Гнев - Страница 35

— Или слишком много. Позже узнаем.

— Я приеду сразу, как только смогу.

Я тянул бренди и слушал очередную программу новостей. По большей части повторялось сказанное ранее, но за новостями последовал комментарий. Похоже, обозреватель считал, что его задача — ставить под сомнение только что прозвучавшие новости. Раскритиковав «поверхностные и бестолковые отчеты» о французском демарше на Женевской конференции, он перешел к последним событиям в деле Арбиля. «В Швейцарии подвергают пыткам, а затем убивают курдского беженца, а во Франции молодая женщина, чудом спасшаяся из дома, вся сжалась в ужасе, ожидая, когда до нее доберутся убийцы. Здесь, в Ницце, ответственный и уважаемый журналист решился опубликовать ее историю — и сразу же исчезает». Голос обозревателя сочился презрением. «Что же делает наша доблестная полиция? Они заявляют, что у них есть к нему вопросы. А что делают наши коллеги из прессы? Отпускают шуточки. На наш взгляд, это совсем не смешно. Месье Маас нашел мадемуазель Бернарди после того, как полиция потерпела неудачу. Месье Маас оказался проницательнее своих высокомерных коллег. Мы искренне надеемся, что его и женщину, которую он, вне всякого сомнения, защищает, найдут и препроводят в безопасное место до того, как их замучают и убьют. Возможно, полицейские все же отставят на время в сторону уязвленное самолюбие и начнут исполнять свой долг — если, конечно, они его еще помнят».

У обозревателя было доброе сердце, но я почувствовал себя неловко сразу по нескольким причинам.

Немного взволнованная Люсия пришла после восьми. У нее не сразу получилось купить «Уорлд репортер». На вокзале все было распродано. В освещенный магазин она заходить не решилась, но в конце концов сумела найти один экземпляр в киоске на улице Виктуар.

Люсия отдала его мне, а сама занялась обедом.

Сай Логан, или кто-то в Нью-Йорке, или оба сразу, довольно ловко вышли из положения. После краткого пересказа событий месячной давности в Цюрихе и описания безуспешных поисков Люсии шло следующее:

Затем шел отредактированный текст нашей беседы, ужатый профессионалами так, чтобы он занимал две колонки, и, конечно же, фотография Люсии в бикини. Подпись под фотографией гласила:

Материал заканчивался на шутливой ноте:

Другими словами, «Уорлд репортер» в данных обстоятельствах ухитрился пройти по лезвию ножа.

«Нис-Суар» приводила обширные цитаты из интервью, особо обращая внимание на те фрагменты, которые, по словам цюрихской полиции, свидетельствовали о знании неизвестных публике подробностей. В газете, как и ожидалось, поместили мою фотографию — под заголовком: «Теперь ищите мужчину».

Я не стал читать, что обо мне написали.

Люсия вернулась с кухни и налила себе вина.

— Вы уже читали? — спросил я.

Она кивнула.

— Мне не терпелось узнать, что там написали про документы.

— Думаю, вполне достаточно для наших целей.

— Да, Фариси все поймет.

— Комитет тоже.

— Да, и Комитет.

Я подошел к ящику, куда положил револьвер, и достал его.

— Лучше пойти на встречу вооруженным.

— Наверное. Но вы говорили, Скурлети уехал из Ниццы. Комитет не сразу до него доберется.

— Я о самом Скурлети. Допустим, он решит, что так дешевле получить то, что ему надо. Я буду один. Ему ничто не мешает заранее нанять шайку бандитов. Есть множество симпатичных тихих местечек, куда меня можно отвезти для разговора по душам. Я быстро соглашусь с их аргументами.

Теперь Люсия посмотрела на меня с любопытством:

— По-вашему, этого стоит ожидать?

— Нет, если рассуждать с точки зрения здравого смысла. Скурлети предпочитает другие методы. Он бизнесмен, переговорщик.

— Тогда зачем…

— Может, я ошибаюсь. Может, у него свои представления о здравом смысле.

Я попытался засунуть револьвер в карман. Он глупо торчал наружу.

Люсия рассмеялась. Я тоже, хотя мне было не смешно. Она достала из кармана пальто большой конверт, сложенный вдвое, и протянула мне:

— Это его убедит.

В конверте лежали две папки для бумаг стандартного размера. На обеих папках, вверху, были три строчки по-арабски, на вид совершенно одинаковые.

В папки были вложены листки бумаги, очень мелко и аккуратно исписанные зелеными чернилами по-арабски. Единственное, что я мог прочесть, — какие-то цифры, проставленные карандашом в углу. Я спросил, что они означают.

— Номера страниц и разделов, из которых они изъяты, — объяснила Люсия.

— Вам известно, что тут написано?

— Нет, но Скурлети поймет, и ему это должно понравиться. Здесь два экземпляра, как я уже говорила.

— Понятно.

Я отложил одну папку в ящик, а вторую засунул обратно в конверт.

Люсия потягивала вино и смотрела на меня.

Хотя я и отложил револьвер, но ни на минуту не забывал о нем. Перед тем как завернуть в тряпочку, его хорошо почистили, и смазка пахла чем-то едким и острым вроде дезинфицирующего раствора. На моей правой руке тоже остался этот запах. Я засунул револьвер в боковой карман плаща. Конверт положил в другой карман. Затем пошел в ванную помыть руки.

Когда я вернулся, Люсия помешивала на кухне суп в кастрюле.

Она сказала:

— Рассказывая о войне, отец говорил, что у некоторых людей на нервной почве прорезается жуткий аппетит, а другие, наоборот, почти не хотят есть. Видимо, я отношусь ко второму типу. Я буду только суп. А вы?

— Я тоже.

Она многозначительно посмотрела на меня:

— Он еще говорил, что всегда может заранее определить, не сбежит ли человек при первой же опасности. Такие люди вообще не могут есть.

Я уехал в девять. До «Реле-Флёри» было близко, но я хотел поспеть задолго до назначенного времени на случай, если Скурлети приедет раньше.

Люсия объяснила мне, где оставить машину: за заправкой есть место, которое не видно с парковки «Реле». Луна была в первой четверти, но отбрасывала глубокие тени, и мне не казалось, что я стою у всех на виду. Зато я испытывал острое чувство одиночества. Из ресторана доносились голоса и периодические взрывы хохота. Правда, кто-то надсадно кашлял, однако в целом обстановка была уютной и дружеской. Сидя в автомобиле, я жалел, что не могу зайти внутрь и попросить бойкую официантку, которая обслуживала меня пятью вечерами ранее, принести чашечку кофе.

Сейчас, в начале недели, в «Реле» было больше народу, чем в прошлый раз. На парковке стояли три огромных трейлера. На боку одного из них крупными буквами было написано «Рона», а на двух других, сделанных из нержавеющей стали или алюминия, никаких надписей не было. Я стал думать, что там у них внутри. Вполне возможно, каждый из них — «троянский конь» с людьми, которые выбегут из задних дверей, как только я появлюсь на парковке.

В девять двадцать из «Реле» вышли четверо мужчин, прощаясь через плечо с приятелями. Они забрались в кабины двух грузовиков. Дизели запыхтели, засвистели пневматические тормоза, и «троянские кони» унеслись прочь.

Через четыре минуты подъехала цистерна с бензином «Эссо». Я немного встревожился. Если он начнет сливать горючее, на заправке зажгут прожекторы, и мне придется в спешном порядке уезжать. Я так напряженно смотрел за тем, как водитель выбирается из кабины, потягивается, зевает и скрывается за дверью «Реле», что не заметил, как приехал «таунус». Его фары потухли.