Голос погибшей планеты - Страница 5

— Чтобы напомнить людям о настоящей войне, которая угрожает не только радиацией, но и жаром атомной вспышки, и ударами взрывной волны… Пусть люди вспомнят, что от удара атомной смерти их не спасут жалкие таблетки этих аптекарей… — Со рассмеялся. — И ты, сынок, будешь той самой курочкой, которая уронит атомное яичко…

— Я?! — Меня захлестнули растерянность и ужас. — Я не смогу этого сделать, командир. Ведь там, в этом городке, люди, десять тысяч мирных людей…

— Десять тысяч наших потенциальных врагов, десять тысяч синих, — жестким голосом проговорил Со.

— Нет, мой командир… Я не смогу… Это же будет массовым убийством. Не надо этого делать, мой командир, не надо, прошу вас, прошу вас за Ва, за маленького Пе…

Со нахмурился, лицо его приняло жесткое и строгое выражение.

— Иди подумай, серьезно подумай, офицер-космонавт До, — тихо и сухо сказал он. — Я думал, что ты сильнее и тверже, сынок… Иди! Завтра ты дашь мне окончательный ответ.

Взволнованный, потрясенный, я вышел из кабинета командира базы и пошел домой.

«Как быть? — терзался я. — Как помешать совершению этого злодейского нападения на мирный городок, нападения, которое, как я считал, могло стать искрой, от которой запылает пожар всеобщей истребительной войны? Какой ответ мне дать этому человеку, который способен легкомысленно играть судьбами планеты?»

Через полчаса меня по тревоге вызвали в штаб, и дежурный офицер приказал немедленно вылететь на астероид с грузом сжатого воздуха и секретным пакетом для начальника смены косморазведчиков.

От почти незаметной площадки-причала, оборудованной на астероиде, я отчалил на восходе солнца. К нашему секретному разведывательному посту было трудно причаливать, и очень легко от него отчаливать: надо только убрать магнитные присоски, и космолет под силой притяжения планеты начинал падать в бездну. Потом на солидном расстоянии от астероида включались двигатели и прокладывался курс на нашу базу. К этому времени Желтая в иллюминаторах представлялась чем-то вроде крупного шершавого, тронутого полосками гнили апельсина. Входить в атмосферу планеты надо было по касательной, чтобы постепенно погасить неистовую скорость полета. Весь путь от астероида до нашего ракетодрома занимал около четырнадцати часов. Первые восемь часов космолет обычно вел автопилот — механизм надежный и проверенный.

И в этот раз я полностью доверился автопилоту, а сам решил по-штудировать новую инструкцию по космическим контактам — еще год назад я был включен в списки космопилотов, которые должны были лететь к далеким планетам, пригодным для колонизации. Эта инструкция была написана так бездарно и скучно, что я незаметно для самого себя заснул.

Меня разбудил резкий, тревожащий сигнал наблюдателя-индикатора. Я проснулся и сразу же бросил взгляд на маршрутную карту. Здесь все было в порядке — стрелка автопилота точно следовала линии проложенного курса.

Но на самой планете творилось что-то странное. На ее золотистокоричневой поверхности то и дело вспухали пепельные дымовые клубочки, мелькали ослепительные огневые вспышки.

Я не сразу понял, что это — война, это — начало гибели моей родной планеты.

А когда я понял, что вижу из космической дали, меня охватило жуткое чувство одиночества и отчаяния. И сразу же вспыхнула тревога за близких — за маленькую женщину с печальными огромными глазами, в которых тонешь, как в темном ночном озере, за маленькую девочку, которая еще недавно радостно приветствовала мой приход. А уж потом я вспомнил о моей задорной, смеющейся Ва и крошечном Пе, которого я никогда не видел. С удивлением и раскаянием я пытался понять, почему же это так? Неужели же эта темнокожая женщина и ее ребенок для меня ближе и дороже жены и родного сына?

А израненная, искалеченная Желтая планета уже стала размером с арбуз. Она вся дымилась и словно трепетала от мучений. Но атомные вспышки на ней стали значительно реже.

