Год колючей проволоки - Страница 18

Морпех покачал головой:

– Не стоит. И знаешь, почему? Твой отец служил так, как будто у него не одна жизнь, а по крайней мере девять. Его задница была везде, где было жарко, как на адской сковородке. Во время Just Cause[12] он ринулся на штурм полицейского отделения, откуда по нам палили два десятка парней, всего лишь с огневой группой. То, что он взял его и остался цел, – чудо. А вот в Ираке ему не так повезло. Служи так, чтобы оставаться в живых, сейчас в Корпусе мало по-настоящему хороших парней. Все понял?

– Да, сэр.

– Вот и хорошо. Придешь через три дня. Что с собой брать, знаешь.

На улицу Джим Гатуик вышел уже рекрутом Корпуса морской пехоты США – и поэтому он направился прямо по улице, на этих мексиканских ублюдков, и направился с таким выражением лица, что все сразу стало понятно. Он шел на них, как ледокол идет на таран льдин, яростно и неукротимо, глядя им прямо в глаза.

И мексиканцы, на счету двоих из которых были убийства, в присутствии своих девчонок молча расступились перед ним.

В одном из окон вербовочного пункта шевельнулись жалюзи.

Мастер-сержант Корпуса морской пехоты США неторопливо вернулся за стол, свернул сигарету – он предпочитал самостоятельно свернутые сигареты, которые набивал отборным турецким табаком, безо всяких там отдушек и добавок, которые нужны только педикам. Не спеша выкурил сигарету, окутавшись сизым дымом, потом затушил окурок в пепельнице, которую держал в ящике стола – политкорректность! – открыл окно, чтобы проветрить помещение. Потом, подвинув к себе пакет документов, заполненных рекрутом Гатуиком, снял трубку со старомодного телефонного аппарата, начал набирать номер, который помнил наизусть и которого не было ни в одном общедоступном телефонном справочнике.

– Майора Андерсона, – сказал он в трубку, – это Хилл. Срочно… Да, сэр, это Хилл. У меня здесь есть кое-что интересное, с большими перспективами. Джим Гатуик. Гольф-Альфа-Танго-Виски-Индия-Чарли-Кило. Так точно. Да, он самый. Парень показался мне дельным, сэр. Так точно. Да, спасибо, сэр. Семпер фи.

В последнее время в Соединенных Штатах Америки стала проявляться проблема – несмотря на прирост населения, на превышающую европейский уровень рождаемость, как только до чего-то доходило – так выяснялось, что не хватает людей. Когда вошли в Ирак – стало не хватать людей. Как только вошли в Афганистан – стало еще хуже. Почему-то в Америке последних лет все хуже и хуже обстояли дела с людьми.

Но все-таки люди были. Потому что Соединенные Штаты Америки были великой державой. Этого у них было не отнять.

– Держи ниже. Он обшаривает горизонт, но тебя не видит. Подскочишь прямо перед целью и снова уйдешь вниз.

– Так точно.

Ударный самолет ВВС Израиля F15 Raam (Strike Eagle), модернизированный до уровня Block 20 – более мощная радарная система с элементами от F35, наведение на цели через постоянный канал обмена данными со спутниками США, более мощные и надежные двигатели, частично сниженная радиозаметность – демоном несся над ночной пустыней, иногда опускаясь до тридцати футов над землей. Пилотом был Давид – в который раз подполковник видел, что Давид – пилот от бога, он отключил режим огибания рельефа местности и вел машину на скорости чуть ниже звуковой на таком расстоянии от земли, в обстоятельствах иных ему бы просто оторвали голову за это. Но сейчас от него требовалось именно это, более того – за его спиной сидел полковник (звание присвоили совершенно неожиданно, вызвали в Тель-Авив, пожали руку и вручили новые погоны) Иеремия Эгец, тоже пилот от бога, который сейчас исполнял обязанности оператора систем вооружения. Став комэском, он решил, что должен знать работу не только пилотов, но и операторов боевых систем.

– Левее. Радар прямо по курсу.

Самолет чуть заметно прянул влево, в кабине замигал датчик облучения радаром.

– Поймали? – напряженно спросил Давид.

