Голос ангела - Страница 49

– Как оклад мог оказаться в Борисове? Его кто-то привез?

– Без сомнения, привезли его сюда давно, я полагаю, почти два столетия тому назад. В тысяча восемьсот двенадцатом году император Наполеон, ограбив московские соборы, отступая, потерял на Березине часть награбленного. Скорее всего оклад попал в Борисов именно таким путем.

Следователь Марат Луговский провел ладонями по лицу, стирая с губ улыбку:

– Здесь много говорят о кладах Наполеона, говорят все кому не лень. Но никто еще ничего, относящегося к сокровищам, похищенным Наполеоном, не находил. Андрей Алексеевич, я перед поездкой сюда наводил справки у историков, археологов и музейных работников, так вот, никто из них не смог предъявить факты или хотя бы подтвердить находку части сокровищ, похищенных Наполеоном. Вы меня, конечно, извините, но, по-моему, клад французского императора – не более чем легенда.

– Нет, – встрепенулась матушка Екатерина, – и мой муж, царствие ему небесное, тоже считал, что существуют сокровища Наполеона, но люди до них не могут добраться, потому что на сокровищах лежит проклятье. И земля их надежно прячет, не желая отдавать в человеческие руки. Все жители нашего города уверены, что сокровища существуют, и пытаются их найти. Хотя, возможно, поиски скоро закончатся: после того, как перекроют реку и пойма уйдет под воду. Тогда уж никто до клада не доберется.

Следователям хотелось закурить, но в доме священника они не могли себе это позволить.

– На месте убийства Кузьмы Пацука, – сказал Холмогоров, – в сарайчике на берегу реки, я нашел кусок материи. Именно на нем отец Михаил фотографировал оклад. Можете показать его, матушка подтвердит, что это та самая материя, из ее дома.

Брагин минским следователям о находке ничего не говорил.

– Черт подери, – пробурчал Марат Андреевич, но тут же опомнился, что не дело поминать черта в доме священника, и прошептал:

– Простите, извините… Вырвалось.

– Что вы говорите? – переспросила матушка.

– Ничего… Вырвалось. Кстати, вы не возражаете, Екатерина Михайловна, если мы с вами еще разок встретимся?

– Какие могут быть возражения. Я хочу, чтобы преступник был найден.

– Мы его найдем, – произнес старший следователь. – Надеюсь, найдем.

Холмогоров поднялся первым и пожал следователям руки.

Казимир Петрович Могилин, открыв почтовый ящик, обнаружил белый листок бумаги – извещение о том, что на его имя получено заказное письмо из Германии. Это письмо Казимир Петрович ждал давно. Прихватив паспорт, краевед направился на почту.

С доктором Эрихом Цигелем он познакомился год тому назад, когда тот привез гуманитарный груз для детского дома. Доктор Цигель был историком, но в последние годы, оставив университетскую кафедру, занялся гуманитарной деятельностью, возил грузы в Беларусь и в Украину. Познакомился с немцем Петр Казимирович так же, как и с Холмогоровым, – на местном кладбище. Историки любят посещать кладбища, а обилием исторических достопримечательностей Борисов не блистал. Немец провел в Борисове два дня, жил в гостинице вместе с водителями огромной ярко-желтой фуры. Доктор Цигель неплохо говорил по-русски.

Казимир Петрович спешил. Он любил получать почту. Заказные письма из-за границы, ответы, присланные ему из архивов, возвышали Могилина не только в глазах работников почты и горожан, но и в своих собственных. Мало кто в Борисове регулярно получал из-за границы толстые заказные письма, научные журналы.

Предъявив паспорт и расписавшись в квитанции, Казимир Петрович завладел пухлым конвертом с прозрачным окошком. Прямо на почте, усевшись у окна, он аккуратно вскрыл его и вытащил письмо. Внутри первого конверта оказался еще и второй, тонкий и плоский. Письмо было написано на вполне приличном русском языке. Последняя фраза подчеркивала уважение немецкого историка к местному краеведу. Постскриптум гласил: “Уважаемый коллега господин Могильный, я абсолютно уверен, что фотографии, добытые мной, сделаны именно в окрестностях вашего города осенью тысяча девятьсот сорок третьего года. Пока ничего другого в германских архивах я отыскать не смог, но надеюсь на удачу. Поиски продолжу, о результатах сообщу. Желаю здоровья вам и вашей прекрасной дочери. С уважением, доктор Эрих Цигель”.

