Гнездо в соборе - Страница 22

Изменить размер шрифта:

Ни боли он не чувствовал, ни скорби, —

Одно бессильное оцепененье.

«Ложь! — возразил Мордалевич. — И боль, и скорбь. Если бы Каутские не только давали таким, как я, идеи, но и скликали в свой стан воинство, то, может быть, и не нужно было становиться под знамя Петлюры, чтобы бороться против большевиков. Не нужно? — переспросил себя сам. — А ляд его знает! Может, так оно и полагалось по логике борьбы…»

Как близко прирастает кожа к телу —

Не выйти из нее до самой смерти, —

пропел из далека памяти Тараско.

— Как близко прирастает кожа к телу, — неожиданно для себя вслух пробормотал атаман.

После этого ночного размышления что-то сдвинулось в душе атамана и никак не могло установиться. Он несколько дней был занят только собой. А потом, устав от неопределенности обстановки и, пуще того, от внутренней сумятицы, решился пойти на крайний шаг, о котором и объявил Игнату-Андрею. И вот теперь размышлял, что ответить.

— Резон в ваших словах есть, — наконец заговорил он. — Но я должен тщательно обдумать ваше предложение, посоветоваться с близкими мне людьми. Как еще они посмотрят на это дело? Кроме того, я хочу знать, кто даст твердую гарантию мне и моим казакам в случае явки с повинной?

— У вас же есть газета с текстом закона об амнистии. Этого разве мало?

— Бумага все терпит… — возразил атаман.

— А моя судьба — не пример? Вы думаете, я мало навредил большевикам?

— Ну, я тоже не большевик, — усмехнулся Мордалевич. — И не сочувствующий.

— И все-таки там считают, что вы не из породы Кривых. Признаюсь вам, что сам не очень в этом разбираюсь, — притворяясь простачком, сказал Андрей. — Пославшие меня люди говорили, что вы будто бы даже социалист. Вообще-то я этому не верю.

— Допустим, что вы меня не обманываете, пан чекист, но все равно мне нужна встреча с ответственным представителем Советской власти или вашим начальством из Чрезвычайной комиссии. Но все это лишь в том случае, если я вообще буду вести переговоры. Надо потолковать с атаманами.

— Атаманы пойдут за вами, Юрко Арсенович. Постарайтесь только обезоружить Кривого и таких, как он.

— Послушайте, пан чекист, вы еще не мой начальник штаба, чтобы давать мне советы. Не забывайте к тому же, что, кроме Кривых, есть еще тысяча повстанцев, которым нужно как-то объяснить крутой поворот.

— Берусь вам в этом помочь, как и подготовить встречу с заместителем Манцева, Ефимом Георгиевичем Евдокимовым. Он руководит всей операцией по ликвидации Цупкома. Такой вариант вам подходит?

Мордалевич кивнул.

— Если все пойдет как положено, ваша встреча состоится через два дня, утром 11 июня, то есть за сутки до съезда.

17

…Вечером следующего дня на большой поляне в центре лагеря собрались все члены банды, кроме занятых дозором и другими неотложными делами. На холмике стояли суровый Мордалевич, лихой адъютант Хома и сосредоточенный Андрей Виноградский, чувствовавший особый подъем в эту ответственную минуту. Он сам лишь недавно обнаружил в себе агитаторскую жилку, и предчувствие новой удачи уже наполняло его.

— Скажет пан сотник.

— Хлопцы! — тотчас же начал Андрей. — Засиделись вы в лесу, закисли, а некоторые мхом заросли, обабились совсем, хоть и без жинок. Живут — мечтают по ним, по жинкам то есть. Да по чадам своим соскучились, исплакались. А еще по курям, поросятам, коровам, по домашнему борщу с пампушками, — травил Андрей души слушавших.

— А я так скажу, — продолжал оратор. — Плохие все то воины, если им в навозе копаться слаще, чем сражаться за свободу под знаменем головного атамана Симона Петлюры, который далеко от нас готовит для нашего освобождения поход иностранных полков.

Толпа зашумела, переваривая бурное выступление, а Мордалевич с удивлением отметил, как ловко чекист построил свою речь. Между тем Андрей продолжал:

— И еще скажу, что все эти плакальщики…

— Да ты не брехай, хороший человек, не насмехайся, ты дело говори! — прервал Андрея голос из толпы.

