Голод богов (1) - Страница 17

Александр Васильевич вздохнул и уселся на край стола.

— Слон, дорогой мой, я понимаю ваше желание покуражится, но все-таки, к чему вы клоните?

— Все к тому же. Вот взял он Енгабан, и Баркан взял. Захватил Метрополию. Всю империю захватил. Что дальше? «Жил-был царь со своею царицей»? Ерунда какая-то.

— На самом деле, идею «войны до победного конца» выдвинула Кира, — заметил Клавдий, — а Антон просто… Скажем так, оказался в неудачное время в неудачном месте.

— … И в неудачном качестве, — добавил Слон, — а что, эта Кира мечтает стать императрицей? Опять ерунда. Она же землянка, зачем ей?

— Почему — землянка? — спросил Клавдий.

— Потому, что она — не туземка, а в Странников и гремлинов ты не веришь.

— Гм… Кто такие гремлины?

— Они вроде Странников. Только пушистые и с вот такими ушами, — Слон расставил руки, показывая размер ушей гремлина, — а вот, кстати, Паша бежит.

… Войско двигалось по территории Арканарской области Святого Ордена, не встречая ни малейшего сопротивления. То есть вообще никакого. Деревушки по обе стороны единственного в этой местности тракта, жили своей нехитрой жизнью. Их обитатели охотно выносили войску Хозяйки всяческую снедь — слух о том, что Светлая щедро платит золотом за все, что берут ее воины, распространялся со скоростью ветра. Также охотно крестьяне отвечали и на расспросы о солдатах и чиновниках Ордена. Да, мол, были — но столько-то дней назад вдруг собрались и драпанули. Не иначе — весть дошла, что их хваленая армия целиком сгинула у Бычьего ручья.

А далеко ли драпанули? Ну, вряд ли до самой столицы. Скорее, до Нарда. Нард — город не великий, но укреплен изрядно. Может, надеются отсидеться за стенами.

Так и оказалось. Нард, со времен Вторжения, стоявший на пути всех армий, рвавшихся к морю, был готов к осаде. Мост через широкий ров поднят, ворота заперты наглухо, на стенах в четыре с лишним человеческих роста — лучники, стрелометные машины, запас валунов для сбрасывания на головы супостатам и котлы со смолой, для выливания примерно туда же. В общем, без осадной техники лучше сюда не соваться. Ну, что ж, подождем отца Кабани с его артиллерией. Вот тогда посмотрим, какова красная цена этим стенам.

Так решил совет войска — после чего Румата оставил организацию лагеря на вольных капитанов и отправился на ближайший холм — осмотреться, пока не сгустились сумерки. Вот тут-то его и ждал сюрприз.

— Пашка?

— А то ж!

Старый школьный приятель, жизнерадостный и розовощекий, восседал на черном жеребце, являя собой готовую модель для будущих конных скульптур — каковые в этих местах еще не вошли в моду.

— Ты извини, Тошка, — весело сказал он, — пришлось надавать по шее парочке твоих нукеров. Уж больно въедливые. Какой-такой дон Гуг, не знаем, не велено пропускать.

— Надеюсь, не сильно надавал? — поинтересовался Румата.

— Ерунда. Через часик оклемаются… И не крути ты так головой, один я. Все по-честному, никаких ловушек.

— И на том спасибо. Тем не менее, ставлю своего лучшего верблюда против твоего коня, что ты здесь по делу.

— Точно! — подтвердил Пашка, — но ты в жизни не угадаешь, по какому.

— Если скажешь, что тебя отправили с гуманитарным поручением забросить мне свежих аллопайчиков с Пандоры, я не поверю, — предупредил Румата.

Пашка беспечно рассмеялся.

— Ну, еще чего. Аллопайчиками тебя кормить. После всего, что ты здесь наворотил. Нет, я тебе кино привез.

Теперь рассмеялся Румата.

— На кой оно мне? У меня здесь сплошное кино.

— Кино, да не то. А я тебе привез то, что надо. Держи.

