Год колючей проволоки - Страница 5

Хорошо… Допустим, они его возьмут, не допустят теракта, а то, что кацап нацелился именно на визит, в этом нет вопросов. А дальше что? Их просто похлопают по плечу – хорошие парни…

А вот если они возьмут кацапа уже ПОСЛЕ теракта – тут дело другое. Громкое дело – покушение на заместителя госсекретаря США! Русский террорист! И получится у кацапа убить его или нет – неважно. Самое главное, что это будет громкое дело, и оно почти сразу будет раскрыто. Им, генералом Стыцюрой! Тут можно и на орден рассчитывать, и на премию, и даже на высокий пост – уже не начальника департамента, а самого главы полиции безопасности. Американцы умные люди, они любят и умеют поощрять верных им людей – тем более что нынешний глава, генерал Франтишек Барза, совсем спился…

К тому же, если гражданской администрации немного напомнить, что они находятся не в стране Эльдорадо с золотыми слитками под ногами, а в зоне боевых действий, – это тоже будет неплохо. Все дело было в том, что гражданская администрация, корпус реконструкции проворачивали делишки, а платить за безопасность не считали нужным. Они думали, что если нанять какую-никакую частную охранную компанию, типа XE security, которая их охраняла, – этого будет достаточно…

Ан нет, дорогие вы мои! Вы на нашей земле, падлы! И если вы делаете здесь дела – платите нам, а то так и будете подыхать один за другим!

– Ты провел это по отчетности?

– Никак нет, – понятливо улыбнулся Мыкола.

– Молодец…

Генерал напряженно думал – где они могут проколоться…

– Куда поступило сообщение?

– На мою мобилу. Личную.

Ага, значит, звонок в общем файле, откуда его уже не вычистишь, или… почти не вычистишь – не зафиксирован. Американцы могли, конечно, и телефон на прослушку поставить, но это вряд ли. Обычный человек – еще куда ни шло, но полицейский… У полицейского телефон просто так не прослушаешь, нужно обращаться в компанию, а в компании давно наши люди…

– Сделаем вот что. Выгоняй всех… я тебе цидульку сейчас напишу. Возьми фото Тахирова и еще пять-шесть других, раздай. На Тахирова конкретно не ориентируй – просто получена информация о возможности террористической атаки. Ничего необычного в этом нет, прокатит. Живым Тахирова не брать.

Мыкола снова понятливо улыбнулся.

– Понял…

– Задействуй снайперов. Объект особо опасен. Теперь. Как пройдет – вечером наведайся к этой… к агенту своему. Она как… ничего себе?

– Для меня стара, но так… ничего.

– Нормально. Сделай тогда… будто кацапы убили за предательство. Можешь трахнуть – не возражаю. Но делай все тихо. И личное дело ее почисти…

Генерал поднялся из-за стола, подошел к вскочившему подчиненному, похлопал покровительственно по плечу.

– Молодец. Хорошо работаешь. Иди…

Американцы все-таки кое-чего не поняли. И поляки – тоже. Поляки-то понятно, зачем сюда пришли – за землей, за Крэсами Всходними[1], за вековой мечтой о Речи Посполитой. А вот американцы… можете смеяться, но они сюда пришли не для того, чтобы унизить, растоптать и уничтожить Россию или помочь местным бандеровцам и своим союзникам-полякам против пророссийски настроенных украинцев и открытых русских, живущих на Украине. Можете мне не верить, но они пришли сюда не за этим. А пришли они для того, чтобы помочь хорошим парням справиться с плохими парнями, создать собственное государство и зажить, как все. Да, конечно, были и геополитические мотивы, не следует воспринимать американцев как наивных и бескорыстных людей, но основной-то посыл был именно в этом. Американцы до сих пор были сильными, но наивными подростками на сцене мировой политики, с типично подростковым максимализмом и подростковыми реакциями, а страны, существующие в несколько раз дольше, просто не могли это понять и постоянно искали в действиях США некий дурной умысел.

