Главред: назад в СССР 4 (СИ) - Страница 53

— Он меня убеждал, что надо потерпеть, — рассказывал Арсений Степанович. — Что скоро многое станет можно… Но до этого Васька может запросто получить уголовку. А если мы поможем, то он и сына отмажет, и меня не забудет.

— А подождать чего? — глухо спросил я.

— Твоих предсказаний, — усмехнулся Бродов. — Точнее момента, когда они сбудутся. Ты ведь про гласность всегда говорил, еще в Калинин ездил, чтобы Зойку продвинуть и новую газету открыть.

— И дальше?

— Богдан говорил, что ты очень умный парень. Что правильно рассчитал будущее информационного поля в стране. Когда газеты станут свободными, а потом еще перейдут полностью на хозрасчет… Очередной НЭП. И на газетах можно будет зарабатывать. Пока еще нет, но…

Арсений Степанович заговорил сбивчиво, но я прекрасно его понимал. Бизнес существовал в стране и до этого, только был нелегальным. Чтобы взять под контроль нетрудовые доходы, Верховный Совет в прошлом ноябре принял закон «Об индивидуальной трудовой деятельности». Об этом я как раз и рассказывал Вовке Загораеву, обещав ему, что скоро можно будет легализоваться. Потом напомнил еще раз, уже при его коллегах — Рокки и Монголе. То же самое говорил и Сивому недавно. В силу этот закон вступит 1 мая этого года, 87-го. Правда, поначалу предпринимательством можно будет заниматься в свободное от основной работы время, а к труду привлекать только родственников. Но первый камешек уже понесет за собой лавину — всего через год, уже в мае 88-го, государство позволит вновь, как во времена НЭПа, создавать частные предприятия. Кооперативы и их «экономическая состязательность» с традиционным сектором будут признаны движущей силой развития. А деятельностью станет можно заниматься любой, главное, чтобы она не противоречила законам СССР и союзных республик.

Хватов, будучи хитрым приспособленцем, правильно почуял ветер перемен и подкрепил свою уверенность моими словами. Тем более что я настолько резво принялся строить новые СМИ, что не поверить в это было бы попросту глупо. А если в этой реальности нужные законы появятся раньше, чем в моей прошлой, то и зарабатывать на газетах станет гораздо проще и быстрее. Хватов, конечно же, об этом не знал, но он наблюдал за мной, за моими идеями, в том числе аудиогазетой. И мотал на ус. А еще учел опять же мои слова о том, что лучше сразу застолбить за собой поляну. Вот и решил так сделать, пригласив Бродова в будущую редакцию. Его самого и непутевого Ваську.

А еще у меня сложился в голове очередной паззл. К моменту, когда я работал журналистом в лице Женьки Кротова, Бродов-старший уже умер. А Василий Бродов был редактором столичного немного желтушного сайта, рассказывавшего о «неожиданных» и «скрытых» страницах истории. Я не придал этому значения, хотя ресурс этот почитывал. И мне в голову тогда не могло прийти, что человек по фамилии Бродов появится в моей новой жизни…

Но это все будет потом, уже после распада Союза. Или, если перестройка пройдет как задумано, то просто позже. Когда та самая «информационная поляна» очистится. А Хватов тогда, выходит, решил зачистить ее от меня? Получается, он и есть тот самый влиятельный человек из Калинина, способный заказать убийство конкурента? Или есть кто-то еще, повыше, чем он?

— Что теперь со мной будет, Жень? — от раздумий меня отвлек Бродов. — И что будет с Васькой?

Хороший вопрос. Что теперь в принципе будет со всеми нами⁈ И тут меня неожиданно взяла злость. Не на Бродова, нет, хотя и он был в значительно степени виновен в происходящем. Весь этот цирк устроил человек, который всего пару месяцев назад отстранял меня от редакторской должности за недостаточную лояльность советской власти. Насколько же лицемерным он был!

Вот кто на самом деле убил страну, неожиданно понял я. Идейные коммунисты в моей прошлой жизни любили винить Горбачева. Мол, продался Западу, даже анекдоты на эту тему ходили. Афган, Чернобыль, надрыв в гонке вооружений — все это было ничто по сравнению с гнусью, которой занимались такие вот Хватовы на ключевых постах.

