Глобальная культура коммуникаций - Страница 26

Но есть социологи, ориентирующиеся на позицию Б. А. Грушина, утверждающего, что «массы – это ситуативно возникающие (существующие) социальные общности, вероятностные по своей природе, гетерогенные по составу и статистические по формам выражения (функционирования)»[67]. Близко этому и такое определение: масса – это объединение людей не по социально-классовому, а по функциональному, политикопсихологическому признаку; в массу объединяются люди из разных слоев и классов, охваченные в тот или иной момент действием общих политико-психологических факторов[68]. Но и здесь, по сути, имеется в виду тождественность массы и толпы.

Есть еще одна своеобразная точка зрения, когда масса и народ признаются понятиями идентичными: подавляющее большинство населения, проживающего на территории одного государства, составляет народ, который можно характеризовать как массу Исследователи, придерживающиеся этого взгляда, апеллируют к В. И. Ленину, который, по их мнению, использовал понятия «масса» и «народ» как синонимы[69]. Но, по Ленину, масса – это совокупность трудящихся, особенно наименее организованных и просвещенных[70]. Масса делится на классы, считал он, и противополагать массу и классы можно, лишь противополагая громадное большинство, вообще не расчлененное по положению в общественном строе, категориям, занимающим особое положение в этом общественном строе[71].

Не сильно расходился с В. И. Лениным во взглядах на массу испанский философ X. Ортега-и-Гассет, который считал, что общество всегда было подвижным единством меньшинства и массы: «Меньшинство – это совокупность лиц, выделенных особыми качествами; масса – не выделенных ничем. Речь, следовательно, идет не только и не столько о „рабочей массе“. Масса – это „средний человек“… В сущности, чтобы ощутить массу как психологическую реальность, не требуется людских скопищ. По одному-единственному можно определить, масса это или нет. Масса – всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, „как и все“, и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью»[72]. Потенциально масса существует в каждой стране, образуя большинство из огромного количества нейтральных, политически равнодушных людей[73].

Хотя Ленин и подчеркивал, что массы делятся на классы, но тут же он говорил о громадном большинстве вообще, противостоящем некоему меньшинству – элите. И это громадное большинство наименее организованно и просвещенно. Это была социологическая оценка массы, и она близка социально-психологической оценке Ортеги-и-Гассета: человек массы – это средний человек, а не представитель рабочего класса.

По сути, Г. Маркузе в своем определении массы тоже говорит о «среднем человеке». Для него масса – это люди, не освобожденные от пропаганды, зависимости и манипуляций, неспособные знать и понимать факты и оценивать альтернативы, это большая часть народа, настроенная консервативно[74].

Более чем за столетие до Маркузе об этом же говорил русский литературный критик и публицист В. Г. Белинский, притом обращая внимание на взаимоотношения гения с массой: «Масса всегда живет привычкою и разумным, истинным и полезным считает только то, к чему привыкла. Она защищает с остервенением то старое, против которого веком или менее назад с остервенением же боролась она, как против нового… Борьба гения с народом не есть борьба человеческого с национальным, а просто-напросто нового со старым, идеи с эмпиризмом, разума с предрассудками»[75]. Соответствуют ли эти оценки сегодняшнему состоянию российского общества?

От определения понятия «масса» социологи пришли к разработке доктрины массового общества. Это общество, в котором царят массовое производство, массовое потребление и массовые коммуникации, формирующие массовое сознание. Такое сознание включает в себя ценности и мораль, знания, традиции, материальные и духовные потребности, ожидания, политические взгляды, мнения, образы, реакцию на различные ситуации. Оно обнаруживает себя в языке, в определенной системе образов, в направленности потребностей и интересов[76]. Массовому сознанию противостоит гражданское сознание, присущее гражданскому обществу, отстаивающему принципы свободы и демократии. Массовое общество, к которому пришла современная западная цивилизация, все более подчиняет себе эти принципы. Налицо конфликт между обществом гражданским и обществом массовым.

Из-за разного понимания, что такое масса, в социологии существуют разные трактовки массового общества. В «элитарной» концепции Г. Лебона, Г. Тарда, X. Ортеги-и-Гассета масса – это толпа, «грядущий хам», «свинячье множество». Ее объединяет склонность к анархии, хаосу, массовым беспорядкам («восстанию масс»), диктатуре. Поэтому массовое общество неустойчиво, склонно к катаклизмам.

В антитоталитарной концепции X. Арендта, Э. Ледерера масса – это аморфное образование, насыщенное эмоциями, которыми в массовом обществе следует управлять. Этим и занимается элита, манипулируя настроениями массы на бытовом, политическом и экономическом уровнях. Отсюда – шаг до фашизма, к которому, по их концепции, приравнен и социализм.

К антитоталитарной близка и либеральная концепция Р. Миллса и Д. Рисмена. Ее сторонники рассматривали массу как пассивное множество полуобразованных людей, объединенных общими интересами в «одинокую» толпу, которую контролирует общественная «машинерия». Под этой «машинерией» подразумевается бюрократический аппарат, обеспечивающий конформизм, манипулирование людьми и контроль масс. В таком варианте массовое общество устойчиво, стабильно до определенного периода – до разногласий в элите.

А вот Д. Бэлл, С. Липсет и Э. Шилз смотрели на массу с точки зрения возможности ее развития, «возвышения», приближения к элите. К такому выводу их подтолкнуло формирование среднего класса, который становится основой общественного согласия и должен вытеснить самый «опасный» класс – рабочий.

Развитие капитализма, его кризисы в 30–40-е и 70-е годы XX в. вели к изменению социальной структуры западного общества. Это изменение в основном проявилось в депролетаризации населения (по формулировке социолога из чикагского Северо-Западного университета Г. Дерлугьяна). Все началось с того, что традиционные производства (добыча сырья, металлургия, машиностроение, химия) постепенно переводились из западных промышленных центров в страны Латинской Америки, Ближнего и Среднего Востока, Индию и Китай. Рабочая сила там дешевле, территории экологически не перенапряжены. Это был мощнейший стимул для глобализации. И хотя Западу пришлось «поработать» над созданием лояльных политических режимов в этих странах, над перемещением капиталов, модернизацией транспортной инфраструктуры, подготовкой местных рабочих – все равно это оказалось и выгодным, и оправданным с точки зрения неолиберальной идеологии.

Но перемещение производства – это одна сторона депролетаризации. Другая – это решение судеб высвобождавшихся людей на Западе. Теперь уже бывшие пролетарии направлялись в сферу услуг, но большинство становилось средним классом. Некоторые превращались в маргиналов, живущих на социальное пособие. Пролетарии же по большей части остались на военно-промышленных предприятиях, производящих электронную технику, «умные» машины, информационные и транспортные системы и средства связи, оборудование для сферы услуг.