Голос свободы - Страница 49

– Да. Был здесь.

– Куда он движется?

– На восток. На ту сторону реки. Вам его не остановить.

Сальмуса нахмурился. Голос Свободы что, идиот? Как он пересечет Миссисипи? Это нереально!

– Он ведь едет в Сент-Луис, так? – спросил кореец.

– Нет. Это обманка. Он едет в Арканзас, там есть переправа.

Сальмуса понимал, что ему нагло врут, но по решительному лицу видел, что правды не добьется.

– Прикончите их, – приказал он солдатам. – Выдвигаемся в Сент-Луис. Туда он рвется.

Пехотинцы выпустили в партизан шестьдесят пуль, а потом битых полчаса развешивали трупы по деревьям в городском парке.

12.10.2026

Бен с Келси дико устали. Они уже три месяца были в бегах. Пока им удавалось на шаг опережать преследователей. Не раз они в последний момент уходили из-под носа корейцев. Запутывая следы, они возвращались по собственным следам, даже заехали в Канзас-сити, чтобы оттуда выйти в эфир, а потом снова отправились в Сент-Луис. Уокер знал, что он под прицелом. Всех, с кем он имел дело, ловили и убивали. Достаточно было поговорить с человеком, чтобы обречь его на смерть. Но он продолжал собирать информацию, наращивать сеть помощников и обращаться к американскому народу со словами правды. Только работа держала его на плаву. И Келси. Но он замечал, как утомила ее жизнь на колесах. Обоим было трудно все время срываться с насиженного места, но ей приходилось тяжелее.

Несмотря на радиационное заражение, на западных окраинах Сент-Луиса еще теплилась жизнь. Те, кто не смог уехать отсюда, отползли подальше от мучительной смерти. Некогда оживленный город превратился в кладбище, укутанное, будто саваном, ядовитыми испарениями с реки. Находиться рядом с Миссури с каждым днем становилось все опаснее. Отрава успела подняться от Миссисипи до острова Пеликан к северу от Сент-Луиса. Множились случаи лучевой болезни. Тысячи людей умирали.

Через нескольких членов сопротивления с радиостанциями Бен с Келси вышли на небольшую партизанскую ячейку в Сент-Питерсе, северо-западном пригороде Сент-Луиса, откуда до Миссури было миль пятнадцать. Возглавлял ячейку Томас Бендикс, бывший профессор истории из Университета Сент-Луиса. Под его началом было всего девять человек, мучительно не хватало людей и оружия. Они ездили на велосипедах, жили в заброшенном мотеле на съезде с семидесятого шоссе. Они сумели починить радио, откуда Уокер и узнал об их существовании.

Пообедав яичницей, поджаренной на электроплитке, запитанной от генератора, партизаны собрались в фойе мотеля. Бендекс оставил четырнадцатилетнюю Сэмми, сироту, следить за эфиром, пока взрослые будут обсуждать планы. Оружие было у пятерых. Среди них – Даррелл Джулиан, эдакий местный Коннор Морган, ветеран боевых действий, готовый драться до конца, и Марта Мэллой, крепкая байкерша, вся в татуировках. По ее словам, 9-мм Браунинг раньше принадлежал мужу, погибшему в первые же дни корейского вторжения. Перед совещанием Мэллой пригласила Келси к себе в номер и показала мотоцикл «Кавасаки Зет-1».

– На ходу, заправлен, мало ли, вдруг придется драпать, – объяснила Мэллой.

Еще байкерша снабжала партизан выпивкой в любых количествах, хотя об источнике предпочитала не распространяться.

Профессор Бендикс передал по кругу бутылку водки из запасов Мэллой и взял слово.

– Мы рады видеть Голос Свободы и его коллегу. Мы всей душой болеем за ваше дело.

– Спасибо, – ответил Уокер. – Сопротивление держится на плечах таких людей, как вы.

Мэллой фыркнула.

– Издеваешься? Мы на ногах-то едва стоим, а ты нам на плечи сопротивление сажаешь. Прямо скажем, Сент-Луис трудно назвать центром борьбы.

– Это потому, что ты бухаешь, как не в себя, а на разведку не ходишь. Мы с ребятами всякое повидали, – подколол ее Джулиан.

Бендикс поднял руки.

– Мальчики и девочки, не ссорьтесь. Не при гостях.

Мэллой бросила на Бена с Келси взгляд прищуренных глаз.

– И вообще, большая часть партизан закопана на стадионе Буша.

– Еще когда река не была заражена, корейцы на стадионе Буша устроили братскую могилу для казненных «диссидентов», – объяснил Бендикс. Пока Уокер переваривал информацию, руководитель обратился к бойцам. – Наш друг попросил совета в одном деле. Бен, изложи людям свой план.

