Гнев изгнанников - Страница 9
– Точно, Никитин-оружейник, – подошел к нам парень со смутно знакомой мне внешностью, – я помню тебя по форту.
– Мне тоже знакомо твое лицо, – ответил я, сойдя на берег и подавая руку Дарине, – кто старший из вас?
– Я разъездом командую, – гордо ответил тот, – воевода приказал встретить и проводить гостей иноземных к Городищу.
– Вот как… давай-ка отойдем, – предложил я и попросил Дарину: – Собери к обеду что-нибудь.
Прихватив увесистый сверток, я кивнул дружиннику на кусты, рядом с которыми стояли лошади. Старик тоже привязал свою лодку и стал копаться в худой торбе.
– Вот, – я извлек из свертка пояс, что снял с мертвого дружинника на озере, и протянул парню, – я нашел его чуть живым в озере, наверняка кто-то из ваших.
– Хм… верно, пропал у нас один разъезд к северу отсюда…
– А это, – я вытряхнул на землю голову и части доспехов, – я взял на заимке кузнеца Вараса, которого убили иноземцы.
– Ох, – парень отшатнулся, увидев голову, – ты что, посланца убил?
– Какого посланца? Эти, – пнул я голову, – пришли в наши земли и стали убивать.
Я вкратце рассказал дружиннику о найденном человеке в озере, о его последних словах, о бое на заимке Вараса… но чем больше я говорил, тем больше в глазах дружинника возникало подозрительности, и я уже засомневался в правильности своего решения.
– А где воевода? В форте? – спросил я, замотав трофеи обратно в тряпье.
– В форте, – ответил дружинник и, сделав шаг назад, вдруг тихо сказал: – Это же отступничество! Указа ослушаться…
– Да ты чего? – я тоже отодвинулся на несколько шагов и обратным хватом взялся за рукоять меча.
– Указ князя – не чинить препятствий иноземным гостям. Ты нарушил указ!
– Едут! – громко крикнул один из дружинников, остававшихся на мосту, указав рукой на дорогу, – иноземцы едут!
– Позже договорим, – бросил мне дружинник и, придерживая ножны, потрусил к мосту.
– Похоже, не понравились верховоду дружинников слова твои и содеянное тобой, – старик так и сидел на толстом пне, к которому привязал свою лодку, отщипывал от черствой лепешки, что достал из свой торбы, задумчиво и размеренно жевал.
Тот, что верховодил разъездом, подбежал к мосту и бросил пару фраз одному из дружинников, кивнув в нашу сторону, и тот поспешил к нам, прошел к лодкам и встал около берега.
– Привал отменяется, просто перекусим и плывем дальше, скоро будет роща, в ней и остановимся.
– Бежим? – догадался старик, спрашивая шепотом.
– Да, как-то все неправильно складывается, – покосился я на сурового вида дружинника, комплекцией не уступающего покойному Варасу.
Пришлось довольствоваться сухомяткой, то есть полакомиться вяленым мясом с лепешками и запить все соком белого дерева. Тщательно пережевывая пищу, я косился на то, как верховода сначала немного поговорил с кем-то в закрытом фургоне иноземцев, потом с минуту активно жестикулировал, вероятно объяснял дорогу.
Бросив на дно лодки сверток с трофеями и головой иноземца, я кивнул Дарине:
– Забирайся.
А сам, присев на корточки, стал отвязывать веревку от деревянного столбика.
– Не велено, – пробасил дружинник и наступил сапожищем на веревку.
– Чего это?
– Не велено, говорю… велено сторожить вас и не пускать.
Полной неожиданностью было то, что произошло в следующий момент – старик своим окованным шестом весьма резко тюкнул дружинника по кожаному шлему.
– Давайте-ка поспешим, – как ни в чем не бывало, старый наемник побросал свои пожитки в лодку, спокойно перебрался в нее и оттолкнулся веслом от берега. Мы с Дариной последовали его примеру. Прижимаясь к высокому сухому камышу, наши лодки проплыли под мостом, и мы сильнее налегли на весла. Я оглянулся на кавалькаду, что почти проехала по мосту, активно гребли еще минут пятнадцать, протока пару раз вильнула и повернула к большой роще, окруженной топкими местами, лишь с одной стороны деревья росли у самого берега протоки.
– Ловко ты его, отец… не убил хоть? – спросил я, когда мы затащили лодки за плотный кустарник в роще, а примятые камыш и траву на берегу вспушили, пытаясь скрыть следы. Вроде неплохо вышло.
