Гламорама - Страница 21
– Эээ, так как идут дела с клубом? – спрашивает второй близнец.
– Я хочу танцевать рок-н-ролл каждый вечер и ходить на вечеринки каждый день[47].
– Почему меня не пригласили на открытие? – спрашивает Рик.
– Я-хо-чу-тан-це-вать-рок-н-ролл-каж-дый-ве-чер-и-хо-дить-на-ве-че-рин-ки-каж-дый-день! – скандирую я, выхватывая газету из рук у близнеца, и вновь принимаюсь изучать фото. – Наверное, это ошибка. Наверное, это снимки с другого показа. Наверное, это и вправду Джейсон Гедрик.
– На каких других показах ты был на этой неделе? – спрашивает кто-то.
– Ни на каких… – еле слышно бормочу я.
– Тогда кончай ходить вокруг да около и скажи нам все как на духу, идет? – говорит Дэвид, похлопывая меня по спине. – А Джейсон Гедрик, кстати, в Риме. Он снимается там в продолжении «Летних любовников». Въехал, зайка?
– Главное – быть здесь и сейчас, зайка.
– Такой ответ меня не устраивает, – говорит Никитас, продолжая разминать мышцы.
– Мне абсолютно до лампочки, какую информацию твой мозг в состоянии усвоить, – парирую я.
– Кстати, как у вас дела? Все круто между тобой, Хлоей и Бакстером? – спрашивает Дэвид словно невзначай, а на лицах у Никитаса и Рика появляются гнусные улыбочки, которые не остаются мной не замеченными.
– Круче, чем яйца, солнышко. – Я делаю многозначительную паузу, а затем переспрашиваю: – Да, кстати… а что ты имел в виду, о мудрейший из мудрых?
Троица приходит в замешательство; судя по их лицам, они ожидали, что я так или иначе проговорюсь о чем-нибудь важном.
– Эээ, ну… – тянет Рик. – Ну, ты же сам понимаешь…
– Я тебя умоляю! – вздыхаю я. – Если хочешь поделиться какой-нибудь грязной сплетней, делись короче и не тяни резину.
– Ты никогда не смотрел фильм «Жизнь втроем»? – отваживается Дэвид.
– Угу, угу, угу.
– Так вот, дело в том, что, похоже, описанная в нем ситуация очень близка Хлое, Бакстеру и Виктору.
– Уж не о Бакстере ли Пристли идет у нас речь, джентльмены? – вопрошаю я. – Неужели мы действительно говорим об этом маленьком противном педике?
– А что, он и вправду педик?
– Мы все знаем, что ты продвинутый парень, Виктор, – говорит Дэвид. – Все, что ты делаешь, круто, и полный вперед.
– Постойте-ка, постойте. – Я машу руками в воздухе. – Если вы хотя бы на одну секунду подумали, что я делю Хлою – Хлою Бирнс – с этим обсосом… я вас умоляю!
– А что, кто-то из нас заикался насчет этого, Виктор? – слышу я.
– Что?
– Никто, по-моему, не говорил, что это была твоя идея насчет Бакстера и что тебе это по кайфу.
– Как мне может быть по кайфу или нет то, чего не существует? – свирепею я.
– Да об этом уже на улице говорят.
– На какой такой улице? На какой улице живешь ты, Дэвид?
– Эээ… Ладлоу…
– Эээ… Ладлоу… – непроизвольно передразниваю его я.
– Виктор, как мы можем верить тому, что ты говоришь? – спрашивает Рик. – Ты сказал, что тебя не было на показе Кельвина, а ты там был. Теперь ты говоришь, что между вами с Хлоей и Бакстером нет ménage à trois[48], но все говорят…
– Какие еще гребаные сплетни ты слышал? – выкрикиваю я, отпихивая от лица поднесенный кем-то экспонометр. – Давай рассказывай, не бойся!
– То, что ты трахаешь Элисон Пул, – говорит Дэвид и пожимает плечами.
Я молча смотрю на него пару секунд.
– Довольно, хватит. Я даже с ней не встречаюсь.
– У тебя очень выразительно получается честное лицо, чувак!
