Год выкупа - Страница 21

— Между прочим, — сказал Эверард, — ваше мероприятие оставило след в истории. — Он указал на край стола, где лежал пухлый том. — Я читал об этом у Прескотта. Испанские хроники описывают явление Пресвятой Девы над горящим дворцом инки Виракочи — позднее на этом месте будет построен католический собор. Кроме нее, на поле сражения побывал святой Иаков, чтобы вдохновить испанское войско. Обычно подобные вещи считаются религиозными легендами либо списываются на счет истерических иллюзий, однако в данном случае… Кстати, как дела у нашего пленника?

— Когда я уходил из его камеры, он был под воздействием успокоительного, — ответил Наварро. — Ожоги заживут, даже пятен не останется. Какая судьба его ждет?

— Это будет зависеть от выполнения многих условий. — Эверард взял из пепельницы и снова разжег трубку. — И первая позиция списка — Стивен Тамберли. Вам знакомо это имя?

— Да, — помрачнел Наварро. — На нашу беду, электрошок стер молекулярную запись перемещений темпороллера. Кастелар был сразу допрошен с применением кирадекса — мы знаем, какие сведения вам нужны в первую очередь, — но конкистадор не помнит ни даты, ни места, где оставил Тамберли. Сказал лишь, что это произошло несколько тысяч лет назад, в Южной Америке, возле тихоокеанского побережья. Он допускает, что при желании сможет вспомнить точную дату, сомневается, что такое желание у него возникнет. Что же до координат, то их он не знает вовсе.

Эверард вздохнул:

— Этого-то я и боялся. Бедная Ванда.

— Простите, сэр?

— Не обращайте внимания. — Эверард, чтобы успокоиться, до отказа наполнил легкие дымом. — Спасибо, вы свободны. Отдохните, прогуляйтесь по городу.

— Не хотите составить компанию? — несмело спросил Наварро.

Эверард покачал головой:

— Лучше посижу здесь. Маловероятно, что Тамберли самостоятельно нашел путь к спасению. Иначе бы его первым делом доставили на одну из наших баз для опроса. Очень скоро бы выяснилось, что я имею отношение к этому делу, и меня бы проинформировали. Разумеется, этого не произойдет, пока мы не примем все необходимые меры. Надеюсь, в недалеком будущем меня вызовут.

— Ясно, сэр. Спасибо.

Проводив Наварро, Эверард снова расположился в кресле. В комнату просачивались сумерки, но он не включал свет. Хотелось просто посидеть и подумать, в глубине души надеясь на лучшее.

Там, где в океан впадала река, приютилась глинобитная деревушка. На берегу лежали две лодки-долбленки — выдался безветренный день, и рыбаки дружно отправились на промысел. Ушло и большинство женщин — возделывать клочки земли на краю мангрового болота, где они выращивали тыкву-горлянку, кабачки, картофель и хлопок. Курился дымок — кто-нибудь из пожилых всегда поддерживал огонь в общинном очаге. Оставшиеся в деревне женщины и старики хлопотали по хозяйству, а дети, кто постарше, приглядывали за теми, кто помладше. Здешние жители носили короткие юбки, вязанные из растительного волокна, и украшения из ракушек, зубов и перьев. По всей деревне звучали разговоры и смех.

В дверях одной из хижин, подобрав под себя ноги, сидел горшечник. Сегодня он не лепил на гончарном круге горшки и миски, не обжигал их в печи, а молча смотрел на звезды.

После того как он освоил местный язык и принялся мастерить свои диковины, деревенские жители зауважали его — здесь всегда ценили толковых людей. Горшечник не чурался общения, но иногда замыкался в себе. Может, он в такие часы придумывал новую изящную вещь, а может, разговаривал с духами. Он не был похож на местных жителей — высоченный, бледнокожий, светловолосый, сероглазый и пышноусый. И всегда в накидке — почему-то солнце обжигало его сильнее, чем других.

В доме сидела его жена и толкла в ступе семена диких трав. Двое выживших детей спали.

Послышались крики — с огородов возвращались женщины. Остававшиеся в деревне люди поспешили навстречу, надо же было узнать, в чем дело. Пошел за ними и горшечник.

Берегом реки к деревне приближался незнакомец.

