Год Барана. Макамы - Страница 8

Их отбирали со всего города. По одному с района.

Даже по одному с двух, если не могли найти кандидатуру. Или если кандидатура артачилась, не в силах переломить буржуазные предрассудки.

Раз в неделю их собирали в Партшколе рядом с метро Горького. Вначале теория, зажигался диапроектор, в темноте поблескивали очки кандидата каких-то наук, молодого, с интеллигентной картавостью.

“Итак, учение о трех источниках и трех составных частях марксизма представляет собой диалектическое единство внешнего и внутреннего. Внешнее вы можете прочесть в любом учебнике. Уже прочли? Переходим к внутреннему. К материальной стороне. К объекту”.

Смысл слова объект они уже знали.

Кто-то прыснул. На него зашикали. “Я чихнул, говорю...”

Диапроектор высвечивал на экране серо-красную картинку. Внутреннее строение объекта. Красное — мышцы. Серое — кость.

“Тремя составными частями, согласно Внутреннему учению, являются Большая, Средняя и Малая мышцы...”

Ленин! Партия! Ком-со-мол!

После лекции они оставались поиграть в футбол или обсуждали нашумевший фильм Быкова “Чучело”. Или новую книжку Лутошкина по лидерству. Особый автобусик развозил юных гениев по домам. Иногда они ехали к кому-нибудь, всей оравой, заполняя хрущевки или узбекские дворы с овчаркой и клеткой с беданой на винограднике.

К себе Москвич обычно не звал. Мать приносила работу на дом, сидела ночью с чертежами, утром, сонная, вертела сковородку с подгоравшими гренками. Сестры взрослели и грубили. Москвич стоял почти каждую ночь под душем. “Ты чем там... занимаешься?” — ломилась в дверь мать. Он откладывал зеркальце, в которое рассматривал свой размягченный горячими струями объект, и выключал воду.

— По-моему, это гадость, — сказала Принцесса.

— Точно, — откликнулся из темноты Тельман.

— А вы об этом не знали — не слышали? — спросил Москвич.

Костер почти не горел, слабо перемигивались угли. Глаз пригляделся к темноте, проступили звезды и силуэт машины.

— Я думал, это в переносном, — Тельман наклонился к остаткам огня

и подул. — В переносном смысле.

Расположил несколько веточек на тлеющих углях, вроде икебаны.

Подул еще раз. Икебана загорелась.

— Рассказывайте уже...

— Скорее бы утро, — сказала Принцесса и зажала уши.

Посидев так немного, разжала, опустила ладони, наклонилась:

— А что было дальше?

Было слышно, как в ней скрипнуло что-то металлическое.

Огонь поднялся, стало видно схему, которую чертил на песке Москвич.

Тремя составными частями, согласно Внутреннему учению, являются Большая, Средняя и Малая мышцы Объекта.

Большая ягодичная мышца (gluteus maximus) — наиболее крупная из трех ягодичных мышц. Имеет ромбовидную, уплощенную форму. Это одна из наиболее мощных мышц человеческого тела. Она разгибает и поворачивает бедро, выпрямляет и фиксирует туловище.

Прямохождение человека, его эволюция от высших приматов, развитие производственных сил общества — все это было бы невозможно без Большой мышцы. В строении Объекта Большая мышца символизирует Пролетариат. Большая мышца играет главную роль в сидении человека, что также важно, поскольку эволюция самого человека шла от прямохождения к прямосидению (прямозаседанию). В некоторых пособиях можно встретить ее обозначение как “Ленинской мышцы”, однако на сегодняшний день это не является общепринятым. Взаимодействие языка с Объектом происходит преимущественно с Большой мышцей, что символизирует соединение инструмента речи — того, чем человек отличается от животного мира, — с другим важнейшим инструментом эволюции, Большой мышцей.

Средняя ягодичная мышца (gluteus medius) расположена под большой ягодичной. Участвует в отведении бедра, при фиксированном положении бедра отводит в сторону таз. Выпрямляет согнутое вперед туловище, при стоянии наклоняет туловище в свою сторону. Символизирует трудовое крестьянство. При определенной тренировке, можно обеспечить взаимодействие языка и с этой мышцей, не упуская, однако, взаимодействия с Большой ягодичной мышцей, как наиболее важной в построении коммунистического общества. Излишнее взаимодействие языка со Средней мышцей зачастую приводит к явлениям правого уклона, идеализации мелкобуржуазной психологии на селе, преуменьшению успехов колхозного строительства.

