Год девственников - Страница 4

– Я больше ни минуты не смогу прожить без тебя.

И она ответила просто:

– И я тоже, Дон, особенно сейчас.

– Да, особенно сейчас. – Дон держал ее лицо в своих ладонях. – Есть ли еще на свете влюбленные, у которых оказались бы такие матери, как наши?

– Думаю, нет. И все же тебе больше повезло: твой отец на нашей стороне. Мне же приходится бороться с двумя. И, знаешь, мне позволили подняться сюда одной только потому, что разговор еще раз зашел о Марии Толлет. Честно говоря, Дон, мне очень жаль Марию. Я помню ее скромной и застенчивой. И я могла бы назвать двадцать человек, способных совершить то, что сделала Мария, но никак не ее саму. Когда же это случилось, родители увезли ее и спрятали – им, видите ли, стало стыдно. Я-то думала, что мы живем в новом мире, в новую эпоху, что такое не может произойти в шестидесятые годы двадцатого века. Но, видимо, пока существуют такие люди, как наши драгоценные матери, это будет возможно и в конце столетия. – Внезапно она обняла Дона, притянула к себе и голосом, в котором звучали панические нотки, пробормотала: – Господи, пусть скорее наступит суббота…

– Дорогая, все в порядке, успокойся. – Дон приласкал ее. – Подумай лучше о трех неделях в Италии. Хотя бы нам и пришлось там ежедневно ходить смотреть на Папу.

Аннетта задрожала от смеха, опустив голову на плечо возлюбленного. Дон, сам тихо усмехнувшись, произнес:

– Потише, потише. Если ты начнешь смеяться, они все втроем тут же примчатся сюда.

Когда Аннетта взглянула на Дона, глаза ее были мокры. Всхлипнув, она заговорила:

– Я поклялась, что мы будем ходить на утреннюю мессу в Ватикан каждый день. Мы оба…

– Не может быть!

– Может.

– Ну почему же ты не сказала матери, что мы будем валяться в постели до двенадцати часов?

– Ох, Дон! – Она улыбнулась, обняв его.

– Слышишь, – Дон мягко отстранил ее, – кто-то идет сюда. Я выйду в другую дверь и посмотрю, спит ли Стивен. – Он уже собирался расстаться с ней, но вдруг остановился и обнял ее за талию. – Нет, ради Бога! Мы этого не сделаем. Пойдем вместе. Это уж слишком…

Когда они подошли к двери, то столкнулись лицом к лицу с Джо. Они с вызовом посмотрели на него. Джо негромко сказал:

– Я опередил „поисковую команду". Пора возвращаться, гости собираются уходить. Они все сейчас там внизу, рассматривают подарки. Но разговор идет натянутый. – Джо обратился к Аннетте: – Ну что, там была битва?

Она, качая головой, ответила:

– Нет, мне удалось уйти, когда они все принялись осуждать Марию Толлет. Наверное, одна только миссис Престон их не поддерживает. Ведь Мария – ее близкая подруга.

– Да… Понимаю… Но знаете, – Джо кивнул им обоим, – послушайтесь моего совета: проследите за выражением ваших лиц и не спускайтесь вниз, обнявшись, вот как сейчас. Иначе тлеющие угли подозрения, а они сегодня весь день тлеют, вспыхнут целым пожаром. А мы ведь этого не хотим…

Парочка, подталкиваемая Джо к выходу, расхохоталась.

– Пусть скорее придет суббота. Пусть скорее придет суббота, – заклинал Дон.

Аннетта отозвалась эхом:

– Аминь. Аминь.

Но оба они и не подозревали, что этот большой Джо, их товарищ и союзник, ожидал субботы еще с большим нетерпением, чем они.

Часы пробили одиннадцать. В доме стояла тишина. Уинифред отправилась спать в свою комнату, Джо и Стивен тоже были наверху. Лили с полчаса назад ушла в сторожку. Пэгги только что прошла в свою мансарду, пожелав Дэниелу спокойной ночи. Только Мэгги еще хозяйничала на кухне, и Дэниел знал, что она с радостью примет его. Он и сам очень хотел этой встречи. Еще как хотел. Но не мог себе ее позволить. Ведь если он сейчас решится и пойдет к Мэгги, то чем все это обернется? Обстановка в доме станет невыносимой, потому что он совсем не умеет скрывать своих чувств…

Как и всегда по вечерам, Дэниел не чувствовал себя усталым. Усталость обычно наваливалась на него по утрам, когда приходило время вставать с постели.

