Голод. Дилогия - Страница 26

Зиди пришел в себя ночью. Сначала он подумал, что проснулся от боли, но причиной оказалась удушливая вонь.

– Эй! – прошептал баль, чувствуя, что впереди постукивают копыта бычка, а телега под ним раскачивается и скрипит.

– Слышу, слышу, не кричи, – обернулась Рич, и снова Зиди передернуло от ужаса. Словно еще старее стала попутчица: глаза ввалились в морщинистую плоть, мутные стекла зрачков едва поблескивали из коричневых пропастей.

– Неужели когда-нибудь ты так будешь выглядеть? – прошептал воин.

– Никогда, – ответила Рич. – Это покрывало не моей смерти. И на тебе покрывало не твоей смерти. Но она может стать твоей, если не сдернуть ее вовремя.

– Когда же придет это время? – спросил Зиди, вздрагивая и понимая, что и его плоть сморщилась и ссохлась, его руки слабы, а глаза пусты.

– Скоро, – прошептала Рич. – Суйка уже близко. Ты проспал два дня. Ничего, Зиди, придешь в себя, на руках меня понесешь. Это хорошо, что у тебя муравьиный мед с собой, пожертвуешь по тягучему глотку на каждого из нас, чтобы кровь освежить?

– Пожертвую, – беззвучно прошептал воин. – Но не больше!

– Боишься, что не хватит алтарь Исс омыть? – хрипло рассмеялась Рич. – Что за бальский обычай? Так ты не торговец, выходит?

– Ты слышала? – прошептал он. – Это был не сон?

– Я все слышу, Зиди, – почти беззвучно ответила Рич и добавила: – Маг недалеко от ворот. Полетай в последний раз.

И снова небо втянуло в себя Зиди, только в этот раз было оно ночным. Страшным было небо, но не от непроглядных облаков, а от костров внизу, от черного холма, напоминающего груду костей, перекрывающую часть горизонта, и больше всего – от бездонной пропасти к востоку от этого холма.

– Стой, старуха! – раздался снизу пьяный голос – Чего везешь-то? Ну и воняет от твоего трупака, бабушка. Муж, что ль? Или сын? Да не бойся ты, не загорится он от факела, ну и вонь! Эй, Обрубок! Разбуди-ка Тируха!

– А чего его будить? Амулет он оставил, камень не светится, значит, морока нет. Мечом трупака ткни, да и все!

– Ага, ткни! – возмутился пьяный. – Я, правда, не знаю, кто воняет сильнее, бабка или груз ее, а меч в дерьме пачкать не хочу. Возьми сам и ткни!

– А шел бы ты за пелену, – донесся ответ.

– Проезжай! – раздраженно заорал пьяный. – И так дышать нечем, а вы все подвозите и подвозите. Лучше бы я нанялся отхожие канавы в Борке чистить, чем Суйку карулить. Обрубок! Где этот смотритель, чтоб ему на оглоблю сесть и горло расклинить?

– Спит он, Кривая Башня, и я сплю. Отстань, а то твой черед спать придет, и я от тебя не отстану.

Рич или кривыми пальцами щелкнула, или свистнула негромко, только вот уже не спиной небо Зиди почувствовал, а мутными глазами в него взглянул.

– Темно, – прошептал чуть слышно.

– Ночь, – ответила Рич. – Ты только не бойся, Зиди. Понесешь меня сейчас. Я на ближайшие три-четыре дня ни на что годна не буду. Иначе надорвусь, точно тебе говорю.

– Понесу? – не понял баль. – А смогу ли?

– Постараешься, – ответила колдунья. Остановила повозку, кряхтя, сползла с облучка, подошла к Зиди.

– Приехали? – спросил он.

– Сядь, – попросила Рич.

Сел Зиди. Сначала подумал, что и пальцем руки шевельнуть не сможет, но сел. Повернулся в узкой тележке на бок, подтянул дрожащие колени, пока они в борт не уперлись, потом начал медленно подниматься. Сначала на локоть оперся, затем на ладонь. В темноте собственной руки не увидел, но почувствовал ее так, словно вместо руки у него корень болотный подгнивший. Ноги вытянул – не удивился, что колено работает, потому что ног все одно не чувствовал. От слабости уже упасть собрался, да Рич подхватила. Вцепилась в плечо сухими корявыми пальцами, в темноте мутным огнем в глазницах блеснула, зашептала хрипло:

– Слушай и запоминай. Костры видишь? Шагов на триста мы отъехали, поэтому сдохни, но ни звука не издавай. Сейчас все, кто в Суйку забрался, вдоль внешней стены спят. Мертвых во сне провожают. Да только этой ночью сны у них будут черны как это небо. Вроде бы не слышу я пока никакой пакости. И то ведь, не лето сейчас, зимой и нечисть замирает, но будь осторожнее. Как я покрывало смерти с тебя сдерну, влей в меня глоток муравьиного меда. Сам столько же выпей. Забирай с тележки наши мешки, клади меня на плечо и иди к второму кругу. Да торопись, до полуночи должен успеть. Тележку и бычка оставь, мы с ним через Суйку не прошмыгнем. Пройдешь через ворота, но далеко не ходи. В первый же склеп, у которого дверь сохранилась, забирайся, закрывайся изнутри и жди утра.

