им так и не удалось. Глядя на них, я с отвращением вспоминал свои школьные годы, которые надоедливо тянулись как резина. Закончив школу, я готов был устроить пьяную праздничную вечеринку и навсегда забыть об учебе. Но, к сожалению, система предполагал поступление в институт, и, недолго думая, я выбрал самое неприхотливое и дешевое место в нашем городе. По некоторым обстоятельствам отучиться мне так и не получилось, но я вовсе не расстроился. Понимаете, все эти школы и университеты мне противны как манная каша. Образование представляет из себя полуразрушенную систему безразличия: родители отправляют детей в первую попавшуюся школу, чтобы их не упрекнули в плохом воспитании, дети с отвращением посещают бесполезные занятия, на которых не учат ничему, кроме алфавита и таблицы умножения. Учителя совершенно безразлично подают материал, строго следуя программе, составленной ничего не мыслящими в этой сфере людьми. В итоге – полное отсутствие перспектив и как такового всестороннего творческого развития. К восемнадцати годам этих же детей заставляют выбирать профессию, которой они посвятят всю оставшуюся жизнь. Но поверьте мне, если бы эти дети знали, что хотят получить от жизни, они бы и в школу перестали ходить. Самообразование – единственная полезная и самое главное желанная часть развития. Если ребенку нужны знания, он их и без вашего обучения найдет. Если же нет, то нет уже и никакого смыла переживать, ваша насильственная учеба это не исправит.