Год призраков - Страница 3
Все лето Тедди возвращался ко мне оттуда — из своей могилы. Я воображал, как он внезапно просыпается и царапает крышку гроба, как в той истории, что мне однажды рассказал Джим. Я боялся встретить его призрак на улице по вечерам, когда выгуливал Джорджа. Я останавливался под уличным фонарем и прислушивался. Страх рос у меня в груди, я начинал дрожать и наконец стремглав несся домой. В пустынном дворе после захода солнца, в темной рощице за школьным полем, в углу моей комнаты ночью — повсюду поджидал меня Тедди Данден, злобный и завистливый.
Джордж поднялся по лестнице, толкнул лапой дверь в мою комнату и встал рядом с моей кроватью. Он повернул свою бородатую морду и посмотрел на меня, а потом запрыгнул на кровать. Джордж был из породы каких-то шнауцеров: небольшой, но совершенно бесстрашный. С ним мне было спокойнее. Потихоньку меня стало клонить в сон. Я вспоминал, как качаюсь на волнах у Файр-Айленда,[7] затем воспоминание стало понемногу подергиваться дымкой — я соскользнул в сон. А потом я вдруг начал падать откуда-то с большой высоты и проснулся, услышав, как отец возвращается с работы. Парадная дверь тихонечко закрылась. Я слышал, как отец ходит по кухне. Джордж соскочил с кровати и выбежал из комнаты.
Я лежал и думал — хорошо бы спуститься и поздороваться с ним. Последний раз я видел отца в прошлый уик-энд. Чтобы содержать семью, он был вынужден работать в трех местах — токарил несколько часов с раннего утра, потом отправлялся на свою основную работу — зуборезчиком, а вечером подрабатывал уборщиком в универмаге. Уходил он из дома еще затемно, а возвращался чуть ли не в полночь. В течение недели я то здесь, то там улавливал запах машинного масла — на диванных подушках, на полотенце в ванной, — словно отец был призраком, оставлявшим слабые следы своего присутствия.
Наконец звуки затихли — перестала открываться и закрываться дверка холодильника, течь вода из крана, — и я понял, что отец, наверное, в столовой: уминает гору спагетти, читает газету в свете, проливающемся из кухни. Я слышал, как он переворачивает большие газетные страницы, как позвякивает вилка о тарелку, как чиркает спичка о коробок… и вот тут-то оно и случилось. С улицы донесся пронзительный женский крик — такой громкий, что полотно ночи порвалось. Образовавшейся дыры хватило, чтобы в нее проскользнул Год Призраков. Меня пробрала дрожь, я закрыл глаза и забрался с головой под одеяло.
Бродяга
Когда я следующим утром спустился по лестнице, дверь к Бабуле и Деду была открыта. Я просунул туда голову и увидел Мэри — она сидела в кухоньке за столом, на котором прошлым вечером крутила сигареты, и ела зерновой завтрак из миски. Дед сидел на своем привычном месте рядом с ней, держа перед собой развернутую программу скачек. На полях он карандашом записывал цифры, непрерывно бормоча себе под нос родословные, имена жокеев, вес, скорость, состояние дорожек на ипподроме, — так он проводил вычисления по «системе Макгина», которую назвал своим именем. Мэри кивала всякий раз, как в уравнение добавлялся новый член.
В нашей части дома из ванной в коридор вышла мама, и я повернулся к ней. Она была одета для работы — в бирюзовом платье с большой заколкой в виде звезды, напоминавшей деталь витража. Я подошел к маме, и она меня обняла, поцеловала в голову, окутала терпким облаком духов, густых, как пудра. Мы направились на кухню, и мама дала мне зерновой завтрак с порошковым молоком, вкус которого становился при этом немного лучше — нам разрешалось посыпать кушанье сахарным песком. Я сел в столовой, мама присоединилась ко мне с чашечкой кофе. Из окна за ее спиной в комнату проливался солнечный свет. Она зажгла сигарету и пододвинула к себе пепельницу.
— Пятница. Последний день каникул, — сказала она. — Так что ты времени даром не теряй. В понедельник снова в школу.
Я кивнул.
— И будь осторожнее, — продолжила она. — Ко мне соседка заходила сегодня утром — миссис Конрад. Говорит, вчера вечером видела в окне какого-то бродягу. Она как раз ночную рубашку надевала, повернулась — а в окне чья-то физиономия.