– Разве смогу я нести тебя? – бессильно спросил Зиди.

– Сможешь, – твердо сказала Рич. – Это легче, чем шестерых юрргимов зарубить.

– Где тут стена второго круга? – Баль с трудом повел головой и увидел.

Ночь была ночью, тьма тьмой, а окружающие его лачуги светились. Даже мерцающее пламя костра в конце узкой улочки казалось бледным пятном на фоне голубоватого свечения, которое пронизывало все – камни мостовой, полуразрушенные стены, обваленные кровли, разбросанную утварь, аккуратно усаженных вдоль линии зданий мертвых. Десятки мертвых. Стена второго круга была рядом, и открытые ворота ее напоминали пасть древесной змеи, только что сожравшей хвойного светляка.

– Вот так хоронят мертвых сайды, – почему-то усмехнулась Рич. – Ты все запомнил?

– Все, – прошептал Зиди.

– Так смотри, вряд ли когда еще увидишь.

Она выпрямилась настолько, насколько позволила скрученная немощью спина, постаралась задрать уродливый подбородок, поднесла старческие ладони к лицу, открыла беззубый рот и потянула, потащила оттуда что-то темное и тягучее, отвела в сторону руку, отбросила петлю пепельной ткани, и еще сделала взмах, и еще. Мгла, распускаемая Рич, падала на землю, впитывалась в камни, покрывала их черной слизью, и брызги, отлетающие к ближним мертвецам, заставляли их вздрагивать, словно живых от кипятка.

– Все, – устало выдохнула колдунья.

Она вновь стала прежней. Только лицо покрыли капельки пота, да тени под глазами стали глубже. Да куда-то исчезли округлость щек и плавность движений.

– Нащупай, – прошептала Рич. – Нащупай желвак под языком. Достань его.

– Что это? – спросил Зиди, неожиданно почувствовав трепетание скользкого лепестка. – Что?

– Обрывок чужой смерти. – Рич шагнула к нему: – Открой рот.

Тонкие пальцы неожиданно стали жесткими, как скобы на конской сбруе. Колдунья ухватила лепесток и рванула его на себя, погрузив Зиди во тьму, заставив его мгновенно почувствовать, как смертельный холод отрывается от пальцев ног и, раздирая внутренности и сосуды, исторгается наружу. Кровь ударила в голову, волны жара и холода, сменяя друг друга, пробежали по телу. Ноги задрожали. Стиснув зубы, чтобы не завыть, Зиди открыл глаза, пошатнулся, но не упал лишь потому, что упала Рич. Осела безвольным, придушенным ловчей петлей зверьком.

– Холодно, – донесся тихий голос.

– Они пошли через Суйку, – Ирунг вдвинул изящный кинжал в ножны. – Люди Аруха еще продолжают обыскивать гостиницы и трактиры Омасса, усиливают посты в Борке, но даже Арух уже это понял.

– Я говорил с Седдом, – раздраженно заметил Димуинн. – Тан Креча сказал, что Зиди – здравомыслящий раб, если о рабах можно сказать что-то подобное.

– Можно. – Ирунг кряхтя поднялся со скамьи. – Об этом говорит уже то, что он получил вольную, и то, что он до сих пор не пойман.

– И все-таки Суйка… – подытожил Димуинн. Парадный зал крепости Омасса был пуст. Вздымались к высокому потолку круглые окна, поблескивали на стенах щиты поверженных Скиром врагов, где-то в вышине скапливался морозный иней, но внизу было чуть теплее, чем под потолком, и снежные искры, опускаясь с вышины, таяли и падали каплями воды на пол из мягкого песчаника. Беззвучно падали. Строители без помощи магии, используя расчеты и опыт, устроили зал таким образом, что звуки в нем гасли. Тайно произнесенные слова не рассеивались в вышину или по укромным закоулкам, не звенели в стеклах и не метались в барельефах. Именно поэтому ни одного камина, ни одного очага не было в зале. Тепло шло по стенам с первых этажей. Только кованая жаровня бездымно потрескивала угольками меж тяжелых резных кресел.