Глиняное сердце (СИ) - Страница 40
- Найду новую!- по щеке ползла слеза,- Только не говори так, Вильгельм. Я прошу тебя...
- Тише, родной, тише.- Вильгельм улыбался,- Ты мое счастье, ты моя любовь, ты моя жизнь, Том. И я прошу тебя, сожги меня...
- Нет!- Том упрямо мотал головой, жмурясь от слез,- Нет! Прошу тебя, не проси об этом...
- Посмотри на меня...- Вильгельм взял в ладони его лицо,- Том, посмотри.- Мужчина растерянно открыл глаза, впиваясь в взглядом в спокойное лицо юноши.- Я люблю тебя больше жизни. Только я. А то, что ты чувствуешь ко мне... это ничто иное, как связь. Волшебство. Это не настоящее...
- Ты сам говорил, что ты сможешь чувствовать любовь ко мне, только если я буду чувствовать ее к тебе. Что у нас все одно на двоих. Все чувства твои, они и мои тоже. Ты же мой... Ты мой. Вильгельм...
- Сожги меня, Том. И тебе станет легче. Я обещаю, что ты почувствуешь облегчение и поймешь, что твой разум был одурманен...
- Я не хочу. Пусть я слеп, пусть не вижу чего-то важного, но отпустить тебя? Я не могу...
- Можешь... ты сильный...- Вильгельм обнял мужчину, позволяя тому громко всхлипывать.
Казалось, что Том разрыдался впервые за долгие годы. Конечно, это было не так. И он не плакал всего лишь всю эту неделю. Но в эти дни, дни похорон, разлуки с другом и Вильгельмом, осознание некоторых вещей... Все это требовало его слез, но Том держался и не позволял себе быть тряпкой. А сейчас... понимая, что вот-вот наступит конец... Кенинг не сдержался, и сам того не понимая, разрыдался как ребенок...
Они сидели на балконе, и молча смотрели на уходящее солнце... Том держал любимого за руку, слезы уже давно высохли, кожу лица неприятно стягивало, но прохладный ветерок осторожно остужал, почти лаская своими прикосновениями.
Проводив солнце, они вернулись в квартиру. Вильгельм как-то осторожно подошел к полкам, на которых не так давно покоились куклы. За эту неделю парень не раз переставлял игрушечную мебель, мечтал о том, какая бы была их с Томом квартира. Нет, Вильгельму и эта нравилась... Но хотелось уехать... далеко, чтобы забыть о том, что случилось тут...
Том в нерешительности следил за тем, как юноша, что стоял к нему спиной, осторожно передвигал мебель на полках. Как-то он и не заметил, как принялся смотреть на оголенную задницу Вильгельма. Мальчишка вставал на цыпочки, что бы достать до верхних полок, в такие моменты, ткань футболки полностью открывала красивую попку. Кенинг, словно околдованный, разглядывал молочного цвета половинки, мечтая ласкать их.
Вильгельм оглянулся и заметил этот взгляд.
Вообще все было странно. Они смотрели друг на друга так, будто это последние часы. Будто теперь можно все, раз конец близок и неизбежен. Наверно они смирились. Хоть Том и не хотел принимать слова любимого, но разум не давал ему шанса на розовые сопли. Вся их история изначально была поддельной. Если это действие волшебства, в которое Том так до конца и не поверил, то все на самом деле не по правде.
Вильгельм развернулся к мужчине. Он легко взялся за лямки, спуская их с плеч, после чего футболка сама собой спадает к ногам юноши, оставляя тонкое тело обнаженным.
И Вильгельм уже не казался таким идеальным. Торчащие ребра, мужские бедра, худые и будто кривые колени. И Том улыбался этим недостаткам. Казалось, что идеальность была излишней и теперь приобрела отрицательный знак.
