Год девственников - Страница 6

– Ты не сможешь этого сделать, дружище. Она тебя никогда не отпустит. Ты же знаешь, что случилось последний раз, да и до того. И она опять это повторит, чтобы придавить твою совесть до конца твоей жизни. Потому что, как только она потеряет Дона, ей уже незачем будет жить. Я даже не знаю, как она допустила, что его свадьба уже так близка.

– Зато я знаю, святой отец, я ведь этому способствовал.

– Да? Я должен был догадаться, что ты приложил к этому руку: она сама никогда не отпустила бы поводья. Я помню, по субботним дням она ходила смотреть, как Дон играет в футбол, и ждала его, чтобы подвезти домой, в дождь ли, в снег ли, в грозу…

– Да. Чтобы он, не дай Бог, не заговорил с какой-нибудь девушкой. А как вы думаете, святой отец, что она попросила меня узнать у него не далее чем сегодня?

– Даже не догадываюсь, Дэниел. Скажи мне.

– Она не просто попросила, она потребовала, чтобы я пошел и выяснил, девственник ли он.

– Нет! О Боже! Не-ет! – священник захихикал.

– Вы можете смеяться, святой отец, но так оно и было.

– Что это нашло на нее?

– А что всегда на нее находит? Она одержима желанием иметь Дона при себе до конца его жизни. Вы знаете, когда Дон родился и Уинни увидела, что он нормальный, она почти перестала обращать внимание на Стивена и Джо. На самом деле она не любила их обоих, хотя и по разным причинам.

Отец Рэмшоу покачал головой и медленно сказал:

– Даже если ты собрался оставить ее, ты не можешь развестись, ты же знаешь это.

– Это для меня не важно, лишь бы расстояние между нами было побольше. Ведь, как вы знаете, я не был с ней в постели долгие годы. Она даже от моей руки шарахается.

Старый священник вздохнул:

– Положение печальное. Но, может быть, Господь как раз позаботится об этом таким вот странным образом: после субботы Уинифред поймет, что потеряла Дона, и приблизится к тебе.

– Не дай Бог! – Дэниел наполнил стаканы виски и, протягивая один священнику, произнес: – Я не смогу этого вынести, никак не смогу. После всех этих долгих лет… Нет, примирения никогда не будет, уж это точно.

– А что будет с Джо, если твои планы осуществятся?

– Джо сам себе хозяин, он построит свою жизнь так, как захочет. Его положение сейчас очень неплохое, ведь он преуспевающий бухгалтер. К тому же у него есть и свое собственное имущество, пусть и невеликое, – коттедж. В последнее время он не заходит в наш большой дом даже поесть. Так что я не беспокоюсь о Джо, он не пропадет.

– Да, Джо отличный парень. Но, Дэниел, никто не может прожить в одиночку. И, судя по всему, мне придется за ним присматривать. Он уже теперь не всегда делает то, что положено. Я не видел его на службах уже пару воскресений. Хотя, может быть, он ходит к отцу Коди. Я мог поинтересоваться, да не стал. Чем меньше этот охотник за ведьмами и я скажем друг другу, тем лучше. – Отец Рэмшоу хлебнул виски, улыбнулся и закончил: – Знаешь, я грешный человек. Но только Бог и ты знаете это, так что держи это при себе. У тебя прекрасное виски, Дэниел, но я пью последний стакан. Я не хочу ехать домой, горланя песни, потому что тогда, будь уверен, отец Коди заставит меня стать на колени. Да, он поставит меня на колени и, ударяя по спине дубинкой, будет приговаривать: „Повторяй за мной: пьянство – это дьявол, пьянство – это дьявол, пьянство – это дьявол".

Приятели засмеялись, и священник продолжил:

– Держу пари, так он и сказал бы. Отец Коди напоминает мне сестру Катерину. Они могли бы быть матерью и сыном, настолько одинаково они обращаются с провинившимися. Я застал однажды такую сцену. Сестра Катерина била по голове какого-то незадачливого маленького дьяволенка и при каждом ударе приговаривала: „Бог есть любовь, Бог есть любовь, Бог есть любовь".

– Ох, святой отец. – Дэниел вытер глаза платком. – Я надеюсь, вы придете к моему смертному ложу, чтобы я мог умереть, смеясь.