Когда стране требовалось обновление, они затыкали всем рты. Скрывали от людей правду, не слушали тревожных предупреждений, потому что это мешало спокойно делать карьеру. Зато потом, когда СССР, превратившийся в живой труп, покатился под откос, эти люди переобулись в воздухе и цинично принялись снимать сливки с эпохи перемен. Кто-то приватизировал народную собственность, другие сменили партийную вывеску, а третьи и вовсе, хапнув напоследок, сбежали на Запад, который еще вчера публично осыпали проклятьями.

Да, на моей малой родине был Краюхин, был Козлов и другие партийцы, которые искренне верили в то, что делали. Те, кто работал. Кто осторожничал не из опасений за свою шкуру, а чтобы не навредить стране. Жаль, что их, судя по всему, не хватило в критические моменты. А с такими, как Хватов, и врагов не надо. Без ЦРУ Союз развалили, из-за собственной жадности. Перспективу он в моих словах углядел, надо же… А чтобы я не мешал, чуть на тот свет меня не отправил. Еще и улыбался в лицо, на собрания мои ходил. Больно. Как будто толкнули и плюнули вслед. Но я сильный. И я не терплю подлость по отношению к себе, а также к тому, что люблю и чем дорожу.

— Садись и пиши, — ответил я Бродову, который, судя по всему, опять удумал загреметь на больничную койку.

— Что писать? — с готовностью уточнил тот.

— Эссе для колонки мнений в вечерку, — я так увлекся, что сломал в руках карандаш. — Тема: «Как я дошел до жизни такой». И подпись: Арсений Бродов, корреспондент газеты «Андроповские известия».

Тяжкий вздох толстяка слышали, наверное, на всех этажах.

Хватова задержали в больничном коридоре, когда он, ни о чем не подозревая, расхаживал в халате и тапочках, пытаясь охмурить медсестер белозубой улыбкой и гэдээровскими шоколадками. Долго не верил, что за ним пришли по-настоящему, пытался отшучиваться, а затем угрожать. Об этом мне рассказал Поликарпов по телефону — от встречи я отказался, сославшись на авральную сдачу газеты.

Готовили мы ее действительно в мыле. Все-таки нелегкая это работа — за сутки наполнить вечерку добротными материалами. Хорошо, что подавляющее большинство моих журналистов были честными и порядочными людьми, искренне любящими свою работу. С одним из таких, вернее с одной, я сидел сейчас в своем кабинете, корпя над макетом номера.

— Евгений Семенович, — Зоя пригладила волосы и покраснела. Впрочем, как обычно. — Что будем делать с колонкой мнений? Из-за того происшествия ведь у нас больше не было новых текстов… Целых две полосы свободны, а уже три часа дня. Что делать?

Глаза девушки от волнения расширились до диаметра медных пятаков. Это делало ее трогательной и очень милой. Я даже улыбнулся мысленно. Совсем юная, славная, но… Нет, Аглая ошиблась — Зоя мне не подходит. Она талантливая журналистка, преданная идеям коллега и даже вполне себе друг. Но не спутница жизни, не женщина, с которой хочется просыпаться.

— Мы успеем, — расслабленно улыбнулся я и положил перед Зоей листы с текстами Бульбаша и Никиты Добрынина.

— «Покаяние», — прочитала девушка заголовок статьи парня. — Это тот фильм, который Никита должен был посмотреть? Но этого мало, всего примерно полполосы…

— Не торопись, Зоя, — я неожиданно сам для себя перешел на «ты», и девушка встрепенулась. Ничего, это тоже пройдет. — Прочитай повнимательнее.

Зоя поправила очки, нахмурила брови и принялась водить глазами по строчкам. С каждой секундой ресницы ее порхали со все возрастающей скоростью, в итоге она не выдержала, отложила листок в сторону и уставилась на меня.

— Евгений Семенович, это шутка такая? Я не понимаю…

— Нет, Зоя, не шутка, — я с улыбкой покачал головой. — Это бомба. Ты дочитай, а потом посмотри, какой великолепный репортаж написал Виталий Николаевич. Четко на полосу.

Девушка жадно заглотила остаток Никитиного «Покаяния», потом взволнованно похлопала взмокшими ладошками по столу, нашла текст Бульбаша. В этот момент в дверь постучали.