Он целовал его страстно и властно, каждым своим поцелуем показывая, что Вильгельм принадлежит ему. Тому было важно видеть лицо своего мальчика, видеть что тому на самом деле нравится, что это не ложь и не колдовство. И хоть слова любви казались лишними и немного глупыми в такой ситуации, но Том шептал их, говорил снова и снова, повторял и мусолил, обдавая жаром белую кожу. Мальчишка в его руках не просто таял, сам пылал жаром, откровенно открываясь перед Томом.
Они валялись на кровати, для начала позволяя только поцелуи и ласки руками. Хотя тела их были очень близко и были достаточно откровенные касания бедрами. Вильгельм прижимался к своему мужчине, утопая в собственных чувствах и впервые в жизни чувствуя себя счастливым и легким. На самом деле ощущая чувство полета и непередаваемой эйфории. Горячие ладони доводили его до одури, заставляя почти закипать. Мурашки перерастали в дрожь, и тело приобрело доселе неизвестную чувствительность. Теперь каждый сантиметр его кожи – будто оголенный провод. И каждый раз, когда мальчишка открывал глаза, он видел звезды, в глазах напротив. Он на самом деле видел и галактики и не известные ему планеты. Он любил его и весь тот неизвестный мир за его взглядом...
А Том улыбался, глядя на своего мальчишку, гладил его, шептал, что обожает. А разум не давал покоя... говорил и говорил. Конец близок. И в такие секунды глаза Тома вспыхивали неподдельной тоской. И он был уверен, что это не магия в нем, это его настоящие чувства. Он любит и не хочет заканчивать эту историю вот так...
А потом были откровенные ласки, когда они устроились поудобней, приникая губами к промежностям друг друга. И Том вдруг порадовался, мальчишка хотя бы тут, но еще пах цитрусовыми. И этот запах кружил голову. Мужчина жадно облизывал вставший орган, заглатывая следом яички, лаская их и с упоением наслаждаясь собственными ощущениями. Вильгельм ласкал его пах, целовал, громко причмокивая. Том прикрывал глаза, улыбаясь и думая о том, что этот мальчишка наверно не знает, откуда дети берутся, но зато прекрасно обучен этикету минета...
Открываться впервые в жизни. Открываться и ему, и себе... Впервые чувствовать каждый собственный вздох, каждую искорку, что рождается в собственной груди. Вильгельм плыл по течению, отдаваясь воле судьбе и рукам Кенинга. Последним он доверял больше. Мужчина был для него небом и землей. И для обычных людей непонятно будет это сравнение. Ведь выгляни в окно: вот тебе и небо и земля. А Вильгельм знал, что Том для него именно небо и земля, суша и вода, растения и животные, весь мир – Кенинг. И поймет и человек, если отобрать у него абсолютно все, поселить на сотни лет в полнейший вакуум, в темноту, где есть воздух, но ты не можешь им дышать, где есть чувства, но чужие и непонятные...
А потом Том медленно растягивал узкого мальчика, Вильгельм громко сопел, утыкаясь лицом в подушку. Не было ни стыда, ни паники, что ничего не получится... Оба знали, что все случится.
Кенинг добавлял палец за пальцем, поражаясь собственной выдержке.
Было горячо и влажно, там, внутри такого странного существа. Вильгельм громко стонал, своим голосом пуская тысячи светлячков перед глазами Тома. Кенинг не успевал жмуриться, боясь, что еще чуть-чуть, и он просто свалится в обморок, так ему хорошо было...
Вильгельм лежал на животе, чувствуя спиной тепло любимого, наслаждаясь его тяжестью и тем, что Том сейчас с ним делал. Кенинг медленно двигался в узком пространстве, понимая, что большой узости и не испытывал никогда. В мальчике было тесно, тугие стенки сжимали его член, не давая толком выйти. Том тыкался носом в щеку брюнета, приподнимая бедра и вновь опускаясь ими, проникая членом в узкую попку. Он обвил руками живот Вильгельма, иногда с силой сжимая тонкое тело. Том размеренно дышал, опаляя собственным дыханием влажную щеку. Редкие толчки и хрипловатые вскрики Вильгельма.