Гоблины. Пиррова победа - Страница 1
Андрей Константинов
Пиррова победа
© А. Константинов, 2011
© ООО «Астрель-СПб», 2011
Глава первая
Антирейдерский заговор
Технический этаж многоквартирного дома в старом фонде. Здесь, у обычно закрытой на замок решетки, преграждающей лестничный пролет, ведущий на чердак, стоят двое молодых людей в камуфляжных куртках. Один из них уже в «балаклаве», второй еще только ее нахлобучивает. Судя по сумбурным телодвижениям, этот вид головного убора ему в диковинку.
– Эй, вы скоро там? – доносится от лифта приглушенно. – Давайте скорее, пока всё тихо.
– Щас! – натянув шапочку, коротко бросает замешкавшийся и достает из баула два АК-74М. Один он протягивает напарнику, а сам, вскинув ствол второго, встает в некое подобие боевой стойки. – Ну как? Впечатляет?
– Блеск! Обосраться от страха! А я?
– Супер! Ну, двинули, что ли? Времени в обрез.
– Идем…
Двое, с автоматами наперевес, начинают торопливо спускаться вниз по лестнице.
Завораживающее зрелище, отдаленно напоминающее сцену из американского боевика категории «В». Поскольку в силу внешней хлипковатости парней, до «А» они немножечко не дотягивают…
Санкт-Петербург,
26 августа 2009 года,
среда, 10:12 мск
Меньше суток прошло с того момента, как личный состав «гоблинов» узнал о трагической кончине Ивана Демидовича. До сих пор не отошедшие от потрясения Вучетич, Джамалов и Северова сидели в комнате отдыха конспиративной квартиры, совсем недавно служившей временным пристанищем ушедшего в мир иной бомжа. Минут пять назад к этой троице присоединился до черноты загоревший, посвежевший после крымских каникул Холин. Согласно графику дежурств Григорий должен был выйти на службу только завтра, но, прознав о последних событиях, не смог усидеть дома – примчался.
Глотки «отдыхающих» саднило от бессчетного количества выкуренных сигарет, а неумело сваренный Наташей кофейный напиток на фоне того кофе по-турецки, что раньше готовил для них Демидыч, горчил и бодрящего действия не оказывал. Скорее, напротив, удручал. Как и всё происходящее.
В курилку сунулся Андрей, и всеобщая апатия вмиг перешла в собранность и настороженность:
– Всем привет! О, Гришка? Уже вернулся?
– Вернулся, – мрачно кивнул Холин. – А у вас тут такие дела творятся! Я, блин, прям как чувствовал: всю обратную дорогу на душе словно кошки скреблись.
Мешок без спроса вытянул из лежащей на столе пачки сигарету. Закурил. Опасаясь не сдержаться, намеренно уселся так, чтобы не встречаться глазами с Северовой. Выглядел он сейчас неважно: землистого цвета лицо, воспаленные веки и круги под глазами – всё это вкупе являло собой классический портрет бесконечно усталого, задерганного человека.
– Андрюх, что там слыхать-то? – угрюмо поинтересовался Джамалов.
– Помимо того, о чем вы уже и так знаете, ничего. Тело нашли путевые обходчики. Рядом с насыпью. Демидыча сначала ударили ножом в печень, а затем сбросили с поезда.
– Версии, подозреваемые есть?
– Да какие тут в жопу версии?! А подозреваемые? Конечно, есть. Целый поезд. С учетом того, что никто из пассажиров ни в Бологом, ни в Твери не сходил.
– А оперативник, который Демидыча сопровождал, чего говорит?
Судя по тому как нахмурился Мешок, сейчас он не был расположен к беседе в формате интервью. Но тем не менее ответил. Хотя и с нарастающим раздражением:
– Оперативник рассказал, что перед сном Филиппов взял полотенце, зубную щетку и пошел в туалет. Долго не возвращался. Минут через пятнадцать опер отправился за ним и никого не нашел. Дверь в тамбуре при этом была открыта. Забеспокоившись, он вместе с разъездным нарядом милиции прочесал весь состав. Ничего и никого подозрительного не заметили. К слову, видимых следов борьбы, насилия в тамбуре не было. В общем, вплоть до обнаружения трупа надеялись, что Филиппов по каким-то причинам решил дать деру и соскочил сам. Поэтому сообщение об исчезновении и пришло с такой задержкой.