Пашка бросил в него предмет, размером с кулак. Не стал Румата его ловить. Наоборот, дернул поводья и боевой конь послушно отскочил в сторону. Предмет упал на землю. Обычный домашний видеопроектор.

— Не доверяешь, — печально констатировал Пашка, — подлянок ждешь. Друг, называется.

— Извини. Жизнь у меня такая. Теперь.

— Ладно, чего уж там… Поеду я, раз такое дело. Хоть посмотрел на тебя. Анке расскажу. Видел, значит Тошку. Ничего, скажу. Живой-здоровый. Так?

— Так, — Румата кивнул, — привет ей передавай.

— Передам. И в щечку от тебя поцелую. А ты кино мое посмотри.

— Посмотрю. Обязательно.

— Только один смотри, без… Сам понимаешь, кого.

— Это почему?

— Потому. Посмотришь — поймешь. Звякни мне если что. Коммуникатор-то у тебя есть?

Румата кивнул.

— Ну, вот и славно, — заключил Пашка, — счастливо, береги себя.

Хлопнул он своего жеребца ладонью по крупу — и с места в галоп. Да и был таков. Румата долго провожал его удаляющийся силуэт и, лишь через час решился подобрать проектор. Да не рукой, нет. Поддел за петельку кончиком меча и двинулся в сторону своих караулов, держа меч на отлете, от себя подальше.

Там скомандовал первому же подбежавшему бойцу:

— Держи! — и стряхнул проектор ему в руки. Ничего не случилось. А могло бы. Бывают такие штучки с секретом: почувствуют тепло руки, пуф — и валяется неосторожная жертва в полном ауте часов 20, а может и все 40.

— Что это, благородный дон?

— Бирюлька колдовская. Нажми на зеленый кружочек.

Боец послушно нажал. Раз — и в воздухе появилось голографическое изображение. Пашкино, разумеется.

— Не бойся, солдат. Теперь красный кружочек нажми…. Видишь, исчезло.

— Ух, — уважительно произнес боец, — сильное колдовство.

Проектор оказался просто проектором. Без секретов. Или, как выразился Пашка, без подлянок.

— Так-то, — наставительно произнес Румата, соскакивая на землю и забирая у парня проектор, — есть многое на свете, друг… что и не снилось нашим мудрецам. Продолжай нести службу.

С этими словами отправился Румата в ближайший овраг. Смотреть кино.

…

Пашкино изображение прошлось по незнакомой Антону веранде, задумчиво посмотрело на небо, повернулось и изобразило на пухлом лице Крайне Доброжелательную Улыбку.

— Привет, Тошка! Раз ты это смотришь — значит, тебе здорово повезло в жизни. В смысле, мало кому приваливает такая удача — увидеть то, что ты сейчас увидишь. А сейчас я исчезаю, превращаясь в твоего проводника, своеобразного Вергилия наоборот. Мы начинаем романтическое путешествие в твое прошлое. Тебе снова 17 лет.

Появилось море — огромное и теплое оно простиралось от кромки золотистого песка и до самого горизонта, где мягко переходило в небо. Казалось, легкие облачка ползут вдаль через бесконечность и возвращаются обратно в виде белых барашков на гребнях волн. Откуда то сбоку из моря появилась Анка — загорелая до молочношоколадного цвета, мокрая, в маленьком почти невидимом купальнике. В этом мире прошлого, ей, как и ему, конечно же, было 17 лет.

— Атас! Внезапная атака морского десанта! — весело крикнула она, с разбега бросаясь на него… В смысле на того, семнадцатилетнего Тошку. Они покатились по песку… Ее лицо оказались совсем рядом… искрящиеся смехом глаза… Полураскрытые губы… На мгновение она отстранилась и махнула рукой в сторону кого-то невидимого:

— Пашка, засранец, прекрати снимать немедленно. Слышишь? А то я найду самую большую, противную медузу и засуну тебе за шиворот…

Изображение застыло.

— Это — Анка, — раздался голос Пашки. Уже теперешнего, — замечательная Анка, неповторимая Анка, непревзойденная Анка. Первая женщина Антона, в других кругах известного, как дон Румата Эсторский. Смотри внимательно.