Сюда нередко наведывались чужаки, в основном купцы с товарами, но этого человека не знал никто. Он был очень похож на жителей деревни, разве что мускулистее. А вот наряд отличался сильно. На бедре у пришельца висели ножны, в них что-то поблескивало.

Откуда он тут взялся? Уж точно не пешком пришел в долину — его бы еще вчера заметили охотники.

Приблизившись, незнакомец что-то выкрикнул, и женщины ответили испуганным визгом. Старики отогнали их, а сами ответили на приветствие гостя должным образом.

Подошел горшечник.

Тамберли и разведчик долго присматривались друг к другу. Пришелец явно принадлежал к той же расе, что и жители рыбацкой деревни.

Горшечник подивился тому, как спокойно воспринял его разум случившееся. А ведь это конец долгого ожидания, исполнение главной мечты.

Все правильно. Ни к чему лишний раз будоражить людей, даже если это первобытные люди каменного века. Можно было бы обойтись и без оружия, что на бедре у этого парня.

Разведчик кивнул.

— Чего-то подобного я и ожидал, — старательно проговорил он. — Вы меня понимаете?

Темпоральный язык въелся американцу в плоть и кость. Но ведь это было…

— Понимаю, — ответил Тамберли. — Добро пожаловать. Это вас я ждал… семь лет, кажется?

— Меня зовут Гийом Сиснерос. Родился в тридцатом веке, но работаю на Универсариум Халла.

«К тому времени человечество уже обладало технологией для хронопутешествий, — сообразил Тамберли, — и заниматься этим можно было открыто».

— А я Стивен Тамберли из двадцатого века, полевой историк Патруля.

Сиснерос рассмеялся:

— Обмен рукопожатиями был бы сейчас вполне уместен.

На горшечника и чужеземца в благоговейном молчании смотрели туземцы.

— Итак, вы здесь застряли? — задал Сиснерос риторический вопрос.

— Да. Необходимо сообщить Патрулю. Доставьте меня на базу.

— Разумеется. Километрах в десяти отсюда я спрятал на берегу реки темпороллер. — Сиснерос чуть помедлил и добавил — Собирался выдать себя за бродягу, пожить тут и решить, если получится, археологическую загадку. Но как я теперь догадываюсь, загадка возникла благодаря вам.

— Вы правы, — кивнул Тамберли. — Сообразив, что без посторонней помощи мне отсюда не выбраться, я вспомнил о культуре вальдивия.

— Самая древняя керамика западного полушария, — подхватил Сиснерос. — Почти точно копирует японскую керамику древнего периода Дзёмон. По общепринятой версии, какую-то рыбацкую лодку перенесло ветром через Тихий океан; найдя прибежище на этих берегах, японцы обучили местных гончарному делу. Но очень уж много натяжек. Все-таки восемь тысяч морских миль — можно ли выжить в таком путешествии? И как случилось, что рыбаки владели сложнейшим для того времени ремеслом, которым в их родной стране занимались только женщины?

— Да, я делал японскую керамику и ждал, когда ею кто-нибудь заинтересуется в будущем и отправится сюда, чтобы проверить.

По большому счету он даже не нарушил охраняемый Патрулем закон. У этого закона довольно гибкие рамки, а в сложившихся обстоятельствах важнее всего было вернуться.

— Очень умно, — кивнул Сиснерос. — Как вам тут жилось?

— Местные рыбаки — милейшие люди, — ответил Тамберли.

«Предстоит тяжелейшее расставание с Аруной и малышами, — думал он. — Эх, был бы я святым, ни за что бы не согласился на предложение ее отца, не взял бы ее в жены. Но семь лет — огромный срок, да и не было уверенности, что робинзонада когда-нибудь закончится. Здешняя семья будет по мне тосковать, но я оставляю достаточно добра, чтобы Аруна вскоре обзавелась новым мужем, сильным и добычливым. Скорее всего, это будет Уламамо. И они проживут свой век в достатке и радости, ничуть не хуже, чем их соплеменники. И пожалуй, не хуже, чем многие люди в далеком будущем».

Тамберли и не мог до конца избавиться от сомнений и угрызений совести. И знал, что никогда не сможет. Но в его сердце уже проснулась радость.