– Живой. Поди, очухался уже, – ответил старик, внимательно осматривая рощу, – вот тут нам никто не помешает поесть по-людски… эх, завтра только застав по протоке понаставят.
– До завтра ждать не будем, поедим, отдохнем, и ночью поплывем.
– На корягу напороться или каменья острые? Нет, лодку жалко.
– Доберемся за ночь до Городища, а за лодку не беспокойся, за нами поплывешь, я хорошо эти места знаю, – не стал я посвящать старого наемника в свои приобретенные посредством колдовства способности.
– Ну, раз знаешь, тогда ночью лучше, конечно, плыть.
Каша получилась наваристой, вкусной, на вяленом мясе и жире, которого в общий котел щедро бросил старый наемник. Ели молча, Дарина все никак не выходила из ступора, скорбя об отце, я то и дело прислушивался, переставая жевать, и старик, медленно работая широкой деревянной ложкой, смотрел сквозь кусты на протоку и дальше на луг, через который пролегала дорога до Городища.
– Как тебя звать, отец? – прервал я молчание.
– А зачем тебе? – продолжая смотреть сквозь кусты, вопросом на вопрос ответил старик.
– Эм…
– Имя свое, что по рождению, я уж и забыл, Кованым зови, – кивнул старик на свой шест, что лежал рядом с его торбой, – все так называют.
– Понятно, а меня Никитин все называют, это жена моя, Дарина.
Всем своим видом старик показывал, что не расположен ни к знакомству, ни к болтовне у костра, разведенного в выкопанной ямке и обложенного камнем. А я и не стал настаивать, расстелил одеяло и решил подремать перед ночной дорогой, придвинув к Дарине, расположившейся в лодке, арбалет со взведенной тетивой и уложенным в желоб болтом. Стрелять из арбалета она научилась быстро, но все же предпочитала свой лук, страшное оружие в ее руках, надо сказать.
Я пытался поспать до поры, пока не стемнело, но лишь пытался, урывая по полчаса чуткого сна, меж которыми подскакивал и всматривался сквозь траву и кустарник на луг, прислушивался к звукам, доносящимся из рощи. Старик, прислонившись спиной к лодке, тоже дремал и даже похрапывал, да и Дарина, хвала богам, наконец сомкнула заплаканные глаза и спит, зажав в ладонях отцовский амулет Большой луны.
Новолуние огромным серпом над головой, застилаемое облаками, кое-как освещало землю – казалось, от мерцанья звезд света и то больше. Открыв глаза, разбуженный вскриком дикого зверя в глубине рощи, я несколько минут смотрел в небо, затем наступающая ночная прохлада заставила меня шевелиться.
– Просыпайтесь, пора в путь, – негромко сказал я.
Дарина проснулась сразу же, а вот старика пришлось растолкать – уж очень крепко он заснул.
– Значит, хорошо места эти знаешь? – с недоверием интересовался Кованый, когда мы спустили лодки на воду и приготовились отплывать.
– Знаю, – кивнул я и взялся за весло.
Плывем не спеша, я смотрю вперед, гребу, а старик сзади, его лодка привязана к нашей, он все переживает, что мы можем ткнуться в корягу в темноте и попортить лодки, бубнит что-то себе под нос недовольно, но тоже, стараясь не плюхать, работает веслом. К окраинам посада мы выплыли уже глубокой ночью. Кое-где у мостков горели костры в корзинах из железных полос, и мы вполне спокойно причалили к широким мосткам у большого постоялого двора. Лодок кругом хватало, народ в корчме постоялого двора шумно веселился, а дружинник, что прохаживался вдоль протоки с пикой на плече, даже не обратил на нас внимания.
– Вроде туда, – Кованый, закинув торбу на плечо, кивнул в сторону улочки, теряющейся меж хаотично натыканных домишек, лавок торговцев и лачуг бедноты.
– Как-то неуверенно, – заметил я, помогая Дарине выбраться из лодки и принимая наши баулы.
– Давно, очень давно я здесь не был.
Все глубже удаляясь в переулки в предрассветных сумерках, мы ушли от широкой протоки с множеством мостков, а спустя полчаса, когда небо озарил рассвет, свернули на выложенную камнем широкую улицу, которая заканчивалась ремесленным тупиком. Здесь стояли в основном двухэтажные домишки лавочников и прочего мастерового люда, первые этажи были каменными, вторые деревянными. Старик некоторое время сомневался, а потом решился и, подойдя к окну одного из домов, постучал шестом по раме маленького окошка на втором этаже.