– Очень приятно. Но, учитывая нашу разницу в возрасте, все будет как раз наоборот. Ну а теперь дай-ка мне руку. Я должен посмотреть, твердо ли я держусь на ногах. Сколько же виски я выпил?

– Три стакана и еще бренди.

– Это все бренди. Виски никогда так не действует на меня. – Отец Рэмшоу вытянул одну ногу и потряс ею, говоря: – У меня судороги. Давай отправь меня наконец, а сам ложись. Увидимся в четверг при подготовке церемонии, потом в субботу при самом венчании, и с этим будет покончено… Дэниел, мы должны еще раз поговорить, слышишь? Обещай мне, что ты ничего не предпримешь, пока мы не переговорим.

– Хорошо, святой отец, я обещаю ничего до тех пор не делать.

Дэниел посадил дорогого ему старика священника в машину.

– Я провожу вас до ворот. Я ведь обещал Биллу выключить фонари…

Вернувшись в дом, Дэниел невольно оглянулся на зеленую, обитую сукном дверь. Он еще с улицы увидел свет: Мэгги до сих пор была на кухне. Но он не пошел к ней, а медленно развернулся и побрел вверх по лестнице.

Был прекрасный день: довольно тепло, как в середине июля, ни дуновения ветра. Все говорили, что погода стояла, как по заказу.

Посреди лужайки раскинулся шатер. Несколько мужчин занимались выгрузкой столов и стульев из грузовика. А из фургона, остановившегося возле главного входа, мужчина и женщина перетаскивали в дом корзины с цветами. И в сторону шатра все время несли полные охапки цветов. А у ворот между лиственницами уже были натянуты ряды электрических лампочек.

Никакой суматохи, все выглядело очень организованно, тем более внутри дома.

В половине десятого Уинифред позавтракала в постели. Дэниел тем временем был уже на ногах. Джо и Дон только что вышли из столовой, оба одетые в легкие пуловеры и серые фланелевые брюки. Они шли к выходу, когда Мэгги преградила им путь, говоря:

– Сегодня он капризничает. Он не хочет вставать. Вы уж лучше сходите к нему и посмотрите, что можно сделать.

– Ну, если тебе не удалось поднять его, – ответил Джо, – то у нас вообще нет никаких шансов.

Мэгги внимательно посмотрела на него и сказала:

– Мы ведь не хотим сегодня никаких пререканий, правда? Обманите, завлеките или запугайте его, но только вытащите из постели.

Дон начал было подниматься по лестнице, но затем обернулся:

– По-моему, это лучшее место для него, раз уж ему не разрешают пойти на церемонию. В любом случае, с ним все в порядке, он может держать себя в руках, если захочет.

Мэгги ничего не сказала, спустилась в холл и двинулась прочь. И Джо, перемахивая разом через две ступеньки, быстро догнал Дона. Он прошептал:

– Ты не хуже меня знаешь, Дон, как на Стивена действует волнение. И никто Стивена здесь не любит больше, чем я.

– Им никто не занимается.

– Ты знаешь, что это неправда. Посмотри, сколько Мэгги делает для него. И я тоже вывожу его на люди, по крайней мере, раз в неделю.

– Я другое имею в виду. Просто я подумал, что сегодняшний день – особенный, и она могла бы проявить заботу, взять на себя риск, пусть даже что-нибудь и случится…

Когда они поднялись еще на один лестничный пролет, Джо оглянулся на своего младшего брата, которого любил, как родного, и печально подумал: „Она, а не мама, как она заставляла себя называть". И хотя трещина, что пролегла между Доном и матерью, была еще не видна, он чувствовал: скоро она станет слишком заметной. Джо, конечно, испытывал какие-то чувства к женщине, заменившей ему мать, и он совершенно не желал видеть, как она страдает оттого, что единственное существо, которое она любила, покидает ее. И если бы просто любила – любовь этой матери к своему отпрыску нуждалась в другом названии, но его не отыскать в словаре…

– Что это значит? – Дон первым подошел к кровати, на которой Стивен свернулся калачиком, как ребенок, закрыв лицо руками; колени почти под подбородком. – Посмотри на меня, Стив. Ты хочешь испортить нам весь день?

Длинные руки и ноги, казалось, зашевелились одновременно, и тело оперлось о деревянную спинку кровати, а губы дрогнули и пробормотали: