Гнилое лето - Страница 2
– Рем Гурьевич, у вас мрачноватый взгляд на занятия физкультурой.
– Я же его не пропагандирую, я только в узком кругу делюсь своими соображениями…Ладно, лирическое отступление закончилось. Кури. Знаю, что без этого жить не можешь
– Спасибо, – Степанов достал пачку сигарет.
– Кстати, три дня назад я от своего двоюродного брата из Севастополя письмо получил, где он в первых строках сообщает мне, что бросил курить.
– Молодец, – Степанов подчеркнуто глубоко затянулся сигаретой. – Привычка пагубная, от лукавого.
– Я вот и думаю, какой смысл писать мне об этом, если к тому моменту, когда я прочту письмо, он, наверняка, снова закурил?
– Ну, Рем Гурьевич, бросание курить это ведь почти, как олимпийские игры. Важна не столько победа, главное сама попытка победить.
– Про олимпийские игры это ты образно… Сам придумал или прочитал где?
– Сам, – просто ответил Степанов, отметив, что сегодня шеф слишком уж разговорчив. Обычно это ничего хорошего не обещало.
– Не хочешь спросить, зачем я тебя вызвал?
– Нет, – честно признался старший оперуполномоченный.
– Хорошо ответил. Ценю я тебя Степанов за четкость в ответах. Кто отвечает четко, по-армейски, тот значит, и четко мыслит.
«Кто отвечает четко, по-армейски, тот четко и мыслит… – про себя повторил Степанов, подумав при этом – это ж надо такую глупость сказать… Может, шеф действительно заболел… Какой-то он сегодня эйфоричный…»
– Вызвал я тебя потому, что четверо суток назад в Октябрьском районе произошло убийство молодой женщины. Восемнадцать ударов ножом. Изнасилована и убита у себя дома. Ни «пальцев», ни свидетелей нет. По сперме установили группу крови убийцы, но для раскрытия преступления этого маловато, – шеф снова достал носовой платок. – На сегодняшний день никаких зацепок.
– Всего четверо суток прошло. Ребята еще не успели развернуться. Бывает за четверо суток не возможно отработать даже весь круг знакомых жертвы.
– Ты, Степанов, мне только не читай лекцию по оперативно-розыскной деятельности. Что и за какой промежуток времени можно отработать я не хуже тебя знаю.
– Виноват, Рем Гурьевич, погорячился…
– Не до шуток…
Теперь удивленно вскинул брови старший оперуполномоченный. Почему шеф в таком напряге? Нет пока зацепок – плохо, лучше, конечно, по горячим следам работать, но четверо суток еще и не четыре года с момента совершения преступления.
– Ты ведь у нас специалист по серийным маньякам? – после короткой паузы продолжил Рем Гурьевич.
– В каком смысле?
– В прошлом году – раскрыл и обезвредил. Забыл?
– Это когда мне выговор впаяли?
– Выговор, Степанов, дело приходящее и уходящее.
– Если подходить с позиций Вселенной, Вечности…
– Не до шуток, – повторил Рем Гурьевич.
– Может, я чего-то не понял, но причем в данном случае серийный маньяк? Разве это не одиночное убийство?
– Одиночное, – кивнул шеф, – очень надеюсь, что других аналогичных в городе пока не произошло.
И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: шеф чуть приподнялся в кресле и доверительно наклонился к оперуполномоченному. Таким своего начальника Степанов еще не видел.
– Я тебе, Степанов, так скажу: я не первый год в органах. Так вот, я спинным мозгом чувствую – не простое это убийство.
– Интуиция, Рем Гурьевич, в нашем деле вещь не последняя, – пробормотал Степанов, в очередной раз за эту встречу подумав: «Похоже, шеф действительно заболел… Мнительный какой-то… Устал, похоже, старик… На воды ему надо съездить… На воды…» – Рем Гурьевич, я вообще-то летом планировал отпуск взять.
– Вот возьмешь этого ублюдка и бери отпуск.
– Все понял.
– Отлично. Подбери себе помощника и вперед. В Октябрьский райотдел я позвоню прямо сейчас. Жмет нас время. Иди, Степанов, и помни мои слова: я спинным мозгом чувствую – не простое это дело.