— Я и говорю: купились эти плакальщики на большевистские посулы. Ну, разверстку вам отменили, на налог перевели. Так что ж, в ножки им за это кланяться! Так, что ли? Или вот еще, — Андрей достал из-за пазухи взятую у Мордалевича газету. — Указ пятого Всеукраинского съезда Советов об амнистии. Слухайте, что тут написано: «Виновных в бандитизме, если они добровольно явятся в распоряжение местных властей… от ответственности освободить…»

Поднялся невообразимый шум.

— Есть такой указ?

— А ну, покаж!

— Условия, условия какие?

— Во-во, какие условия? — подхватил Андрей. — Условия, хлопцы, такие, что никак нам этот указ не подходит — забудем его, как и не было.

— Ты прочти-ка!

— Вот условия: «если… сдадут все имеющееся у них оружие и дадут обязательство не принимать участие в вооруженных выступлениях против Советской власти». Ну разве пойдет на такие условия настоящий повстанец?! — выкрикнул Андрей.

Он прервал свою речь, желая дать выкричаться толпе, но она на этот раз молчала.

Мордалевич толкнул в бок своего адъютанта, тихо что-то сказал ему.

— Расходись, хлопцы! — крикнул тот.

Все поднялись и тут же разноголосо заспорили, разбредаясь группками по лагерю.

— Прекрасная речь, пан сотник, — пожал руку Андрею подошедший Оксаненко.

— Ну, теперь вы видите, трудно ли будет склонить ваше воинство к явке с повинной, — сказал Виноградский Мордалевичу, когда они остались наедине.

— Да, воинство лихое, что и говорить, — сумрачно согласился атаман. — Кстати, можно подумать, что вы старый большевистский агитатор. Уж очень хитро у вас получается.

— Представьте себе, сам удивляюсь такой прыти, — весело ответил Андрей. — Все дело, наверное, в том, что надо понимать нужды простого человека. А я сам-то из мужиков. Давайте, пан атаман, обсудим кое-что. Я думаю, что ваша встреча с Евдокимовым может состояться в течение ближайших суток.

— Ну что же, встретимся. Только давайте договоримся: со мной поедете вы и Хома.

Перед рассветом в лагерь явился сын лесника с сообщением, что к ним в дом прибыли двое, желающие видеть атамана. Мордалевич, Виноградский, Хома быстро собрались и вместе с Володей отправились на встречу.

На переговорах Мордалевич пытался вначале диктовать условия, но Евдокимов решительно отверг их и потребовал безоговорочной сдачи оружия и немедленного вывода из леса всех без исключения бандитов.

Вскоре были решены все спорные вопросы. Мордалевичу были названы места организованной явки его людей для сдачи оружия и получения документов об амнистии. Срок явки с повинной был установлен трое суток, считая с 11 июня.

Улучив минуту, Евдокимов шепнул Виноградскому:

— Оксаненко нам раскрывать нельзя, нужно, чтобы он скрылся как несогласный с Мордалевичем и с тобой, и снова попал в Одессу.

— Хорошо, Ефим Георгиевич.

Он подозвал Володю.

— Вижу, что ты устал, но нужно срочно возвращаться в лагерь — известить Федора Антоновича, чтобы скрывался, и помочь ему в этом, а ты здешние места знаешь. Ну, действуй! Не бойся, твои обидчики от нас не уйдут.

18

Прибыв на явку, Оксаненко и Володя застали в сборе почти весь штаб. Все были очень взволнованы.

— Что? — спросил Федор Комара. — Уже знаете? А мы вот еле скрылись. Руку прострелили мне изменники.

Левая рука Оксаненко были и впрямь перемотана окровавленной тряпкой.

— Спасибо Мишке Кривому. За полчаса до вас примчался, рассказал об измене Мордалевича и Щербины. Сейчас дождемся Наконечного и будем решать, что делать дальше.

Занятый перевязкой (он сам, инсценируя побег, прострелил себе мякоть руки), Федор не заметил, как, услышав о Мишке Кривом, поднялся и прошел в соседнюю комнату Володя.

Раздались выстрелы. Первым юноша в упор пристрелил бандита-насильника. Остальные пришлись в него самого. Это событие представилось обычной ссорой из-за девушки, оно было приписано нервному перенапряжению последних дней, и не повлияло на последующие решения Цупкома.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com