Глубокое волшебство - Страница 48

Ответное эхо подсказало, что окружающие их стены поднимаются до трех тысяч футов. Однако они уже были не такими крутыми, а каньон расширился с двух до почти пяти миль. На мили и мили вперед, вправо и влево простиралось наклонное дно каньона, и ни звук, ни взгляд не достигал того места, где начиналось усыпанное мелкой галькой подножье холмов континентального шельфа. Позади Посвященных возвышались, теряясь во мраке, мощные скалы. Перед ними, в той стороне, где ждало их открытое море, дно становилось почти плоским. Лишь изредка тут и там поднимались небольшие холмики, напоминавшие покатые песчаные дюны. И каменистое дно постепенно сменялось бледными волнами песка. И все же светлый песок не мог победить всесокрушающую тьму. Немыслимый, давящий груз ледяной воды словно бы раздавливал не только тело, но малейший проблеск света. Только защитное заклинание могло выдержать это невыносимое давление и чуть рассеять сгусток черной тьмы. И в этой непроглядной темноте вдруг появились, забегали, замерцали острые огоньки. Они стремительно передвигались, собирались вместе, висели гроздьями в холодной тьме – крошечные светящиеся точки, навевающие необъяснимый ужас.

Нита судорожно вздохнула. Она поняла, что эти огоньки – глаза. Т'Хкиии, висящий в воде рядом с нею, тоже, вероятно, подумал о том же. Послышался его шумный продолжительный вздох. Он пытался разглядеть утонувшую во тьме бездну, откуда уже не долетало эхо, как бы растворявшееся в этом сгустке черноты.

– Эта пропасть бездонна! – в ужасе прошептал он. – Сколько же времени мы будем еще опускаться? Без конца?

– До конца, – послышалось позади Ниты. Она и узнавала, и не узнавала этот твердый, уверенный голос. Да, конечно, это ее друг Кит, который парил совсем рядом. Странное выражение его глаз поразило Ниту: в них был испуг, но ни следа унижающего и уничтожающего страха.

И Нита вспомнила, что кашалоты могут нырять на неимоверную глубину, преследуя кальмаров. Однако их безумная смелость ввергала их зачастую в непоправимую беду. Исследователи в батискафах находили множество скелетов кашалотов, запутавшихся в подводных телефонных и телеграфных кабелях.

– Мы еще очень высоко, – холодно сказал Кит. Эта непреклонность и жесткость голоса скорее подошла бы Ар'ейниии. – Опустились всего-то на шесть тысяч футов. А до Морского Зуба по меньшей мере шестнадцать тысяч. – И он медленно отплыл к границе светящейся сферы.

Нита замерла на месте, поджидая Ш'риии и остальных Посвященных. Они медленно двинулись следом за кашалотом. Т'Хкиии, словно бы сжавшись, став короче, нехотя потянулся за всеми. Нита с жалостью взглянула на него. НЕТ, НЕ ТАКОГО ДРУГА ХОТЕЛА БЫ ОНА ИМЕТЬ РЯДОМ В ПОСЛЕДНИЙ МИГ. НЕ ЕМУ ГОВОРИТЬ СЛОВА ПРОЩАНИЯ.

Примерно в сотне ярдов от нее показался Эд'рум.

– Килька, – поторопил он, – не отставай. И Нита поплыла. Битва в каньоне отняла много сил и сделала ее вялой. Бесконечное погружение во тьму представлялось ей теперь одним из тех навязчивых длинных снов, когда человек падает вниз несколько часов подряд, и это тягучее падение, кажется, никогда не кончится. Кроме того, наводила тоску и навязчивая монотонность понижающегося дна: волны белого песка, горбы темных камней, разбросанных повсюду, углы угольных пластов. Все это однообразие вдруг неожиданно перемежалось случайно оказавшимися на дне вещами – полуутонувщей в песке походной кухней, стоящей вертикально в горделивом одиночестве бутылочкой из-под кока-колы. И все же большая часть дна была равнодушно-безжизненным, тянущимся на мили словно заснеженным полем мелкого белого песка.

Равнодушие и неподвижность неживой природы особенно бросались в глаза по сравнению с мельканием странной придонной жизни. Нита, то ли благодаря своим прежним знаниям, то ли гнездящейся в ней памяти кита-горбача, узнавала этих глубинных обитателей моря, прозрачных, почти бесплотных, как призраки, или ярко светящихся, фосфоресцирующих во тьме. Длиннотелые, со сверкающими глазками, акулы с любопытством проплывали мимо Ниты, легким движением выказывая почтение своему Властелину. Морские черти с их светящимися наживками, висящими на тонких жилках-лесках перед пастью, подплывали, жадно пялились на Ниту и тут же пятились, огорченные тем, что она слишком велика для них. Извивались длинные членистые черви. Неожиданно появлялись кальмары-вампиры. Пестрые, розово-полосатые, желтые или бело-голубые, они передвигались толчками, выплевывая мощные струи воды, словно реактивные снаряды. Эти равнодушные красавцы направлялись по своим делам, совершенно не обращая внимания на Посвященных, плывущих в нимбах волшебного света. Трепетали у самого дна электрические скаты, медленно помахивающие своими мясистыми крыльями и вздымающие тучи песка, который оседал, скрывая их совершенно. Словно одноногие пираты, шагали по дну на своих длинных негнущихся плавниках триподы. И все глаза, мелькающие в черной воде, все фосфоресцирующие фигуры, ползущие по дну или взметающиеся над ним, занимались одним и тем же – они высматривали еду или уже поедали ее.

