Голос погибшей планеты - Страница 17

Она убежала — маленькая, худенькая, какая-то жалкая.

После переданного по радиорепродуктору пожелания «Спокойной ночи» я, завернув Пе в одеяльце, вышел с ним в коридор.

Через несколько минут я уже стоял перед бронированной тяжелой дверью и набирал цифры шифра: пять-ноль-шестьдесят два. Дверь бесшумно раздвинулась. Я проскользнул внутрь и оказался в шлюзовой камере. Наружная дверь открылась простым нажатием кнопки.

Теплый сумрак летней ночи хлынул мне в лицо. Воздух был чистый, свежий, пахнущий хвоей. Но я знал, что каждый вдох этого воздуха увеличивает в организме сумму смертоносных частиц. Мне стало страшно не за себя, а за маленькое беззащитное существо, безмятежно посапывающее, у меня на руках.

Вездеход я отыскал быстро по примете — я оставил его под огромной старой елью.

Прежде всего я включил герметизацию, очистил воздух внутри машины, привел в действие аппараты фильтрации воздуха и воды. Затем я подумал, что следует дать Пе «спасительную» таблетку.

Но малыш спал так сладко, так улыбался чему-то во сне, что я не стал его будить, решив, что несколько минут нахождения в отравленной атмосфере для него не опасны.

Быстро проверив управление вездеходом и его сигнальные системы, я включил фары и вывел машину на дорогу.

Я ехал всю ночь. И всю ночь позади меня на раскачивающейся подвесной койке сладко посапывал мой маленький сын. И на сердце у меня было так хорошо и радостно, словно и война, и все пережитые ужасы являлись только тяжелым сном.

На рассвете Пе проснулся, с удивлением осмотрелся по сторонам и заплакал.

— Мама Мо! Хочу к маме Мо!

— Успокойся, сынок! Мама Мо скоро придет! — сказал я.

Он оглянулся по сторонам, лицо его стало изумленным и восхищенным. За окнами вездехода шел дождь. Его косые струи, освещаемые сильным голубоватым светом фар, казались серебряными струнами, живыми и подвижными!

Он с восторгом смотрел на омытые дождевыми струйками, словно лакированные листья деревьев, на клубящиеся низкие тучи, на реку, которую нам пришлось переезжать вброд. Потом дождь кончился. Пе восторженно приветствовал восход солнца.

— Что это? Что там горит? — закричал он.

Я остановил машину, быстро приготовил завтрак, накормил малыша и поел сам.

Пе ел и о чем-то сосредоточенно думал. Потом спросил:

— Это такое кино?

— Где кино? — не понял я.

— А вот там!

Он указал на окно, где разгорался ясный солнечный день.

Вопреки моим опасениям опытный космодром оказался целым и невредимым. В густом лесу была прорублена просека, посредине которой шла проволочная изгородь, по которой когда-то был пропущен ток. Сейчас ряды ржавой проволоки переплели зеленые змеи лиан. Я не стал стучаться в запертые массивные ворота, а просто-напросто протаранил их вездеходом, проехал через лесные заросли и оказался на пустом и безжизненном поле космодрома. Справа высилось серое бетонное здание штаба и лабораторий. Оно было пустым — зияли раскрытые двери, темнели треугольники окон. Слева вздымались, тронутые красной ржавчиной, гигантские полусферы ангаров, в которых когда-то стояли боевые космолеты. Сейчас ворота в них были раскрыты, космолетов не было. Очевидно, все они были подняты в небо по боевой тревоге, когда ракеты и космолеты синих брали курс на Селию.

Но меня интересовало другое — три небольших холмика, находящиеся в нескольких километрах от ворот. Я знал, что под этими бутафорскими горками на подземных стартовых площадках стояли космолеты дальнего действия. Разбрызгивая дождевые лужи, вездеход понесся к этим холмикам.

В одном из них, первом, вместо куполообразной вершины зияла темная дыра с оплавленными краями — свидетельство того, что космолета внутри нет, что он отправился в небесные дали.

Второй космический ангар был цел. Я остановил вездеход около массивных входных дверей и сказал Пе:

— Сынок! Я сейчас вернусь. Не трогай ничего в машине. Будь умненьким!

