Год колючей проволоки - Страница 3

– А ты?

– Мне нужен один день. Потом я приеду. На самом деле – хватит. Последняя гастроль.

– А сейчас – нельзя?

– Нет, лягушка-путешественница, нельзя. У меня сегодня дело. И его откладывать нельзя.

– Но ты точно приедешь?

Он улыбнулся.

– Точно. Теперь мне есть, ради чего возвращаться…

Когда он уходил – она стояла у окна в подъезде, проводила его взглядом, пока он не вышел в арку, ведущую на проспект Степана Бандеры. Потом вернулась домой, порылась в одном из ящиков стола, вытащила старый аппарат сотовой связи – она говорила, что телефон сломан, хотя это было не так. Вставила аккумуляторную батарею. Потом набрала номер, который помнила наизусть, – номер сотового своего куратора в департаменте по борьбе с терроризмом киевской полиции безопасности. Подождала, пока не минет десять гудков, – обычная мера предосторожности. Потом щелчок дал понять, что ее слушают.

– Мария Ковалевская, – отчетливо произнесла она.

Трубка какое-то время молчала – к ней был подключен голосовой анализатор, и она перебирала записанные в памяти профили, устанавливая личность позвонившего.

– Я слушаю вас, – наконец отозвался куратор.

– Узбек только что ушел от меня. Он готовит террористический акт, сегодня. Приглашал меня в Ростов, говорил, что отойдет от дел.

– Место и время?

– Не знаю. Я не рискнула расспрашивать.

– Хорошо. Сообщение принято, вам перезвонят.

В трубке забились гудки отбоя…

Майор Владимир Тахиров, он же Узбек, совершил ошибку – одну, но в его положении крайне грубую и недопустимую. Он приехал в родной город, где родился и вырос, он обзавелся подлинным аусвайсом и служебным удостоверением сотрудника полиции порядка. Он был никем, тенью в этом городе, одной из многих. Но вместо того, чтобы просто снять квартиру, он пришел к той, которую знал еще со школьных времен, пришел – и ему даже в голову не пришло поинтересоваться, а чем она живет, и как сумела сохранить свою довольно дорогую квартиру в центре и свое дело. Просто в его понимании детство и юность были чем-то святым, неосязаемым и святым, чем-то светлым, кардинально отличающимся от того, что было сейчас вокруг. Ведь совсем без светлого, без хорошего жить нельзя, он и воевал-то за то, чтобы вернуть тот самый, правильный и в чем-то наивный мир своего детства и юности.

Так он попал в сеть, сплетенную в Киеве полицией безопасности. Эта сеть была плотной, и в ней были самые разные люди – ведь в Киеве давно уже не было места правде, добру, верности, в нем выживал только тот, который имел прикрытие, крышу – от полиции, от государства, от американцев, наконец, от диаспоры. Узбек потерял осторожность, утратил бдительность – и сегодняшняя акция должна была провалиться. Вот только на той стороне играли такие же негодяи, какой была и Любовь Щичко, одинокая женщина и коммерсант из Киева, торгующая продуктами питания, она же осведомитель полиции безопасности, оперативный псевдоним Мария Ковалевская, псевдоним прикрытия соответствует настоящему имени, личный номер 011139124, статус – вполне надежна…

Генерал войск полиции (обращение «пан куринный» упорно не приживалось, умники произносили его исключительно как пан куриный, издеваясь над украинским языком и достоинством украинского офицера) Олесь Стыцюра был довольно молодым для своей должности – сорок один год – выходцем из Львова. Он хорошо знал русский, польский и английский языки – потому что в молодости был гастарбайтером в Европе, пока лавочку не прикрыли. Потом – делать было нечего – он устроился в полицию, довольно быстро дослужился до майора – просто он знал, где хапнуть, и всегда делился с начальством – а оно ценило молодого и пронырливого полицейского. Когда он только начинал, у власти в стране были еще «оранжевые» – и поэтому он записался в националисты, стал адептом фашиствующего Олега Лежебока. Когда же на улицах Львова появились бронеколонны освободителей – он одним из первых прибежал в ратушу, где расположилась польская комендатура, рассказал о предках, погибших при оккупации страны Красной Армией, и выразил самое горячее желание служить в миротворческих силах или где-нибудь еще, где он будет нужен. Поляки довольно быстро пробили его по базе – а база была, большинство националистических движений на Украине финансировались из фондов, за которыми стояли польская, британская и американская разведки, – выяснили, что майор Стыцюра действительно националист со стажем. Прямо в ратуше его повысили до полковника и сделали заместителем начальника львовской полиции порядка – начальником все же был поляк. Такие люди были нужны в новой Украине.