— Она закричала?
— Сказала, что испугалась до смерти. Джейк был внизу — смотрел телевизор. Он вскочил и бросился на улицу, но там уже никого не было.
В комнате появился Джим.
— Ты думаешь, ее кто-то увидел голой? — спросил он.
— Поделом ему, — заметила мама и быстро добавила: — Не смейте это повторять где-нибудь.
— Я слышал, как она кричала, — сказал я.
— Кто бы это ни был, он взял лестницу, которую Дед хранит во дворе. Приставил ее к стене конрадовского дома и поднялся до второго этажа. Так что на улице будьте сегодня внимательнее, а не то попадетесь какому-нибудь воришке.
— Это значит, что он заходил к нам во двор, — сказал Джим.
Мама затянулась сигаретой и кивнула:
— Видать, заходил.
Прежде чем уйти на работу, мама оставила нам список дел на день: выгулять Джорджа, убрать свои комнаты, выкосить газон позади дома. Потом она поцеловала нас с Джимом и пошла к Бабуле и Деду — поцеловать Мэри. Я смотрел, как ее машина отъезжает от дома. Джим подошел и встал рядом со мной у окна.
— Бродяга, — сказал он, улыбаясь, — Надо нам это расследовать.
Полчаса спустя Джим, Мэри и я вместе с Фрэнки Конрадом сидели в кустах форзиции.
— И что — этот бродяга видел твою мать голой? — спросил Джим у Фрэнки.
У Фрэнки была прическа как у Кудрявого из «Трех придурков».[8] Он почесал затылок толстыми, короткими пальцами.
— Наверно, — сказал он, сморщившись.
— Ну и поделом ему, — сказал Джим.
— Ты что хочешь сказать? — спросил Фрэнки.
— А ты вспомни, какая у твоей матери задница, — сказал Джим и рассмеялся.
Фрэнки несколько секунд сидел молча, задумавшись, потом кивнул и сказал:
— Да.
Мэри вытащила скрученную на машинке сигарету. Она всегда утягивала штуку-другую, занимаясь этим делом, — все равно никто бы и не подумал. Мэри на свой манер была ух какая пройда. Закури, скажем, я — Джим меня точно заложил бы. А ей он только сказал:
— Будешь курить — так и не вырастешь.
Мэри затянулась и сказала спокойным голосом:
— А не пойти ли тебе?..
Джим повелительно распределил среди нас обязанности.
— Я буду детективом, а вы — моей командой, — И показал на меня: — Ты должен все записывать. Я дам тебе тетрадь. И не ленись.
— Хорошо, — согласился я.
— Мэри, — велел Джим, — не витай в облаках — будешь считать. Только без этих твоих микки-маусовских штучек.
— Уже считаю, — сказала она голосом Микки и кивнула.
Мы расхохотались, а Мэри и бровью не повела.
— Фрэнки, назначаю тебя моей правой рукой. Будешь делать все, что я скажу. Понял?
Тот согласился, и тогда Джим сказал нам, что мы первым делом должны искать улики.
— Твоя мать не сказала, как этот бродяга выглядел? — спросил я.
— Сказала, что раньше его никогда не видела. Он словно призрак какой.
— Может, это вампир? — предположил я.
— Никакой это не вампир, — отрезал Джим. — Извращенец. Если мы хотим, чтобы все вышло как надо, то нужно делать по науке. Никаких вампиров в природе нет.
Первым делом мы осмотрели место преступления. Под окном конрадовской спальни, на втором этаже их дома, соседствовавшего с нашим, мы нашли четкий отпечаток подошвы. Отпечаток был крупный, гораздо больше, чем у любого из нас, и подошва была не гладкая, а с линиями и кружками.
— Видите, что это? — спросил Джим, присаживаясь на корточки.
— Это след от кроссовки, — сказал я.
— Точно, — сказал он.
— Я думаю — от кеда, — сказал Фрэнки.
— О чем он вам говорит? — спросил Джим.
— А о чем? — спросил Фрэнки.
— Ну, он слишком велик — значит, не ребячий. Правда, взрослые обычно не носят кеды. Наверно, тут был молодой парень. Нам нужно сохранить это, если полиция будет проводить расследование.