Но американцы в очередной раз просчитались – и здесь, на Украине, они просчитались куда страшнее, чем они просчитались в Ираке или Афганистане. Они пришли сюда, чтобы помочь хорошим парням, но дело было в том, что хороших парней здесь не было ни по одну из сторон баррикад. Местные, пусть даже истые, лояльные украинские националисты, свидомиты и бандеровцы, прошедшие огонь, воду и медные трубы постсоветского хаоса и четверть века украинского политикума, были не просто гнилыми – они были гнилыми до основания, до глубины, до самого донышка. Любой грешник, греша, понимает, что творит грех и в душе страдает от этого, а вот эти считали грех чем-то нормальным, само собой разумеющимся и обыденным. Для этих людей убить, предать, совершить очередной в длинном списке акт жестокости было настолько обычным, что они даже и не задумывались над тем, что они творят. Просто они так жили раньше, их так научила жизнь – предай, пока не предали тебя, если кто-то повернулся к тебе спиной – сунь ему нож в спину, не дожидаясь, пока сунут тебе. Затопчи, если кто-то упал, потому что, если он поднимется – то затопчет тебя вместе с остальными. Американцы, выросшие в нормальном государстве и нормальном, сохранившем какие-то ориентиры обществе, просто не могли понять этого уровня распущенности и зла, сталкиваясь с этим напрямую, они не могли найти иного объяснения происходящему, кроме не совсем здоровой психики.

Это были свидомые[2].

И генерал Олесь Стыцюра был самым обычным представителем свидомых. Когда встал вопрос – он просто предал поставивших его на должность американцев. Не задумываясь.

Узбек прошел аркой дома, не оглядываясь, не пытаясь поймать последний взгляд из окна той, что приютила его в огромном, полупустом и теперь чужом для него городе. Он знал – нельзя оборачиваться, надо смотреть только вперед…

На бывшем проспекте Миколи Бажана было довольно многолюдно, люди, те, кто продолжал жить в этом городе, спешили на работу, кто-то – в магазин, кто-то – еще куда по делам. Тротуар был теперь отгорожен небольшим, но крепким, посаженным на вбитые в землю стальные арматурины бетонным заборчиком примерно по пояс среднего человека – это для того, чтобы можно было укрыться при обстреле, и для того, чтобы никто не направил заминированную машину на толпу людей или на какое-нибудь учреждение. На стенах были большие белые проплешины – так краской замазывали лозунги сопротивленцев, вон там, например, после вчерашней ночи появился обычный для этих стен лозунг «Никто не уйдет!» – а сегодня его уже замазали. Город Киев и часть Киевской области были единственным местом в Украине, за безопасность которого отвечали американцы, – и они подходили к делу солидно. В потоке машин – привычные тяжелобронированные «Хаммеры», непривычно смотрящиеся в зеленом, а не светло-песчаном камуфляже. Транспортные колонны международных сил, обычные автомашины – бензин теперь был дорогой, и машин было немного, все старались передвигаться пешком. Многие оконные стекла оклеены специальной пленкой – чтобы не разлетались при взрыве. Американские солдаты, встречающиеся в толпе и выделяющиеся по оружию и камуфляжу, – рослые, в основном негры. Белых было мало, их использовали там, где нужны были именно белые, неотличимые от местных.

Люди молчаливые, идут в основном, смотря под ноги, быстрым шагом. На стенах – пропагандистские плакаты, призывающие вместе строить новое будущее Украины, и приказы оккупационной, тьфу – временной администрации. Кое-где – незашпаклеванные следы от пуль.

Вот когда вставали на Майдан – хоть один думал, что будет это? Хоть один мог это предвидеть? А ведь вставали…

Майор не был ни сторонником, ни противником тех, кто был на Майдане. Он просто знал, что город его – оккупирован врагом. И делал то, что считал нужным.

В кармане у него был аусвайс, свежий, непросроченный, и удостоверение сотрудника полиции порядка, тоже свежее и настоящее, выданное одним из патриотов, устроившимся на работу в полицию порядка. В английском языке было такое выражение every day hero, ежедневные герои. Вот такие люди и были ежедневными героями – они легализовывались, получали работу в госструктурах, в комитетах по реконструкции, получали заработную плату и подлинные документы. И вредили, каждый день вредили – тихо, незаметно, методично и осознанно. Выдавали явным подпольщикам подлинные документы, предупреждали о засадах и облавах, запускали вирусы в базы данных, уничтожали архивы, искажали передаваемую информацию. Все – и американцы, и поляки, и румыны – понимали, что они медленно вязнут в этой войне, с неумеренным энтузиазмом и жестокостью одних и тихим, методичным сопротивлением других. Но сделать уже ничего не могли.