Потом он сделал еще один шаг наверх – по программе обмена его отправили на шестимесячные курсы переподготовки полицейских не куда-нибудь, а в академию ФБР в Квантико, штат Виргиния. Тамошние преподаватели – а Стыцюра учился лучше других исключительно потому, что лучше остальных понимал язык, – все же разглядели его сущность и сделали отметку в личном деле «склонен к противоправному поведению, для работы в органах правопорядка не годен». Но других полицейских для полиции нового украинского государства брать было неоткуда, да и в Киеве на постах было немало людей, кто помнил Стыцюру как любезного молодого человека, всегда готового поддержать материально начальство. По возвращении ему присвоили звание генерала полиции и назначили сразу на должность заместителя начальника Киевского управления полиции безопасности – начальника департамента по борьбе с терроризмом. Должность не то чтобы очень хлебная, да еще и проблемная, но чтобы быть назначенным на другую – надо «занести», а достаточного количества денег у Стыцюры не было. Начальство на то и рассчитывало – ничего, парень сообразительный, накопит и занесет. Он копил…

Когда генерал Стыцюра – по должности ему полагался бронированный «Субурбан» и эскорт из двух бронемашин – прибыл в управление, расположенное на Львовской и окруженное со всех сторон блокпостами – навстречу ему прямо в вестибюле кинулся один из его офицеров, Николай (Мыкола) Беленко, которого он сам лично знал еще по Львову и сам тащил из грязи как верного и преданного человека.

– Пан генерал!

– Ну что…

У Стыцюры болела голова – полночи он провел в борделе. Этот бордель был открыт в бывшем дворце пионеров, и просто так с улицы в него было не зайти. Это был своего рода офицерский бордель, и карточка-пропуск туда означала, что ты приближен к самым верхам миротворческих сил и гражданского корпуса реконструкции, такой карточкой те из украинцев, у которых она была, гордились. От обычных борделей этот отличался уровнем – все пристойно, дамы в платьях, а не в белье, шампанское, музыка, приятная обстановка в нумерах, но самое главное – контингент. Сюда всегда стояла очередь на трудоустройство, потому что работы в Киеве было мало, а красивых девушек – много, и все они хотели подзаработать. Отсюда – если хорошо будешь работать – была прямая дорога либо за границу, либо, если очень повезет, можно и подцепить кого-нибудь. Клиентурой здесь в основном были мужчины среднего и старше среднего возраста, в основном американцы, у поляков свои «лежбища» были, и эти американцы, задолбанные политкорректностью, запуганные возможностью исков о харассменте, измотанные семьями и местными американскими дамами, которые не очень-то заботились о своем внешнем виде и требовали принимать их такими, какие они есть, – так вот, эти американские мужчины были просто в шоке от красоты и энтузиазма в постели местных дам. Многие спускали в борделях большую часть своего немалого жалования, а кто-то и решался на развод…

Что же касается генерала Стыцюры, то, постоянно посещая бордель, он преследовал сразу три цели. Первая – это быть на виду, крутиться в обществе американцев, совершенствовать английский, заводить контакты – короче, делать все, чтобы тебя запомнили. Это может в будущем очень сильно пригодиться – некоторые из местных, которые начинали в Ираке и проявили себя лояльными и сообразительными парнями, получили грин-кард и теперь служат здесь, в миротворческих силах. Возможно, это поможет при назначении на новую должность, возможно… Да многое здесь возможно, война – это всегда окно возможностей, как модно сейчас говорить – только не зевай!