Глубокое волшебство - Страница 20

– Волшебство… – уже засыпая, произнесла она,

– Нита, – позвала мама, стоя к ней спиной у раковины, – у тебя есть пара минут?

Нита подняла голову, оторвавшись от завтрака:

– А что случилось?

Мама секунду молчала, будто раздумывая, с чего начать разговор.

– Ты и Кит, – сказала она, как бы осторожно подбирая слова, – вы поздновато стали приходить домой. Мы с отцом и вовсе вас не видим.

– А мне помнится, папа радовался, что вот, мол, хоть на каникулах дети не будут приставать к нему и дадут пожить спокойно, – буркнула Нита.

– Не приставали бы, верно, но не исчезали совершенно из нашей жизни. Мы ведь беспокоимся, когда вы пропадаете так надолго.

– Мамочка, но мы же не пропали, мы вот они! Все в порядке.

– Но мне интересно… Я хотела бы знать, что вы с утра до вечера делаете на улице?

– Ой, мама, да ничего!

Мама повернулась к ней и свела брови, изображая доктора Спока.

Нита чуть покраснела. Это была одна из их семейных шуток. Когда Нита была совсем маленькой и говорила «ничего!», она непременно попадала в какую-нибудь историю. С тех пор ей и досаждали насмешливой гримасой, стоило только произнести это слово, чтобы отделаться от вопросов родителей.

– Ма, – нетерпеливо сказала Нита, – иногда слово «ничего» и в самом деле означает – ни-че-го! Мы шатаемся по пляжу, болтаем, занимаемся всякой чепухой. Вот и все.

– Какой чепухой?

– Ну, какая разница, ма? Просто че-пу-хой.

– Разница есть. – Мама пристально посмотрела на Ниту. – Есть детская чепуха, а бывает чепуха взрослая…

Нита насторожилась. Пожалуй, дело, которым они занимались, никак нельзя было назвать детскими играми.

Мама продолжала, не отрываясь, глядеть на нее, ожидая, что дочь первой нарушит молчание.

– Я не стану ходить вокруг да около, – сказала она наконец. – Нита, ты и Кит… вы… не перешла ли ваша дружба в слишком близкие отношения?

– Какие? – не поняла Нита.

– Физические… – Мама спрятала глаза. Нита оторопело глядела на нее.

– Ма! – взревела она. – Ты имеешь в виду секс? Нет!

– Вот и ладно, – облегченно вздохнула мама, – не будем больше об этом.

В кухне повисла тишина. Мама снова отвернулась к раковине, а Нита, казалось, слышала не высказанное, но повисшее в воздухе сомнение: «Если это правда…»

Эта недосказанность беспокоила Ниту больше, чем перспектива разговора о таких вещах вслух.

– Ма, – неуверенно, запинаясь, начала она, – если я соберусь сделать что-нибудь в этом роде, я сначала поговорю об этом с тобой. – Она чувствовала, как краска заливает лицо. Толковать об этом с кем-нибудь, а тем более рассказывать матери? И все же она знала, что сейчас сказала правду. – Послушай, ма, ты знаешь меня. Я же цыпленок и всегда прибегаю спросить совета прежде, чем сделать что-нибудь.

– Даже об этом?

– В особенности об этом!

– Тогда чем же вы занимаетесь? – Теперь в голосе матери слышалось недоумение. Она искренне не могла понять, – Иногда ты отвечаешь: играем. Но я не знаю, что нынешние дети имеют в виду, говоря «играем». Когда я была маленькой, это были «классики», скакалки через веревочку, игры в песочке, в конце концов. Теперь же, когда я спрашиваю Дайрин, что она делает, слышу в ответ «играю» и вхожу к ней, то вижу, что она решает квадратные уравнения… или пробует мои щипцы для завивки, волос на соседском рыжем сеттере. И это называется играть? Я не знаю, чего ожидать от вас.

Нита пожала плечами.

– Кит и я немного плаваем… и ныряем, – сказала она.

– Вы, надеюсь, осторожны?

– Ага. – Нита была благодарна матери, что та не стала упоминать о спасателях, организованных пляжах и тому подобной чепухе. «Просто беда с этими родителями, – подумала она. – Надо бы спросить Тома и Карла, как они отговаривались, когда начинали?..» Но мама все же ждала подробностей и более разумного объяснения. Что ей сказать? – Мы разговариваем, – Нита задумалась. – Мы глядим на проходящих людей… Обсуждаем…

Нита умолкла, понимая, что все ее объяснения жалки и бесполезны. Даже отношения с Китом нельзя объяснить так, чтобы мама СМОГЛА понять.

