Гоголь в Москве (сборник) - Страница 11

Лишь через четыре года Москва вновь увидела Гоголя: 26 сентября 1839 года он приехал вместе с Погодиным (они встретились в Вене) и остановился у него в доме. Известие о его возвращении быстро разнеслось по всей стране. «…Привез Гоголя. Спасибо великое тебе за это все говорят здесь», – писал Погодину М. А. Максимович из Киева. Калайдович писал из Петербурга: «Вы привезли с собою в подарок русской литературе беглеца Пасичника… Теперь только разговоров, что о Гоголе… Только и слышим, что цитаты из Вечеров на Хуторе, из Миргорода, из Арабесков… Петербург жалеет, что потерял одного из достойнейших литераторов…»¹⁰

Еще в начале 1836 года Погодин приобрел себе новое владение, ставшее в дальнейшем одной из достопримечательностей Москвы. По словам биографа Погодина, «в его доме, в известные дни, сбирались все находившиеся на лицо в Москве представители русской науки и литературы в течение многих последовательных периодов их развития, от Карамзинского до Пушкинского и Гоголевского включительно, и до позднейших времен. Сменялись поколения и направления: он один не менялся, и был в постоянном дружеском общении с людьми всех возрастов и классов»¹¹. История Погодинского дома является значительным эпизодом истории литературной Москвы, ее литературных кружков и салонов. Здесь А. Н. Островский читал «Банкрута» (в дальнейшем переименованного в «Свои люди – сочтемся»), Л. А. Мей – «Слово о полку Игореве», М. Н. Загоскин – «Мирошева», А. Ф. Писемский – «Ипохондрика» и т. д. Здесь с рассказами выступали Горбунов, Садовский, Щепкин, играл Н. Рубинштейн, бывали Пушкин, Аксаковы, Хомяков, Тургенев, Тютчев, Л. Толстой. Последний запечатлел Погодинский дом на страницах «Войны и мира». Вспомним, что Пьера Безухова приводят на допрос в «большой белый дом с огромным садом. Это был дом князя Щербатова»¹². У него Погодиным и было приобретено это владение.

В одном из флигелей Погодин содержал свой пансион, где учился А. А. Фет.

Наконец, надо вспомнить погодинское древлехранилище, помещавшееся в основном доме. Это богатейшее собрание состояло из рукописей, старопечатных книг, древних грамот, автографов Кантемира, Ломоносова, Державина, Суворова, Румянцева и др. В нем же находились личные письма и бумаги Петра, старинное оружие, монеты, наконец ценнейшая коллекция народных лубков, куда входили листы еще первой половины XVIII века. Слава погодинского собрания была настолько велика, что знакомиться с ним приезжали западноевропейские ученые. В 1852 году Погодин продал свое древлехранилище государству.

Приехавший Гоголь поместился в одной из больших комнат мезонина главного дома[10]. Пять окон большой комнаты Гоголя выходили на улицу. Внизу помещался, занимая все пространство вдоль фасада, кабинет Погодина, состоявший из трех комнат, заставленных книжными шкафами, увешанный картинами и гравюрами, – место вечернего моциона Гоголя.

Сын Погодина оставил нам воспоминания об обычном распорядке гоголевского дня: «До обеда он никогда не сходил вниз в общие комнаты, обедал же всегда со всеми нами, причем был большею частью весел и шутлив… После обеда до семи часов вечера он уединялся к себе, и в это время к нему уже никто не ходил, а в семь часов, он спускался вниз, широко распахивал двери всей амфилады передних комнат, и начиналось хождение, а походить было где: дом был очень велик…»¹³. Надо полагать, что такое деление дня только на труд и отдых было типично для Гоголя и во время прочих его пребываний в Москве. Во всяком случае, оно вполне согласуется с характеристикой С. Т. Аксакова: «У Гоголя было два состояния: творчество и отдохновение»¹⁴.

М. С. Щепкин был одним из первых москвичей, увидавших Гоголя после долгой разлуки. Уже 28 сентября он восторженно пишет о приезде Гоголя С. Т. Аксакову, проводившему лето этого года в селе Аксиньине возле Химок: «…просидел целый вечер у них… такое волнение его приезд во мне произвел, что я нынешнюю ночь почти не спал»¹⁵.

