Глубокие мотивы: повести - Страница 1

Пилотка чудом держалась на вершине замысловатой причёски. Стюардесса коснулась её тыльной стороной ладони, словно убеждаясь, тут ли она ещё, достала из сумки зеркальце и рассеянно глянула в него — косметика и волосы были безупречны. Спрятав зеркало, она взяла двумя пальцами чашку кофе и отщипнула ложечкой кусочек торта. Она уже знала, что парень, который смотрел на неё в очереди, сядет за этот столик.

— Свободно?

Стюардесса кивнула. Он тоже взял кофе и торт. Она скосила глаза: как он будет есть? Чайной ложечкой он тоже отщипнул кусочек.

— Я ещё в очереди заметил, что у вас немигающий взгляд.

— Оригинально вы знакомитесь.

— Оригинальность на женщин действует безотказно.

— Хочу вас разочаровать: тут она откажет, — усмехнулась стюардесса.

— Только если вы замужем, — уточнил он.

Ей показалось, что где-то она слышала этот мужской голос с заметным грудным рокотанием. Ну, конечно, у диктора телевидения.

— Мне такие знакомства в воздухе надоели.

— Я буду особый знакомый.

— Чем же?

— Ну, хотя бы тем, что я психолог. По призванию, разумеется. Например, могу угадать, как вас зовут. Тамара, не правда ли?

— С чего вы взяли?

— А я заметил, что сухощавых и чёрных женщин часто зовут Тамарами.

— Плохой вы психолог. Меня зовут Марина.

— Видите! Буква «р» всё-таки есть. Значит, мою теорию нужно уточнить: в именах сухощавых и чёрных женщин обязательно должна присутствовать буква «р». А я — Миша.

— У меня тоже есть теория, — улыбнулась стюардессе, — В именах всех нахальных мужчин обязательно присутствует буква «ш».

— Молодец! — обрадовался он. — Такой остроумной вы мне нравитесь ещё больше. Но можете и грубить. Я понимаю: каждый день высота десять тысяч метров, каждый день за бортом минус сорок, еда наспех, сон урывками…

— Сегодня ночью вообще не спала.

— Отсюда и напряжённый, немигающий взгляд. Да ещё всю дорогу бестолковые пассажиры, которым всегда что-нибудь не так…

— На последнем рейсе старушка прямо измучила.

— …Приставание мужчин, которые считают, что хорошенькая стюардесса входит в стоимость билета…

— Сегодня один тип напился коньяку и лез с разговорами, пока не уснул.

— А после работы… Приятелей много, но эти летучие знакомства надоели. Был муж, оказался никчёмностью, пришлось разойтись. Это так, не спорьте.

— Я и не спорю, — вздохнула она.

— Мне это понятно. Потому что у меня аналогичная судьба.

Она взглянула на него внимательно. Широкоплечий. Тёмные короткие волосы, какие и должны быть у мужчин. Белая рубашка, чёрный строгий галстук, кожаная куртка с полосками молний. Загорелое суховатое лицо и тонкий нос с едва заметной горбинкой. Спокойный ироничный взгляд.

— Вы лётчик?

— Хуже. Я геолог.

— Почему хуже?

— К нам судьба ещё жёстче.

Кофе кончился. И кончилась первая стадия разговора, за которой должна идти следующая, уже иного значения. Но между ними всегда бывает пауза. Стюардесса опять вытащила зеркальце, неспешно посмотрелась и проверила, на месте ли пилотка. Он достал сигарету, приготовил зажигалку и выжидательно молчал. Встали почти одновременно. Геолог пропустил её вперёд и пошёл следом. На улице она остановилась, махнула рукой и неуверенно произнесла:

— Ну, мне туда.

— Марина, — немного грустно сказал он, — я бы мог заявить, что мне тоже туда. Сделаем иначе. Вы отдохнёте, а вечером встретимся. Вы мне нужны — я это чувствую. Может быть, и я вам тоже нужен…

В августе хороши тёплые вечера: мягкие, уже тёмные, какие-то усталые от летней жары и буйства зелени. Притихла на деревьях листва. Фонари выхватывают кроны своим нереально голубоватым сиянием, и те кажутся громадными водорослями, высвеченными где-нибудь на дне океана. Пахнет поздними цветами и скошенной травой.

Они бродили по бесконечному парку.