Я навел аппарат дальновидения сначала на нашу базу Багана, затем на столицу, где жили Ва и Пе. Но разглядеть ничего не удалось, кроме клубящейся бурой дымки. Таким же непроницаемым дымным заслоном была прикрыта и территория Синей республики. Показания радаров передергивались и искажались. Мне удалось разглядеть только несколько острых темных горных вершин, высовывающихся из океана клубящегося мрака.

Да, это была война. А я являлся военным, офицером-космонавтом старшего класса и не имел права на долгие размышления и сомнения. Я должен был действовать.

Атомного вооружения на корабле не было, имелись только два лазерных излучателя средней дальности и обычные автоматические пушки. Я проверил их и убедился, что все это вооружение в полном порядке. После этого занялся проверкой состояния средств защиты, как требовала инструкция. Облачился в антирадиационный защитный костюм, напоминающий космический испытательный. Пополнил необходимыми припасами и медикаментами заплечный ранец, не забыв уложить туда пять упаковок «спасительных» антирадиационных таблеток.

Каждые пять-шесть минут пытался установить радиосвязь с базой Багана. Но в эфире непрерывно грохотали какие-то разряды, то появлялись, то исчезали взволнованные, испуганные, истеричные голоса, требовавшие помощи, указаний, принятия мер, так же как и я, вызывающие кого-то.

Сразу же после входа в атмосферу планеты я выпустил крылья моего космолета. Вокруг машины за иллюминаторами забилось, затрепетало яростное багрово-фиолетовое пламя. Перестали действовать и приборы дальновидения, и радио, только стрелка автопилота медленно ползла по карте, придерживаясь красной линии проложенного курса.

Это было привычным по прежним полетам. Прежде чем заходить на посадку, предстояло не менее десятка раз обогнуть по пологой спирали всю планету, чтобы погасить бешеную космическую скорость и дать немного охладиться машине, раскаленной трением об атмосферу.

На высоте пятидесяти километров от поверхности планеты я отключил автопилот и взял управление «на себя». В это время я уже не думал ни о размерах атомной катастрофы, ни о судьбе близких мне людей — я превратился во что-то вроде бесчувственного робота, действующего по заложенной в него программе, — такова была сила военной муштры.

Скорость полета постепенно уменьшалась, огненные вспышки плазмы за иллюминаторами погасли, я почувствовал, что космолет послушно подчиняется движениям моих рук. Видимость стала быстро улучшаться, но мне было ясно, что на поверхности Желтой бушуют неистовые бури — это было заметно по мельканию просветов в беспрерывно клубящихся под крыльями тучах.

И приборы, и горные пики, мелькавшие внизу, показали, что я выхожу на нашу базу.

И тут резкий вскрик автонаблюдателя напомнил мне, что я в воздухе не один и идет война. Совершенно механически, по выработанному многочисленными тренировками правилу, я круто бросил космолет вверх. И почти коснувшись моей кабины, мимо скользнули дьявольские ослепительные лучи лазерных излучателей.

Потом мимо пронесся и напавший на меня космолет, похожий на остроносого и горбатого ящера. Это была какая-то доля секунды, но я успел разглядеть синие треугольники на его желтых крыльях и бьющее из дюз алое пламя.

Я знал, меня этому учили, что попасть в мчащийся космолет и лазерным лучом, и из автоматических пушек очень трудно — слишком велика скорость полета, и моего, и противника. Но в боевой карусели бывает одно мгновение, одна точка стремительного полета, когда космолет, набрав высоту, перед тем как броситься вниз, словно зависает в воздухе.

Приборы показали, как космолет, напавший на меня, вышел из пике и снова стал набирать высоту, чтобы обеспечить себе благоприятные условия атаки. Я нацелил оба лазерных излучателя в эту предполагаемую точку. И стал ждать. И нажал кнопки.

Я видел, как белые лучи перерезали космолет моего врага — отхватили у него левое крыло и отделили носовую часть.

Но в тот же момент что-то грохнуло у меня за спиной, мой космолет закружился облетевшим листком, в иллюминаторе замелькали горы, небо, облака, рыжая поверхность пустыни.