Голос - Страница 2

– Кто это? – спросил Сигурд Оли, с порога разглядывая афишу.

– Здесь же написано – Ширли Темпл, – ответил Эрленд.

– Нет, я не об этом. Кем она была? Она уже умерла?

– Кто такая Ширли Темпл? – изумилась Элинборг непросвещенности Сигурда Оли. – Ты не знаешь, кем она была? Не ты ли учился в Америке?

– Это голливудская звезда? – допытывался Сигурд Оли, не сводя глаз с афиши.

– Она стала знаменитой в детстве, – сухо заметил Эрленд. – Ее звезда закатилась рано, так что в каком-то смысле она действительно умерла.

– Ничего не понял, – озадаченно протянул Сигурд Оли.

– Вундеркинд, – заключила Элинборг. – Мне кажется, что она еще жива, но точно не помню. Она была как-то связана с Организацией Объединенных Наций.

Эрленд вдруг осознал, что в комнате почти нет личных вещей. Он осмотрелся и не увидел ни книжных полок, ни дисков, ни компьютера, ни радио, ни телевизора. Ничего, кроме письменного стола со стулом и койки с застиранной наволочкой и грязными простынями. Каморка напоминала тюремную камеру.

Эрленд вышел в коридор и вгляделся в темноту тупика. Ему почудился легкий запах гари, как будто кто-то чиркал в этом мраке спичками, чтобы осветить себе путь.

– А что там, в конце коридора? – спросил он у директора.

– Ничего, – ответил тот, подняв глаза к потолку. – Тупик. Надо поменять лампочки. Я займусь этим.

– Он здесь долго жил, этот человек? – осведомился Эрленд, снова пройдя в комнату.

– Не знаю. Он же пришел еще до меня.

– То есть когда вы заняли пост директора, он уже жил здесь?

– Ну да.

– Получается, он прожил двадцать лет в этой берлоге?

– Именно так.

Элинборг посмотрела на презерватив.

– Во всяком случае, он занимался безопасным сексом, – заметила она.

– Не таким уж и безопасным, как оказалось, – фыркнул Сигурд Оли.

В этот момент появился районный медик в сопровождении гостиничного служащего, который тут же ушел обратно по коридору. Врач был весьма упитан, хотя не шел ни в какое сравнение с директором отеля. Он протиснулся в каморку, и Элинборг, видя, как ему там неудобно, поспешила выйти в коридор.

– А, Эрленд! Приветствую, – поздоровался медик.

– Ну, что скажешь? – отозвался инспектор.

– Сердечный приступ, но мне надо получше его осмотреть, – пошутил медик, известный своим черным юмором.

Эрленд взглянул на улыбающихся Сигурда Оли и Элинборг.

– Ты можешь сказать, когда это произошло? – обратился Эрленд к врачу.

– Совсем недавно, буквально в течение последних двух часов. Тело только-только начало коченеть. А его «оленей» вы поймали?

Эрленд вздохнул.

Медик поднял руку.

– Я выпишу свидетельство о смерти, – объявил он. – Потом можете отправлять его на Баронскую улицу[4]. Пускай там делают вскрытие. Как говорится, за удовольствие надо платить, – добавил врач, осматривая труп. – Он получил его в двойном объеме.

– В двойном объеме? – недоуменно переспросил Эрленд.

– Удовлетворение, я имею в виду, – уточнил медик. – Фотографировать будете вы, ведь так?

– Мы, – подтвердил Эрленд.

– Такие фотки будут неплохо смотреться в его семейном альбоме.

– Сдается мне, что никакой семьи у него и нет, – отозвался Эрленд, оглядываясь по сторонам. – Ну что, ты закончил? – спросил он, желая поскорее отделаться от этого юмориста.

Врач кивнул, выполз из комнаты и исчез в коридоре.

– Может быть, стоит закрыть отель? – предложила Элинборг и посмотрела на директора, начавшего опять пыхтеть. – Закрыть входы и выходы, опросить всех служащих и всех приезжих. Запретить вылеты. Задержать корабли в порту…

– Боже милостивый, – запричитал директор, сжимая носовой платок и обратив умоляющий взгляд на Эрленда. – Ведь он был просто швейцаром!

Мария и Иосиф никогда не получили бы здесь приюта, подумалось Эрленду.

– Эта… это… безобразие не имеет ничего общего с моими клиентами, – заявил директор, даже задохнувшись от возмущения. – Ведь у нас в подавляющем большинстве иностранцы, а также жители других районов страны, граждане с положением, моряки и вообще люди подобного рода. Никто из них не мог иметь никаких дел со швейцаром. Никто. Это второй по величине отель Рейкьявика. В праздничные дни он всегда переполнен. Вы не можете закрыть его! Просто не имеете права!