Могилин едва сумел унять дрожь в пальцах. Вскрыть второй конверт так же аккуратно, как первый, не удалось. Но это краеведа не расстроило. Он одну за другой рассматривал фотографии. Пять штук, все они были сделаны, как следовало из пояснений доктора Цигеля, одним из немецких офицеров.

Каким образом эти фотографии оказались в Германии, ни доктор Цигель, ни тем более Казимир Могильный не понимали. Не только все пленные, содержавшиеся в концлагере под Борисовом и занимавшиеся земляными работами, были расстреляны перед отступлением, но специальная команда расстреляла и немецкую охрану лагеря, включая офицеров, – небывалый случай! Внятного объяснения этому не находилось.

Во время войны ни один житель Борисова не бил допущен на территорию концлагеря. Но некоторые из тех, кто побывал на месте расстрела сразу после того, как немцы оставили Борисов, еще были живы. От них Казимир Петрович и узнал, чем занимались военнопленные в небольшом концлагере на противоположном от города берегу реки. Работы велись почти полтора года – зимой и летом. Военнопленных привозили на поездах, а затем колоннами гнали через мост на другой берег.

Бараки и сам лагерь сгорели при бомбежках. Постоянно там работало человек двести пятьдесят пленных и человек двадцать – двадцать пять охраны. Охраняли лагерь эсэсовцы. Теперь эти сведения получили документальное подтверждение – на фотографиях, присланных Цигелем, все офицеры были в эсэсовской форме. И лишь один человек – в штатском, он ходил в шляпе и длинном сером плаще. На одной из фотографий он, высокий, сухощавый, в широкополой шляпе, стоял у вышки и смотрел, но не в объектив аппарата, а в сторону. Об этом странном типе в городе знали лишь то, что он был прислан из Берлина по личному распоряжению фюрера, именно он командовал земляными работами, и он же отдал приказ о расстреле. Неизвестный исчез из Борисова за несколько часов до того, как в город вошли советские танки.

Сложив фотографии и еще раз перечитав письмо Эриха Цигеля, Петр Казимирович вышел на улицу. Его предположения подтвердились: немцы под руководством странного типа в длинном плаще вели раскопки за рекой. Что они могли искать, кроме сокровищ, вывезенных Наполеоном? Никакие укрепления они не строили, траншеи и окопы не рыли, значит, искали золото. А руководил ими штатский. Казимиру Петровичу даже показалось, что конверт, который он сжимает пальцами руки, горячий, жжет кожу. И он переложил его в левую руку и подул на пальцы – так, словно мгновение тому нечаянно схватился за раскаленный предмет. Так дуют на палец, прикоснувшись к чайнику или утюгу.

"Кто он, какую должность занимал? Почему от него не осталось ни имени, ни фамилии? Что стало с ним после войны?” – глядя себе под ноги, рассуждал краевед, неторопливо бредя по городу.

Когда Казимир Петрович поднял глаза, то увидел, что прямо ему навстречу от железнодорожного вокзала идет мужчина в широкополой шляпе и длинном сером плаще. Казимир Петрович даже отшатнулся к забору, словно его толкнули в грудь, толкнули и не извинились. Могилин тряхнул толовой, заморгал глазами, снял очки, принялся протирать стекла. Мужчина свернул в переулок, не дойдя до Могилина шагов пятнадцать.

Казимир Петрович сглотнул слюну, облизал языком пересохшие губы, тяжело и часто задышал.

– Бывает же такое, – прошептал он, – похож как две капли воды, словно сошел с фотографии. А может, мне показалось? – Могилин побежал, свернул в переулок, где только что скрылся мужчина и.., замер в недоумении.

В переулке, кроме женщины с коляской, никого не было.

– Извините, – обратился к ней Казимир Петрович, – тут мужчина недавно.., свернул. Вы не видели, куда он зашел, в какой дом?