– Еще нет. Луч рассеянный. Он что-то видит, но не может понять, что именно. Еще левее, зайдешь с разворотом.

– Он не унимается.

Индикатор продолжал мигать.

– До разворота три… два… один… Пошел!

Машина развернулась резко до предела, замигал еще один датчик – критическая высота.

– Выполнил.

– Спокойно. Я начну отсчет.

И в этот момент раздался резкий звонок системы оповещения – оператор радара перевел его из режима сканирования в режим прицеливания.

– Есть захват.

– Работай! Ты успеешь! Пять-четыре-три-два-один-подскок!

Самолет рвануло вверх так, что их прижало к креслам, желудок ушел куда-то туда, где помещаются отходы от его работы. У полковника Эгеца потемнело в глазах – все-таки не мальчик, хватит хулиганить, – но он успел выполнить работу. Так и не включая радар, он нанес удар – почти одновременно высокоточными планирующими бомбами по назначенным целям и ракетами ПРР – по захватившему их радару. Самолет тряхнуло – учебные боеприпасы отделились от подвесок, он разом полегчал на треть и сейчас рвался в небеса. И тут желудок рванулся в обратный путь – Давид перевернул самолет и с пугающим ускорением рванулся обратно к земле, перевернув самолет вверх тормашками…

Сукин сын…

Самолет, выпустив тормозные парашюты, остановился на самом конце взлетной полосы базы 69, от колес шел дым. Медленно порулил на стоянку, чтобы освободить полосу. Двое в кабине – пилот и оператор систем огня – медленно приходили в себя.

– Чертов сукин сын… – сказал полковник.

– В этот раз кое-что удалось сделать, – необычно серьезным для него тоном заявил Давид, – уже лучше.

На машине подлетели несколько пилотов, мгновенно выставили две легкие алюминиевые лестницы. Полковник на ощупь нажал кнопку, чтобы открыть фонарь.

– Иеремия, с тобой все в порядке? – сунулся в кабину штурман эскадрильи.

– Жить буду. Помоги…

– Сейчас. Там к тебе люди из Тель-Авива приехали.

Полковник так и вышел к ним – не снимая летного комбинезона, это была не рисовка, просто не было ни времени, ни сил его снять.

– Генерал…

Генерал Амос Ядлин, бывший пилот, ставший разведчиком, а потом снова пилотом – то-то все тогда удивились – покачал головой:

– Ты не в том возрасте, чтобы летать.

– Да пошел ты… – просто и бесхитростно заявил полковник, – мне надо было понять, что происходит. Я взял самого лучшего пилота, и мы отправились на учебную миссию. Мне надо было понять, что происходит.

– Понял?

– Понял, Амос. Мы их не прошибем.

Командующий ВВС нахмурился.

– То есть?

– То и есть! – разозлился полковник Эгец. – Это не шутки. Ты прекрасно знаешь порядок построения ударной группы. Мы его нарушили, действуем, как сумасшедшие. В группе на двенадцать машин должно быть два самолета РЭБ и как минимум два специализированных самолета подавления ПВО. А там, где мы столкнемся с системой С300, – их нужно будет четыре. Мы же нагрузили все машины, что у нас есть, бомбами и пытаемся выполнить задачу. Но это невозможно. Я пять раз лично ходил на цель с моим лучшим пилотом, экспериментировали с боевой загрузкой. Последний раз мы шли так низко, что едва не наелись земли. Это был лучший пилот и лучший, черт возьми, самолет, который у нас есть. Барак[13] на то, что мы делали, неспособен. И все равно пять раз из пяти радару удалось нас засечь.

– А сколько раз вам удалось произвести сброс? – поинтересовался Миша.

– Два раза.

– Не так плохо… – заметил генерал, и полковник взорвался:

– Два из пяти не так плохо?! Черт, я заслужил отставку уже десять раз. И я напишу рапорт, черт побери, только чтобы не увидеть, как гробят эскадрилью! Два из пяти – мы просто угробим ВВС и ничего не добьемся. Даже если мы отымеем этих ублюдков – оставшиеся отымеют нас, вот и все, что будет!