Малая ягодичная мышца (gluteus minimus), самая маленькая, однако глубокая из трех. Она также участвует в отведении бедра и выпрямлении туловища и символизирует интеллигенцию.

Взаимодействие языка с ней невозможно; утверждения ревизионистов о возможности бесконтактного массажа этой мышцы противоречат материалистическому учению об обществе и основаны на неправомерном преувеличении роли интеллигенции...

И было у великого шаха Ануширвана три сына.

Один — умный, другой — сильный, третий — дурак.

Состарился Ануширван.

Стал думать, кому бы из сыновей власть передать.

Позвал для совета мудрецов.

Говорит им: так и так, три сына. Один — умный, другой — сильный, третий — сами видите. Мы уже немолоды, телом некрепки, вот думаем, кому из них власть передать?

Достал первый мудрец волшебную трубочку со стеклышком, поглядел через нее на небо. И хотя ни одной звездочки на небе еще не виднелось, говорит:

“Сила — это хорошо. Сильных народ боится. Но сила правителя — в его уме. Если правитель умный, он и без телесной силы заставит народ повиноваться. И глупость — тоже неплохо, слишком умных народ не любит. Но и глупость правителя — в его уме: если правитель умен, он сумеет иногда глупцом прикинуться, чтобы народу понравиться.

Поэтому мой совет: передай власть самому умному!”.

Понравился Ануширвану этот ответ, наградил он мудреца медною чашей.

Но прежде чем совету последовать, решил остальных мудрецов выслушать, может скажут что.

Выпустил второй мудрец стаю ворон из клетки, последил, как они над ним летают-каркают, утерся от помета и говорит:

“Ум — это хорошо. Только к чему он правителю, если у него есть советники? Глупость — еще лучше. Только к чему она правителю, если у него есть жены? А вот если правитель телом немощен, здоровьем слаб, долго на престоле не усидит.

Поэтому мой совет: передай власть самому крепкому!!”.

Еще больше понравился Ануширвану этот ответ, наградил он мудреца серебряной чашей. Но, прежде чем совету последовать, решил остальных мудрецов выслушать, может, скажут что.

Третий мудрец покурил дурман-травы, запил маковым отваром, закусил мухомором и говорит:

“Ум и сила — это хорошо. Только для чего тебе, о Шах, умный или сильный преемник? Его же народ с тобой сравнивать будет! Если будет умный, скажут — о, наш новый Шах умнее прежнего, Ануширвана! Если будет сильный, скажут — о, наш новый Шах сильнее прежнего, Ануширвана! И только если дурак будет, тебе, Шах, опасаться нечего! Долго будет народ и ум твой, и силу с благоговением помнить и восхвалять!

Поэтому мой совет: передай власть самому глупому!!!”.

Совсем понравился Ануширвану этот ответ, наградил он мудреца золотой чашей. Так, думает, и поступлю! Только тут заметил еще одного мудреца, самого бедно одетого и неказистого... И решил из любопытства этого мудреца выслушать: что он-то посоветует?

А оборванец приволок барана, распорол ему брюхо и извлек печень, еще дымящуюся. Покрутил ее так и сяк. Присвистнул, ударил себя по лбу.

Ничего не говоря, обошел Ануширвана, подошел к нему со спины, опустился на колени, да и... сунул голову под шахский халат!

Что уж он там головой делал и как долго делал, о том в летописях не сказано. Только постепенно печать заботы на челе Ануширвана сошла, глубокие морщины разгладилась, а скорбно сжатые губы засверкали улыбкой. И когда закончил мудрец свое дело, поднял его Ануширван с колен, нарядил его в лучший свой халат и воскликнул:

“Вот моя шахская воля! Не передам я власть свою ни сыну умному, ни сыну сильному, ни сыну глупому. А передам ее вот этому великому мудрецу! Ибо он один правильно нас понял и вернул нам дух молодости и здоровья! Пусть он и остается с нами как наш наследник и ближайший советник, услаждая нас... своими советами! Мы его женим на нашей несравненной дочери, и после нашей смерти — да отдалит ее Творец! — пусть он и наследует нашу державу. А мудрецов, дававших нам ложные советы, мы повелеваем казнить!”