По свидетельству сына Щепкина, Гоголь посетил своего друга на даче в Волынском, расположенном невдалеке от Кунцева, «…говорил, что думает пожить у него, отдохнуть и немного поработать, обещался кое-что прочесть из «Мертвых душ»… Но не успел Гоголь прожить трех дней, как поехал в гости к Михаилу Семеновичу Панаев… Гоголь за ужином объявил, что рано утром на другой день ему надо ехать в Москву по делам, и не состоялось чтение его новых произведений»¹⁶. Семья Аксаковых перебралась в город 1 октября. На следующий день Гоголь посетил их вместе со Щепкиным. С данного приезда Гоголя в Москву завязываются его близкие отношения с семьей Аксаковых. Сергей Тимофеевич вспоминает: «Гоголь почувствовал, что мы точно его настоящие друзья… С этого собственно времени началась наша тесная дружба, развившаяся между нами»¹⁷.

В творческой судьбе С. Т. Аксакова встреча с Гоголем сыграла громадную роль. «Для Аксакова-отца сочинения Гоголя были новым словом, – пишет И. И. Панаев. – Они вывели его из рутины старой литературной школы»¹⁸. Под непосредственным влиянием своего великого собрата он из третьестепенного эпигона-классика 1810—1820-х годов стал книжником-реалистом, написал «Семейную хронику» и «Детские годы Багрова-внука», утвердившие его имя в русской литературе. К чести С. Т. Аксакова следует отметить, что он решительно восставал против мистических настроений, возникших у Гоголя в середине 1840-х годов. «Я боюсь, как огня, мистицизма; а мне кажется, он как-то проглядывает у вас… – писал он Гоголю 17 апреля 1844 года. – Вы ходите по лезвию ножа! Дрожу, чтоб не пострадал художник!»¹⁹ В 1846 году С. Т. Аксаков, обращаясь к П. А. Плетневу, горячо восстает против издания «Переписки с друзьями» и «Предуведомления» к пятому изданию «Ревизора»: «…Все это с начала до конца чушь, дичь и нелепость, и, если будет обнародовано, сделает Гоголя посмешищем всей России»²⁰. Ознакомившись с вышедшей книгой, он пишет самому Гоголю: «Вы грубо и жалко озлобились. Вы совершенно сбились, запутались… думая служить Небу и человечеству, оскорбляете и Бога, и человека. Если б эту книгу написал обыкновенный писатель – бог бы с ним! Но книга написана вами… поэтому книга ваша вредна… Горько убеждаюсь я, что никому не проходит безнаказанно бегство из отечества»²¹.

В трудные минуты скитальческой жизни Гоголя С. Т. Аксаков прежде многих и преданнее других спешил материально помочь Гоголю, подчас лишая денег семью. «Аксаковы нуждаются. Они даже на зиму переселились теперь в деревню по этой причине», – писал в 1845 году С. П. Шевырев Гоголю²². В семье Аксаковых существовал культ Гоголя, перед ним благоговели, окружали всевозможными знаками внимания, заботились о его комфорте вплоть до особого стакана на столе! Однако подлинной, глубокой близости между Гоголем и семьей Аксаковых не было.

В 1847 году Гоголь писал А. О. Смирновой: «…Я всегда, однако, держал себя вдали от них. Бывая у них, я почти никогда не говорил ничего о себе… Я видел с самого начала, что они способны залюбить не на живот, а на смерть… Словом, я бежал от их любви, ощущая в ней что-то приторное; я видел, что они способны смотреть распаленными глазами на предмет любви своей»²³.

Константин Сергеевич Аксаков

Дом Аксаковых с начала 1840-х годов становится одним из центров славянофилов. С. Т. Аксаков не принимал активного участия в возникшей идейной борьбе, но его сыновья Константин и позднее Иван были одними из лидеров этого реакционного течения. Теми же интересами жили и дочери С.Т. Аксакова. Все это создавало ряд преград в развитии отношений Гоголя с семьей Аксаковых. Эти отношения были в значительной мере подорваны также изданием К.С. Аксаковым брошюры «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души», в которой он пытался исказить обличительную сущность творчества Гоголя. «…Он опозорился в глазах света на мне», – писал в связи с этим Гоголь 22 декабря 1844 года²⁴. В конце жизни Гоголя его отношение к К.С. Аксакову нередко носит характер резко выраженной враждебности, в чем сам К.С. Аксаков признается в письме к брату Ивану: «Столкновения мои с Гоголем часто неприятны; в его словах звучит часто ко мне недоброжелательство и оскорбительный тон»²⁵. Но, отгораживаясь от сектантской узости и чуждых ему идейных взглядов К.С. Аксакова, Гоголь в лице его отца, С.Т. Аксакова, всегда ценил тонкого и наблюдательного художника-реалиста.