– Он просто мой друг, – наконец вытолкнула из себя Нита, хотя слово «друг» не вместило бы всего, что было между ними. И снова ее бросило в жар при мысли о том, какой смысл вкладывала мама в это слово. – Ма, с нами все в порядке. Правда-правда.

– Надеюсь, что так, – медленно сказала мама. – Впрочем, – спохватилась она, – я и в мыслях не держу, что ты что-то недоговариваешь. Я верю тебе, Нита. Доверяю… и все же немного беспокоюсь.

Нита понимающе кивнула.

– Можно мне теперь идти, ма?

– Конечно. Только возвращайтесь до того, как стемнеет, – улыбнулась мама, и Нита, глубоко вздохнув, направилась к двери. Но не было у нее ни чувства облегчения, ни ощущения, что все утряслось и начисто забыто, как это обычно бывает, когда семейные размолвки и недоразумения исчерпаны и выяснены, к всеобщему удовлетворению. Нита знала, что мама теперь настороже. Ей непременно захочется выяснить все.

Но ведь никакого повода для беспокойства они не давали, размышляла Нита, шагая по пляжу. Вспомнив, что Кит давно уже ждет ее, она припустила бегом. Да, повода они не давали, но причины-то были! Это Нита знала, и потому чувство вины угнездилось в ней так глубоко, что никакая морская вода в мире не могла бы вымыть ее.

Она нашла Кита на дальнем конце пляжа. Он стоял на краешке мола. В руках у него было растянуто что-то неуловимо мерцающее. Сеть Жизни!

– Ты опаздываешь, – хмуро сказал он, когда Нита вскарабкалась на мол. – Ш'риии ждет… – Он повернулся к ней, и нахмуренные брови его взлетели вверх. – Случилось что-нибудь? – Кит вглядывался в ее лицо. – Все в порядке?

– Ага. Но мама становится слишком подозрительной. Нам надо возвратиться дотемна, иначе будут неприятности.

Кит пробормотал под нос что-то сердитое на своем родном испанском.

– О-ла-ла! – передразнила его Нита, изобразив пляску тореадора перед быком. Кит рассмеялся.

– Все в порядке, – сказала она. – Поплыли.

– Лучше оставить плавки здесь, – сказал Кит. Нита кивнула и, отвернувшись, начала раздеваться. Кит, скинув плавки, сполз по камням вниз. Нита бросила рядом свой купальник и стала спускаться с мола по другую его сторону.

На этот раз Ните было гораздо проще, чем вчера, обрести тело кита. Она сразу же пошла в глубину, увлекая за собой Кита, который уже обернулся в Сеть. Его превращение свершилось тоже быстро и с меньшими усилиями, хотя вода при этом всколыхнулась и забурлила так, будто взорвалась торпеда. И тут же появилась Ш'риии. Они поприветствовали ее и последовали за ней на восток, огибая залив Шиннекок.

– Некоторые отклики на Призыв Ар'ооона уже долетели, – сказала Ш'риии. – К'ииит, похоже, нам не потребуется, чтобы и ты пел. Но все же надеюсь, ты в любом случае присоединишься к Песне.

– Ну да, – весело прогудел кашалот, – кто-то же должен помочь Ните с ее слабеньким голоском!

Нита издала звук, который выражает у китов-горбачей крайнюю степень негодования. Но она вдруг почувствовала, как ей передалась нервная дрожь в голосе Ш'риии.

– Где сейчас дельфин? – спросила она, вспомнив о Ст'Ст.

– Созывает своих сородичей для охраны Ворот. Кроме того, я не уверена, что он подходит для того, что мы будем делать сегодня…

– Ш'риии, – Кит, кажется, тоже уловил беспокойство в ее пении, – что случилось? Мы же просто плывем на встречу с другим Волшебником, я правильно понял?

– О нет, – возразила она. – Бледный не волшебник. Ему предстоит петь одну из партий Двенадцати, но он единственный, кто не владеет волшебством…

– Ну и что? Нас же трое Волшебников. Даже акула не посмеет…

– К'ииит, – сказала Ш'риии, – тебе-то просто. Ты кашалот, и, что верно, то верно, ни одна акула средних размеров не посмеет на тебя напасть. Но мы собираемся навестить не средненькую акулу. Эта акула не играет роль Властелина. И по-настоящему может стать Бледным Убийцей. К тому же существуют такие Силы, с которыми с трудом равняется даже самое глубокое волшебство. Позже ты поймешь это. – Голос ее стал тише. – Мы подплываем. Если собираетесь остаться в живых хотя бы еще некоторое время, следите за тем, что говорите, когда появится Бледный. И, ради Моря, если вас что-то рассердит или расстроит, не показывайте виду!