Выключив главные механизмы вездехода, я оставил включенной только очистку воздуха. Быстро выскочив из машины, разбрызгивая дождевые лужи, я подбежал к входу в ангар, сомневаясь, работают ли автоматические системы обслуживания. Они работали отлично, тяжелые половинки дверей вдвинулись в стенные пазы, пропустили меня внутрь и бесшумно задвинулись. В потолке засветились квадраты ламп дневного света. Я оказался в шлюзе санитарной обработки. Теперь нужно было убедиться, что космический корабль на месте.

Но внутренние двери не открывались, хотя я несколько раз нажимал на кнопку. И тут я обратил внимание на надпись: «Пройди санобработку и дезактивацию!». Я понял, что механизм дверей заблокирован и без этой проклятой санобработки мне внутрь ангара не попасть.

Выругавшись вслух, я встал на платформу дезактивации, нетерпеливо ворочаясь под ароматным искусственным ветерком, смывавшим с меня все следы вредной радиации и микроорганизмы.

Через десять минут я нажал кнопку внутренних дверей, и они бесшумно раздвинулись. Где-то высоко надо мной вспыхнули голубоватые прожекторы. Они осветили космолет дальнего действия, похожий на огромную спящую рыбу.

Смутное беспокойство за Пе побудило меня как можно быстрее выбежать наружу. За дверями меня на какое-то мгновение ослепил яркий солнечный свет. А потом я увидел…

До сих пор я не могу понять, каким образом мой малыш сумел открыть двери вездехода и выбраться из машины.

Сейчас он с веселым смехом бегал по лужам, разбрызгивая воду, и личико его сияло от удовольствия. Ведь он не знал, не понимал, что с каждым мгновением в его маленькое тельце вливаются частицы гибельной радиации, которой были насыщены вода в лужах, теплый, ласкающий ветерок, даже воздух, которым он дышал.

Я подхватил Пе на руки, вбежал в шлюз санитарной обработки и дважды подверг себя и сынишку воздействию дезактиваторных воздушных потоков.

Пе с любопытством подставлял тонкие ручки теплым ароматным дуновениям и смеялся. Этот ветерок шевелил и путал его легкие белесые волосенки.

Все так же прижимая к себе теплое худенькое тело сынишки, я вошел в ангар. Глаза моего Пе горели любопытством. Он был так заинтересован происходящим, что даже не задавал своих обычных вопросов: «Что это? Это что?».

По выдвинутому трапу мы поднялись в космолет. Но прежде чем проверить все системы жизнедеятельности космического корабля, я бросился в медицинский отсек, чтобы убедиться в наличии «спасительных» таблеток. И их, и всевозможных других лекарств на корабле был изрядный запас.

Приборы, показывающие уровень радиации внутри корабля и в ангаре, стояли на нуле.

Я приготовил себе и сыну питательную и сладкую молочную кашу, заправил ее несколькими «спасительными» таблетками, и мы сели завтракать. Пе ел с большим аппетитом. Я с детства не любил эту кашу, но теперь ел ее с удовольствием.

Потом я заметил, что Пе устал и у него слипаются глазенки. Я отнес его в «плавающую кровать», смягчающую перегрузки, неизбежные при взлете космических кораблей. Он сразу уснул, и я прикрыл прозрачную крышку кровати.

Затем я занялся проверкой наличия запасов пищи и воды, контролем за работой всех систем и механизмов космолета, включая автопилот и счетно-решающее устройство, рассчитывающее курс. Все это было мне знакомо по недавней практике.

Передо мной на широком пульте вспыхивали зеленые огоньки, сигнализирующие о благополучии. Да, корабль находился в идеальной готовности к дальнему полету. Счетно-решающее устройство быстро выдало все расчеты, а автоштурман — сложнейшая машина — проложил на пластмассовой ленте курс к далекой Голубой планете.

Я еще раз сбегал посмотреть на Пе. Он спал спокойно и сладко, подложив кулачок под щеку.

И тогда я сел в кресло пилота и стал готовиться к взлету.

Я слышал, как трап с гудением вошел в тело корабля, плотно закрыв входной люк. По моему радиосигналу медленно раздвинулась механическая полусфера потолка, а космолет стал постепенно поднимать острый нос, становясь на корму. В глаза мне хлынули потоки солнечного света.