Нита понимала, что для этих существ нет иного способа существования в мертвенно-холодном подводном царстве, где приходится тратить массу энергии и мгновенно восстанавливать ее, чтобы самим не стать жертвой. Отсюда все эти приманки, ловушки, все эти на первый взгляд забавные, похожие на веселую игру, прятки. Но это понимание не уменьшало ужаса и отвращения от подстерегающей, крадущейся тьмы, настороженной, насыщенной жаждой крови тишины, где бледные холодные огоньки, еле колеблющиеся в непроницаемо-черной толще воды, оказывались стремительными глубинными охотниками, которые ищут, ловят и пожирают один другого с отчаянным и кажущимся бессмысленным усердием.

Разлитый повсюду леденящий ужас заставил Ниту очнуться, прийти в себя, собраться. Она никогда не была трусихой. Ее не пугали ночные тени в спальне, смешными казались приводящие других девочек в трепет фильмы ужасов. Но теперь она вдруг ощутила, что сама как бы попала в такой фильм, окружена ужасом, что за ней следят жадные, хищные глаза, желая схватить, растерзать, съесть. Наверное, ее не так испугал бы заброшенный замок, битком набитый привидениями.

– Эд'рум, – пропела она совсем тихо, почти шепотом, обращаясь к нагоняющей ее бледной тени, – что это? Мне кажется, там, ниже, что-то есть…

– Да. Мы подплываем.

Ей очень хотелось спросить: «К ЧЕМУ?» Но, глянув вниз, на уходящий в глубину склон и на Посвященных, старающихся держаться ближе друг к другу и явно, так же как и она, встревоженных и напряженных, Нита вдруг ощутила себя круглой идиоткой. Как же ей самой не пришло в голову?

– Эд'рум, нас всего одиннадцать. Но ведь это Песня Двенадцати!

– Двенадцатый там, – откликнулся Эд'рум. – Это Одинокая Сила. ОНА таится в глубине, скованная самой глубиной. И ОНА споет свою партию, как обычно и делала. ОНА и страшится, и страстно желает этого. В Искушении Посвященных и Разрушении Песни единственная надежда, единственное избавление от волшебства, которое сковывает ЕЕ.

– И если ЕЙ удастся…

– Аффалон, – коротко бросил Эд'рум. – Атлантида, вот что случится снова. А может, и того хуже.

– ХУЖЕ? – Нита вздрогнула. – Эд'рум, вода становится теплее! – вдруг заметила она.

– Верно. И дно тоже меняется, – спокойно подтвердил Эд'рум. – Приготовься, Килька. Еще несколько сотен длин, и мы будем на месте.

Белый песок сменился чем-то более темным. Поначалу Нита подумала, что это обнажившаяся горная порода морского дна. Но поверхность не была твердой и плотной, как полагается осадочной горной породе. Под нею вздымался, дышал липкий, похожий на гребень черной скалы и словно бы живой камень. Зернышки хрусталя поблескивали в нем. Вокруг были разбросаны горки таких же, но гораздо мельче, камней и камешков. Нита издала на высокой ноте протяжный звук, чтобы получить ответное эхо. Вода, сквозь которую она плыла, становилась все теплее и приобретала непонятный привкус.

Возвратившееся эхо поразило и привело Ниту в смятение. Колышущиеся тела, обрамленные листьями… Округлые существа в твердом панцире… И странная пустота, наполняющая обтекаемый шар эха, как будто оно отразилось от разреженного пространства, как бы отделенного непроницаемой оболочкой от окружающей его массы воды. Ее окатил поток горячей, насыщенной серным запахом воды, который нахлынул от странной подводной «отдушины». Основной массив эха словно догоняли дробные отзвуки, идущие от мелких тел, окружающих пустоту. Непонятные существа роились вокруг некоего клапана, выпускающего клубы серы и пышущего жаром. Они приспособились и жили в этом своеобразном оазисе! Теперь она поняла, что это за черный камень на дне: старая застывшая лава, которую называют подушечной. Она вспучивалась, поднималась сквозь разлом океанического дна и расползалась плоскими, аморфными кучами.