«Накрылся отпуск… Да и лето, похоже, тоже накрылось…» – грустно подумал старший оперуполномоченный Дмитрий Владимирович Степанов. – «Гнилое будет лето…»
Июнь 2000 года выдался в Екатеринбурге до одурения жаркий. Все живое, за исключением водоплавающих, просто изнывало от зноя. Ртутный столбик перевалил за отметку +30оС и не собирался опускаться ниже достигнутого. Асфальт в городе раскалился так, что даже через подошвы чувствовалось его тепло.
Старший оперуполномоченный Степанов и молодой оперуполномоченный Сергей Смирнов вошли в здание судебно-медицинского морга и почти одновременно облегченно вздохнули. В холле было на удивление прохладно.
Сыщики поднялись по лестнице на второй этаж и уже в коридоре встретили судебно-медицинского эксперта Михаила Сергеевича Ромашова. Михаил Сергеевич закончил очередное вскрытие и возвращался в кабинет. Со Степановым он был знаком достаточно давно, виделись они по делам нередко, и отношения складывались почти дружеские.
Все трое прошли в кабинет эксперта. Михаил Сергеевич предложил гостям сесть, а сам подошел к раковине и начал тщательно мыть руки.
Он всегда делал это дважды после аутопсии[1]: вначале в секционной, потом у себя в кабинете.
Степанов об этом знал.
– Ты, Михаил Сергеевич, совсем позабыл старую тибетскую поговорку: не мой свое тело, это принесёт несчастье, – старший оперуполномоченный достал пачку сигарет и пододвинул к себе стеклянную пепельницу.
– А у тебя, Дмитрий Владимирович, с годами юмор ничуть не стареет. Я бы даже сказал, что с каждым годом твой юмор становится все моложе и моложе, – ответил эксперт.
– Спорить не буду. Со стороны виднее, – Степанов прикурил сигарету.
– В отпуск не собираешься?
– Не напоминай, не надо. В кои веки хотел летом сходить в отпуск и, похоже, ни отпуска, ни лета мне не увидеть.
Эксперт вытер руки полотенцем, поставил на стол три высоких бокала и достал из холодильника пластмассовую бутыль с минеральной водой «Обуховская».
– Прошу, господа… – Ромашов налил гостям и себе. – Более крепкие напитки в такую жару не предлагаю.
Степанов и Смирнов поблагодарили хозяина кабинета и с удовольствием осушили бокалы.
– Мы ведь к тебе не просто так заехали… – начал Степанов.
– Неужели? А я уже обрадовался, думал, пропустим сейчас по стаканчику, поболтаем за жизнь.
– Нас интересуют результаты вскрытия Суриковой Алевтины. Изнасилована и убита четверо суток назад.
– Все указано в протоколе вскрытия…
– Михаил Сергеевич, мне это дело поручили сегодня утром.
– Понятно. Значит так, до убийства женщина никаких серьезных заболеваний внутренних органов не имела. Преступник нанес жертве восемнадцать колото резаных ран. Большинство из них имеют прижизненный характер.
– Прижизненный характер? Он ее пытал? – спросил Степанов.
– Убийца – стопроцентный садист. Тут никаких сомнений.
– Ножом?
– Да. Длину и ширину клинка на память не скажу, но не охотничий, поменьше. Индивидуальных признаков клинка выявить не удалось.
– Женщина сопротивлялась?
– Не успела или не смогла. Под ногтями чисто. На кистях порезов нет. Но есть ссадины и подкожные гематомы в области лучезапястных суставов, по-видимому, от наручников.
– Ты насчет наручников уверен? При осмотре места преступления ни на жертве, ни в квартире их не обнаружили, – Степанов с интересом посмотрел на эксперта.
– Категорически утверждать не буду. Может быть, убийца связал у женщины руки проволокой, но больше похоже на следы от «браслетов».
– И как ты объяснишь появление таких ссадин и кровоизлияний от обычных наручников?
– Если предположить, что руки у жертвы были скованы за спиной, а ублюдок ее насиловал и резал ножом…
– Допустим, – хмуро кивнул Степанов.
– Рот у женщины заклеен широким скотчем.
– Это мы знаем. Что еще?
– По анализу спермы у преступника вторая группа крови А (II). По статистике лиц с такой группой 37 процентов.