Он снял с крючка в прихожей свое пальто и тихо вышел из дома на подъездную аллею. Осень уже пощипывала морозцем, чувствовалось приближение долгих темных ночей. „Это состояние, – подумал Дэниел, – очень соответствует его собственной жизни". Одна долгая темная ночь. Но теперь ее озарил огонек, и Дэниелу ох как хотелось согреться возле него. И тут же он почему-то почувствовал стыд за это свое желание.

Он медленно шел по аллее, удаляясь от дома. Огни у ворот все еще горели, а это значило, что Билл и Лили еще не легли спать.

Дэниел уже подходил к сторожке, когда боковые воротца открылись и из них вышел Билл Уайт. Билл остановился и спросил:

– Пришли навестить, сэр?

– Просто вышел подышать воздухом перед сном.

– Ваши гости разошлись сегодня рано.

– Да, они уже уехали. Смотри, как морозно уже. Недалеко и до зимы.

– Да сэр, совсем недалеко. Вот я лично очень люблю зиму: сядешь у камина, закуришь трубку и возьмешь в руки книжку… Летом никогда не удается так расположиться.

– Нет, почему же. Мне кажется, так хорошо сидеть в любое время года.

Билл шел рядом с Дэниелом к открытым железным воротам. Фонари, установленные на двух каменных колоннах, освещали всю округу неровным, но сильным светом. После долгого молчания Билл чуть слышно произнес:

– Мне нужно будет днем ехать на Дэйл-стрит, сэр.

Секунду Дэниел был неподвижен, затем медленно повернул голову, посмотрел на Билла и тихо спросил:

– И часто ты ездишь на Дэйл-стрит?

– Пока два раза всего пришлось. Но я тогда не понимал зачем.

– Когда это было? Когда были эти два раза?

– На прошлой неделе оба.

– Это что-то новое? То есть тебе когда-нибудь поручали подобное?

– Нет, это впервые, сэр. Притом я ведь был под подозрением.

Дэниел посмотрел вдаль, на поля, высвечиваемые фонарем, и подумал: „Когда же она оставит эту затею? И что должен чувствовать этот парень, вынужденный подчиняться капризам хозяйки и одновременно оставаться верным хозяину?" Хриплым голосом он проговорил:

– Спасибо, Билл.

– Можете рассчитывать на меня, сэр. Дэниел собрался было уже повернуть обратно к дому, но услышал характерный шум подъезжающей машины. Он узнал эту машину по звуку и пошел ей навстречу. Когда она, скрежеща и лязгая, рывком остановилась около ворот, он наклонился к окошку и спросил:

– Святой отец, почему вы не дома в столь поздний час?

– Дела, как обычно. А у вас гости? – Священник показал на огни.

– Да, были, но уже все ушли. Не зайдете ли в дом выпить по рюмочке?

– Раз уж ты предлагаешь, то, пожалуй, зайду. Но минутой раньше все, что мне нужно было, – это добраться до моей постели. Ну, запрыгивай в машину.

Дэниел развернулся и крикнул Биллу:

– Не жди нас, Билл. Я выключу фонари сам. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, сэр, – отозвался слуга.

И Дэниел сел в машину.

– Где же вы были так поздно? – обратился он к священнику.

– Да у Томми Килбрайда.

– Неужели опять? Он же ипохондрик, этот Томми.

– Да, было такое, но не на этот раз. Он не знает этого сам, но здоровья, чтобы прыгать и скакать, у него хватит еще на пару жизней. И, можешь мне поверить, он будет удивлен больше всех на свете, когда обнаружит вдруг, что он мертв. Готов спорить, он скажет: „Смотрите, это все ошибка, это я сам придумал. Все мне об этом твердили столько лет. Так оно и есть. Дайте же мне вернуться!" И знаешь что? Жизнь, она забавляется, придумывая людям всякие подвохи. Вот и Томми вообразил себе, что у него есть все болезни, существующие под солнцем, кроме той одной, которая действительно незаметно подкрадывается к нему. Мне его жаль, по правде жаль. Но он сам ведет себя к этому. Я имею в виду – к удивлению, которое ему придется испытать.

Дэниел рассмеялся:

– Святой отец, я уверен, что вы очень хотели бы лично видеть его лицо в эту минуту отрезвления. Кстати, вы и сами очень скоро отправитесь в мир иной, если не бросите этот старый драндулет.