– Мы вправе его закрыть, но не будем этого делать, – ответил Эрленд, пытаясь успокоить директора. – Но я думаю, нам все же придется опросить некоторых постояльцев и бо´льшую часть персонала.

– Благодарю, господи, – успокаиваясь, произнес директор.

– Как звали этого человека?

– Гудлауг, – сказал толстяк. – Ему было, по-моему, около пятидесяти. И вы правы насчет семьи, мне кажется, у него никого не было.

– Кто навещал его здесь?

– Не имею ни малейшего представления, – вздохнул директор.

– Замечали ли вы странности в поведении этого человека?

– Да нет.

– Кражи?

– Нет. Ничего подобного.

– Жалобы?

– Нет.

– Ничего такого, что могло бы прояснить ситуацию?

– Нет, насколько мне известно.

– Может быть, в отеле он был с кем-нибудь не в ладах?

– Не знаю.

– Или вне отеля?

– Я не знаю, я плохо знаком с этим человеком. Был знаком, – поправился директор.

– После двадцати-то лет?

– Нет, в самом деле. Он был довольно замкнутым. Мне кажется, он больше любил одиночество, чем компанию.

– Вы полагаете, отель – подходящее место для таких людей?

– Я? Я не… Он всегда был очень обходительным, и никто никогда на него не жаловался. Правда.

– Правда?

– В самом деле, никто никогда не жаловался на него. Честно говоря, он был скорее неплохим служащим.

– А где кафетерий? – спросил Эрленд.

– Я вас провожу.

Директор отер пот с лица, довольный тем, что они решили не закрывать отель.

– К нему часто наведывались гости? – задал очередной вопрос Эрленд.

– Что? – удивился директор.

– Гости, – повторил Эрленд. – Не кажется ли вам, что здесь побывал некто, с ним знакомый?

Директор посмотрел на тело, и его взгляд остановился на презервативе.

– Мне ничего не известно о его подружках, – проговорил он. – Ничего.

– Да, похоже, вы и в самом деле ничего толком не знаете об этом человеке, – заключил Эрленд.

– Он был здесь швейцаром, – отозвался директор, полагая, что инспектор должен удовлетвориться таким ответом.

Они освободили помещение. Пришли техники-криминалисты со своими аппаратами и инструментами, за ними несколько полицейских. Они с трудом разминулись с директором в узком коридоре. Эрленд попросил их как следует осмотреть темный тупик за комнатой. Сигурд Оли и Элинборг остались в тесной каморке разглядывать труп.

– Не хотелось бы мне оказаться в таком виде, – заметил Сигурд Оли.

– Ему уже все равно, – проговорила Элинборг.

– Кто знает, может быть, и не все равно.

– В нем что-нибудь есть? – спросила Элинборг, достав маленький пакетик с солеными орешками. Ей требовалось непрерывно что-то жевать. Сигурд Оли полагал, что это нервная реакция.

– В нем? – не понял Сигурд Оли.

Она кивнула в сторону трупа. Сигурд Оли таращился на нее, пока до него не дошло, что она имела в виду. Немного поколебавшись, он все же опустился на колени возле трупа и внимательно осмотрел презерватив.

– Ничего, он пустой.

– Ну, значит, она убила его прежде, чем он получил удовлетворение, – сказала Элинборг. – А врач-то утверждал…

– Она? – переспросил Сигурд Оли.

– Ну да. Разве это не ясно? – ответила Элинборг, отправляя в рот целую пригоршню орешков. Она предложила угощение и Сигурду Оли, но он отказался. – Какая-нибудь проститутка. Совершенно очевидно, что он был здесь с женщиной. Разве не так?

– Ну, это самое простое объяснение, – протянул Сигурд Оли, поднимаясь.

– А ты так не думаешь?

– Не знаю, у меня пока нет идей на этот счет.

Кафетерий для персонала мало походил на сверкающий гостиничный холл, на роскошные помещения отеля. Здесь не было ни рождественских украшений, ни рождественской музыки, а только замызганные обеденные столы и стулья, на полу прорезанный в одном месте линолеум, в углу холодильник и маленькая кухня с полками и кофеваркой. Все находилось в таком состоянии, словно никто не следил за порядком. На столах остались кофейные разводы, повсюду грязные чашки. Видавшая виды кофеварка была включена и выплевывала воду.