Глобальное потепление - Страница 3
Передыхнула, поднабрала воздуха и объявила:
– Дмитрий Ливанов!!!
По реальной студии прошел нервный ропот, взрезаемый кое-где, словно море белыми барашками, негромкими смешками. Аппаратная после мгновенной паузы взорвалась длинным режиссерским матом. Что-то было явно не так. Юлька оторвалась от распечатки и посмотрела перед собой. Блин.
На огромном мониторе топталась по дорожке для гостей длинноногая блондинка в декольтированном по-взрослому платье и кокетливой розовенькой шляпке, похожей на кривоватый зонтик.
Полуоткрыла рот и хлопала круглыми обескураженными глазами.
– Это мне купили, а не тебе!
– И вовсе не тебе, а я поменял у Саньки на жевачку!
– А у меня уже все пингвины есть, только на одной лапе нет!
– Малявка! Пингвинов вообще давно никто не собирает.
– И ничего не малявка!
– Не собирают!
– Собирают-собирают, просто вам завидно!
– Ничего мне не завидно, дурочка!
– Малявка, малявка!
– Мама, а Мишка с Коськой обзыва-а-аются-а-а-а!!!
Муж-два страдальчески зажал ладонями уши, он и своих-то двоих переносил с трудом, а когда все стадо собиралось вместе, вообще расползался и высыхал на глазах, словно выкинутая на берег медуза. Только из жалости к нему Юлька и поднялась. По-хорошему, разобрались бы сами со своими яблочными наклейками или что они там не поделили.
Когда она вошла в детскую, Марьяна уже ревела в три ручья над разорванным напополам бумажным пингвинчиком, Мишка и Костик катались по полу клубком – мелькала то светлая, то темная макушка, а где чьи руки-ноги, и не различишь, – а Славик восторженно бросился навстречу:
– Они первые начали! Я им говорил, а они…
– Ябеда-корябеда, – бросила Юлька. – Марьянчик, иди сюда, не плачь, пушистик, это же мальчишки, мы с тобой возьмем и не будем с ними дружить…
– Она сама, – мрачно сказал Мишка, поднимаясь с пола. – Хвастается и не хочет делиться. Думает, раз малявка, то все можно.
– Я не малявка!
– Она девочка, – назидательно сказала Юлька. – Ладно, показывайте. Что у кого есть. Разберемся.
Коллекции наклеек с антарктических фруктов последнее время стали всеобщей и безумной детской напастью, бороться с которой Юлька уже пару месяцев как перестала – раньше пыталась, а толку? Попадись ей президент корпорации «Плоды высоких широт», жирный коротышка, сам похожий на пингвина, удавила бы собственными руками. Надо будет озадачить Вероничку выдернуть его в «Мост». Предварительно подсчитав, сколько дополнительного бабла огребает эта сволочь на детских амбициях и мечтах. Нереально, конечно, не наш уровень. Он, скорее всего, вообще не подозревает о существовании на глобусе нашей страны.
Тем временем Славка и Костик, белобрысые и похожие почти как близнецы, хотя и три года разницы, выложили на ковре каждый по бесконечной колбасе из мерцающих голографических наклеек. Тут же выяснилось, что младший владеет каким-то особенным пингвинчиком на торпеде, которого старший тут же начал выманивать с напором и ловкостью бывалого менеджера. Юлька пресекла:
– Руки!!! Выложили и смотрим. Миша, Марьяна, а у вас?
– Я пингвинов не собираю, – с достоинством уронил Мишка, восьмилетний вкрадчивый брюнет, карманный вариант мужа-два. – Только китов и косаток. И чаек начал.
– Мама, я хочу себе чайку, а он жадина, – захныкала Марьяна.
Она единственная была похожа на Юльку в детстве, и потому первый муж регулярно заявлял на нее претензии, даже заказывал как-то экспертизу ДНК, а потом сам же и оспаривал результаты. Впрочем, разруливать мужей и детей было не в пример легче, чем детей и наклейки, по причине куда меньшего разброса вариантов. Юлька давно привыкла и проделывала и то и другое, особенно не напрягаясь, на автомате.
– А тот кашалот мой! – заорал Костик, тыча пальцем в Мишкину коллекцию. – Он мне вчера на груше попался! А совсем не ему, пускай отдаст!!!
– Кашалот классный. Возьму себе, – сказала Юлька. – Спасибо, Мишка, ты солнышко, я тебя люблю. Кто еще что-нибудь маме подарит? Кто не жадина?