— Вы почти всё угадали. Муж попался неинтересный, себялюб и, как бы это сказать… без понимания женщины…

— Мужлан.

— Вот именно, мужлан. Прожили два года. Потом он полетел в одну сторону, а я в другую. Сейчас вроде всё есть: здоровье, молодость, специальность, деньги… А чего-то всё-таки не хватает.

— Я это состояние знаете как называю? Не с кем смотреть на звёзды. Да-да, не спорьте! Вам есть с кем пойти в кино, в театр, в ресторан. Вам наверняка есть за кого выйти замуж. Но вам не с кем смотреть на звёзды. Кто-то хорошо сказал, что все мы копаемся в грязи, но некоторые из нас смотрят на звёзды. Вам не хватает этого «некоторого». И всегда будет не хватать.

Она глянула на него чёрными блеснувшими глазами. Он держал её за руку, словно ничего особенного и не сказал. Под ногами хрустел песок. Голубые кусты и деревья стояли не шевелясь. Над ними горели фонари, заливая всё синевато-зелёным светом. А над фонарями свободно разметнулось чёрное августовское небо, куда она теперь подняла взгляд — там сгрудились крупные дрожащие звёзды.

— Как хорошо сказали.

— Только то, что вы думали.

Казалось, у парка нет конца. Или они ходили кругами. Сидели на безлюдных скамейках и попадали на заброшенные поляны. Он её не поцеловал, не обнял и даже не коснулся руки выше ладони. Только на узких тропинках пропускал вперёд, чтобы полюбоваться стройной фигуркой в коротком платье.

— Работаю старшим геологом в Приморском геологическом управлении. Живу в Хабаровске. Приехал в ваш город, в Геологический институт. Командировка на три месяца. Сижу в фондах, изучаю чужие отчёты. Живу в гостинице. Верите, в первый раз в жизни не поехал в поле. И не по себе. Я не могу, не привык жить летом в помещениях…

Он поднял руку и на ходу сорвал кленовый лист, как срезал сильными суховатыми пальцами.

— Вы ищете полезные ископаемые?

— Геолог не ищет полезные ископаемые, Мариночка. Это обывательское представление. Геолог изучает нашу матушку Землю.

— У вас интересная работа.

— Интересная. В поле чувствую себя прекрасно. Спишь в палатке с людьми, ешь с людьми, в маршрут идёшь с людьми… Но возвращаюсь в Хабаровск, прихожу в свою отдельную трёхкомнатную кооперативную — хоть «ау» кричи. А здесь у меня вообще нет ни одного знакомого человека…

Видимо, она оступилась, поэтому была вынуждена чуть прильнуть к его плечу. Он легко сжал её ладонь и добавил:

— Кроме вас.

Парк неожиданно кончился, и они вышли к главному входу, где городская вечерняя жизнь бросилась им в глаза рекламой, машинами и толпой.

— Нам пора ужинать, — весело объявил он.

— Я знаю за углом молочное кафе.

— Неужели вы думаете, что геологи ужинают в молочном кафе? Какой у вас в городе самый лучший ресторан? «Астория»? Не спорьте!

Она кивнула. Он повернулся к длинному ряду цветочниц и крикнул:

— Тётки, у кого самые лучшие цветы?

Те бросились к ним и окружили благоухающим кольцом. Он набрал громадный букет, который положил ей на руку, как пальто. Небрежно расплатившись, схватил Марину за локоть и потащил к стоянке такси.

— Тут можно и автобусом, — слабо возразила она.

— Я никогда не езжу на автобусах.

В такси она сидела, как невеста после дворца, — до плеч в цветах. Он смотрел на неё сбоку, мял пальцами сигарету и не решался закурить, чтобы не спугнуть благоухания.

— В ресторане я вам что-то сообщу, — пообещал он.

Через десять минут такси остановилось. Он выскочил первым и открыл ей дверцу. Швейцар сделал под козырёк. В вестибюле сидели две девушки с парнями и толпились какие-то иностранцы. Она сразу заметила, как женщины бросили внимательные взгляды на её спутника, который даже здесь выделялся.

Посреди вестибюля он остановился. Марина вопросительно глянула. Он положил руки на её плечи и вдруг сильно прижался, смяв все цветы. Она тут же почувствовала запах одеколона и его крепкие губы на своих губах…