Уокер кивнул.

– Я хочу попасть на ту сторону Миссисипи. Давно пора выяснить, что там творится. Мы получили оттуда сообщение, но наладить двустороннюю связь не можем. Похоже, до нас доходят записанные передачи, и мы не улавливаем в них смысла. Я и так потерял кучу времени. Надо решать вопрос.

– Как думаешь перебраться через реку? – спросил Джулиан.

– Тут-то мне и пригодился бы ваш совет. Как бы вы это сделали, если бы не было выбора? Что нам грозит?

– Без защитного костюма нельзя приближаться к реке ближе, чем на пять километров, – сказал Бендикс. – Речь идет как минимум о наборе высшей защиты с металлической подкладкой. И даже в нем не стоит подходить к воде. Костюм даст вам четыре, максимум пять часов. Там все зараженное. Воздух, земля, все, чего вы коснетесь. Самое плохое, что этот ужас творится по всей протяженности реки, от Канады до Мексики. Сдается мне, что единственный способ попасть на ту сторону – перелететь, а все самолеты под контролем у корейцев.

– А где расположены части корейской армии? Не в городе же?

– Конечно. У них организованы спецлагеря вдоль Миссури. На каждом перекрестке – блокпосты. На восток никого не пропускают. Сначала стреляют, а потом уже задают вопросы. И у них с защитой все в порядке. Чтобы проехать мимо них, понадобится как минимум танк.

– Где бы нам разжиться защитными костюмами? – задумался Уокер.

– На любом блокпосту, – предложил Джулиан.

– Солдаты ходят в защите?

– Естественно. Они переносят радиацию не лучше, чем мы. В город без защиты и носу не кажут.

– Они регулярно поджигают пригороды, – рассказала Мэллой. – Выдавливают людей из пригодных для жизни мест.

– Перебраться на ту сторону – дело нужное, – сказал Джулиан. – Только знаешь, ты прости, конечно, но это форменное самоубийство.

– И я твержу о том же, – неожиданно сказала Келси. Уокер неодобрительно посмотрел на нее. Она встретила его взгляд. – Ну да. Хочешь умереть от лучевой болезни? Помнишь людей на дороге? А они ведь поймали совсем небольшую дозу.

Бену не понравилось, что Келси вытаскивает их разногласия на всеобщее обозрение.

В дверь кабинета просунула голову Сэмми.

– Профессор, есть сигнал. Это наши!

– Простите, – встал с места Бендикс. Оставив Джулиана за себя, он скрылся в кабинете. Джулиан принялся излагать план нападения на грузовик, доставляющий припасы на корейские блокпосты.

– Раз в месяц грузовик развозит по точкам воду и еду, – сказал Джулиан.

Вернулся профессор.

– Через час придет груз. Выдвигаемся на место встречи. – Недоумевающему Уокеру Бендикс разъяснил: – Раз в три месяца мы получаем снабжение из Канзас-сити, от тамошних партизан. Они большие мастера тайных перевозок. В прошлый раз отправили фургончик мороженщика, жаль только, что без мороженого.

– Хорошо бы прислали оружия, – сказал Джулиан. – Как убивать врагов, когда у нас всего шесть стволов? Стоп, Марту не считаем. Значит, пять.

– Усохни, Джулиан, – рявкнула Марта. – Я так ловко обращаюсь с пистолетом, что скорее застрелю кого-нибудь из вас.

– Так отдай пистолет!

– Не могу. Это все, что осталось на память о Бугле. – Она склонилась к Келси. – Бугл – это мой муж.

Бендикс, Джулиан и еще двое мужиков надели пустые рюкзаки.

– Можно с вами? – спросил Уокер.

– Почему бы и нет?

– Поехали на машине. В наш внедорожник всяко больше влезет.

Джулиан предложил решать профессору. Тот кивнул, пожав плечами.

– Автомат не забудь.

Уилкокс решила остаться в мотеле. Чмокнув Уокера в щеку, она посоветовала ему не попадать под вражеские пули, и нырнула в комнату Марты. Бен видел, что в отношениях наметился кризис, временная разлука сейчас была как нельзя кстати. Их ждали в двухэтажном гараже в пустынном районе Олл-Сейнтс Виллидж, в трех милях от семидесятого шоссе на южной окраине Сент-Питерса. Еще со времен ЭМИ там остались машины, но Бендикс определенно сказал, что люди туда не забираются. Уокер припарковался на первом этаже, и партизаны высыпали наружу. Джулиан, не отнимая от глаз бинокль, крутил головой во все стороны. Пустота и заброшенность города навевали чувство, будто кроме них на свете вообще нет людей.