– Я-а-а-а-а!!!
Заглянул муж-два:
– Потише можно?
Хотел, кажется, что-то добавить, но передумал, промолчал, только послал Юльке в дверную щель эротично-умоляющий взгляд. Ответила вздохом, большими глазами и пожатием плеч, одновременно рассовывая по карманам щедрые детские инвестиции. Теперь надо с высокой точностью отмерить каждому его порцию нежных эквивалентов материнской любви, которую дети делили с не меньшим азартом, чем антарктические наклейки.
И чем мужья, если уж на то пошло.
Оно, конечно, вышло сегодня не супер. Муж-два появился в студии довольно поздно, после окончания программы и даже разбора полетов, где Юльке, понятное дело, влетело не по-детски, – а тут еще и это сокровище во всей красе. Потный и злой, с поломанным кондишеном и с таким же точно злым, капризничающим Мишкой на буксире. Как выяснилось, дорогая мамочка, которой муж-два доверял безгранично, будучи в нее эдипически влюблен, в очередной раз его наколола и сидеть с внуками отказалась, сославшись на свои загадочные «планы». Юлька пообещала пристроить детей первому мужу, муж-два сексуально воспрял, и они отправились домой, заехав по дороге в садик за дочкой.
Первый муж всегда казался Юльке предсказуемым, и она упорствовала в данном убеждении, хотя не однажды на нем горела. Названивая в дверь на левом торце лестничной площадки (муж-два тем временем открывал замок двери в правом торце), она рассчитывала бросить коротко «привет, присмотри за детьми» и втолкнуть Мишку с Марьяной в квартиру без длительных объяснений и разборок, милых сердцу первого мужа. Но получилось немножко не так.
– Хорошо, что ты пришла, – сказал первый муж, появляясь в проеме, официально одетый, с корпоративным кондишеном на майке и сыновьями, повисшими на обеих руках. – Присмотри за детьми. Уроки они сделали. Я скоро буду.
– Куда ты? – крикнула Юлька уже в лестничный пролет. Получилось гулко и жалко. Муж-два уничижительно и гордо смотрел с противоположного края лестничной площадки. Свои безусловные права на Юльку он утвердил, забрав все стадо в свою, правую, квартиру. От чего теперь и страдал, сексуально неудовлетворенный и прибитый децибелловой детской атакой.
Разрулив ситуацию с наклейками, Юлька поделила между детьми гроздь бананов, уведенных на шару с рынка на сегодняшней съемке (обрадовалась одна Марьянка, сыновья взяли по штуке без энтузиазма, Мишка вообще заявил, что терпеть ненавидит эту гадость), а сама метнулась на кухню. Мужа-два ей было искренне жалко. Надо его хотя бы накормить, что ли.
– Юлька! – он перехватил ее в коридоре неожиданно и бесшумно, как кот, и горячо прижался сзади. – Ну где ты застряла? Я не могу больше…
– Пусти, я тебе сейчас борща разогрею.
– Думаешь, я борща хочу?
– Пусти, тебе говорят… Дети же!
– Ты ж их вроде нейтрализовала.
– Нейтрализуешь их… Ну слушай, я серьезно, кому говорю!..
Говорить что-либо мужу-два, тем более серьезно, было бесполезно, Юлька давно знала, а кроме того, в подобной диспозиции у нее очень быстро пропадало всякое желание как-то возражать или сопротивляться. Муж-два уволок ее в спальню, предусмотрительно закрывшись на двойной щелк от возможного набега детей, и точным движением расстегнул молнию на ее шортах. Юлька стянула через голову топик, зацепившись волосами за кондишен. И как раз выпутывалась, когда из шорт где-то на уровне щиколоток зазвонила мобилка.
– Нафиг, – шепнул горячим дыханием в шею муж-два.
– Да подожди ты, а вдруг с работы…
– Нафиг твою работу.
Юлька извернулась и присела на корточки:
– Алло. Кешка, ты? Ну?!
– На мази, – сказал Иннокентий, слышно его было еле-еле в грозном гудении допотопного кондишена. – Нет, правда, тьфу-тьфу чтоб не сглазить. Просят назавтра концепцию. Сбросишь?
– Какую концепцию? – соображалось туго, потому что муж-два, естественно, ничего не желал понимать. – Да отстань ты на две минуты! Это я не тебе. Какая концепция, Кеш?