– Тот, кто носит медный щит, тот имеет медный лоб! – буркнул Холин. – М-да, хороший вы мне подарочек ко дню рождения устроили, нечего сказать!
– А разве у тебя сегодня? – удивилась Наташа.
– У меня разве завтра… Вот так, бляха-муха, и живем: завтра – день рождения, послезавтра – похороны.
Андрей загасил сигарету, молча подошел к хозяйственной полочке, на которой выстроился немудреный общаковый кухонный скарб, снял с нее пустую стеклянную банку и водрузил в центр стола. Народ наблюдал за телодвижениями начальника с молчаливым недоумением.
– На судмедэкспертизу уйдет пара дней. Так что похороны, скорее всего, состоятся в субботу либо в воскресенье. Демидычу светит неструганый 180-сантиметровый сосновый ящик и столбик с номерком на задворках Южного кладбища. Мне кажется, что этот человек своей жизнью все-таки заслужил нечто большее.
– Согласен, – хмуро подтвердил Холин. – Хотя бы после смерти надо старика уважить.
– К твоему сведению, этому «старику» было всего пятьдесят пять лет… Короче, – Мешок достал из заднего кармана джинсов пятитысячную купюру и пихнул ее в банку, – никого не напрягая и не заставляя. Если есть желание и возможность. На гроб, камень и отпевание…
Выклянчившая на сегодняшний день отгул Ольга нетерпеливо прохаживалась по залу международного аэропорта «Пулково–2» в ожидании рейса «Пекин – Санкт-Петербург». Боясь опоздать, она опрометчиво заказала такси, растранжирив таким образом кучу денег, а в итоге прикатила на целых сорок минут раньше. Теперь вот слонялась-маялась и от вынужденного безделья продолжала заниматься самоедством. Которое, как известно, есть непроизводительная работа совести. Этой самой работой Прилепина занималась вторые сутки кряду.
Сначала известие о смерти Ивана Демидовича потрясло Ольгу до глубины души. Вчера, разбуженная вслед за Андреем настойчивым, ранне-утренним телефонным звонком, она долго не могла осознать сам смысл фразы «Филиппов пропал», глухо вброшенной Мешком в процессе судорожных собираний. Осознание пришло позднее, когда Прилепина, поняв, что не сможет больше заснуть, поставила на кухне чайник, вернулась в комнату и принялась собирать для стирки смятое, всё еще влажное от горячего пота и любовных соков, постельное белье.
В начале восьмого ей позвонил Андрей и коротко сообщил о найденном на железнодорожном перегоне неопознанном трупе. И хоть оставалась слабая надежда, что страшная находка – другая, «чужая», у Ольги больше не оставалось сомнений в том, что Иван Демидович погиб. Не просто погиб – убит. И не просто убит, а, возможно, убит именно в те самые минуты, когда они с Мешком – здесь, на этих самых простынях – занимались любовью.
«В высшей степени политкорректная фраза, – совсем не о том тогда подумалось Прилепиной. – Автору, безусловно, зачет за смекалку. Звучит куда как возвышеннее и романтичнее, нежели казенно-медицинское „совокуплялись“. Но ведь любовь, это в первую, да и во все последующие очереди – Чувство. Заниматься можно чем угодно, но чувствами?» Другое дело: имелось ли таковое про меж них с Андреем? Врать самой себе никакого смысла не было, а потому Ольга, обойдясь без звонка другу и помощи зала, с грустью озвучила правильный ответ: «Ответ D. Нет, не было».
С этого момента все ее мысли переключились именно в эту плоскость. В Плоскость Чувства. Нет, безусловно, Прилепина не шла по жизни бессердечной эгоисткой. Конечно, ей было жаль обаятельного, нескладного, по-детски беззащитного бомжика Демидыча. Но его смерть осталась где-то там, далеко, в новгородской глубинке. Так что уход сей был сродни виртуальному: ведь не случись совсем необязательного, как думалось Ольге, телефонного звонка от «транспортника» Лисицына, «гоблины» могли продолжать считать Ивана Демидовича лишь небольшим проходным эпизодиком в своем многосерийном служебном сериале. Снаряжая Филиппова в столицу, мало кто из них помышлял о том, что их пути когда-нибудь пересекутся снова. Как любил говаривать полковник Жмых: «Мы – всего лишь камера хранения на милицейском вокзале. Приняли товар, а опосля вернули в ценности и сохранности. Жалоб и претензий нет? И слава богу!»