– Ты остался в живых только потому, что с девчонками я не дерусь, – отвечаю я Дэвиду. – Кроме того, ты взялся разносить опасные слухи. Опасные для тебя. Опасные для нее. Опасные для меня. Опасные для…
– Да ладно, Виктор, трахай ты кого хочешь, – вздыхает Дэвид. – Мне-то, можно подумать, есть какое дело.
– В любом случае все, что тебя ждет в ближайшем будущем, – это место человека, который раскладывает по стеллажам в Gap дешевые свитера, – бормочу я себе под нос.
– Мои маленькие рыбки! – зовет нас Дидье. – Работать пора!
– Есть идея, – говорю я Дидье. – Может быть, покрыть лицо Дэвида какими-нибудь сухими водорослями или песком с пляжа?
– Ладно, Виктор, – отзывается Дидье из-за фотокамеры. – Я смотрю на тебя так, словно на тебе ничего нет, зайка.
– Дидье! – взывает один из близняшек. – Смотри на меня, на мне и в самом деле совсем ничего нет.
– Я смотрю на тебя так, словно на тебе ничего нет, Виктор, и тебе это нравится.
Далее следует долгая пауза, во время которой Дидье изучает близняшек, затем он внезапно приходит к какому-то решению.
– Сделайте так, чтобы мне пришлось за вами побегать.
– Эй, Дидье! – кричу я. – Ты это мне говоришь? Виктор – это я.
– Танцуйте и кричите «писька».
– Писька! – покорно бубним мы.
– Громче! – кричит Дидье.
– Писька!
– Громче!
– Писька!
– Отлично, но все еще далеко от идеала.
Плавки вслед за «бермудами», бейсбольные кепки козырьком назад, леденцы в руках, звучит Urge Overkill, Дидье убирает поляроид, затем передает его тому, кто предлагает за него самую большую сумму; дрожащей рукой покупатель выписывает чек перьевой ручкой. У одного из мальчиков случается нервный припадок, другой выпивает слишком много Taittinger[49] и начинает всем рассказывать, что он из Аппалачей, в результате чего кто-то начинает поспешно разыскивать таблетку клонопина. Дидье настаивает, чтобы мы все изобразили, как прикрываем ладонями наши яйца, после чего включает в кадр и съемочную группу Fashion File, а затем все, кроме меня и того парня, который упал в обморок, отправляются на ранний ланч в новое местечко в СоХо, которое называется Regulation.
Быстрым шагом в осеннем свете по лестнице к офису, расположенному на верхнем этаже клуба, роликовые коньки висят у меня на плече, съемочная группа с канала VH1 (увы! увы!) берет на третьем этаже интервью у флориста Роберта Изабель, и, глядя, как все одеты, я прихожу к выводу, что светло-зеленый и оранжевый (такой, как на банках консервированного супа Campbell) – наиболее броские цвета нового сезона, а музыка ультралаунж-группы «Я, свингер» витает в воздухе как конфетти, и в ней слышатся такие слова, как «весна пришла» и «настало время танцев», а повсюду – фиалки, тюльпаны и одуванчики, и все вокруг принимает тот вид, который ты пожелаешь: клево без напряга. В офисе на всю стену – фотографии загорелых брюшных прессов, трицепсов, бедер и белых, как кость, ягодиц. Кое-где мелькают и лица: от Джоэла Уэста до Херли Томпсона, от Марки Марка до Джастина Лазарда, от Кирка Камерона (прости господи!) до Фридома Уильямса – и части тела (может быть, даже и моего). Это святая святых Джей-Ди и Бо, и хотя я ежедневно срываю со стен фотографии 8×10 Джои Лоуренса, они снова их вешают. Парни так похожи друг на друга, что становится все сложнее и сложнее различить, кто есть кто. На мероприятии сегодня вечером будут работать одиннадцать пиар-агентов. Я ругаюсь с Бо по поводу крутонов семь минут кряду. Наконец появляется Джей-Ди с распечатками электронной почты, сотнями факсов и девятнадцатью просьбами об интервью.
– Мой агент звонил? – спрашиваю.
– А как ты думаешь? – фыркает Джей-Ди и добавляет: – Какой агент?
– Мне так понравилась статейка, которую ты написал для журнала Young Homo, Джей-Ди, – бросаю я, просматривая уточненный по состоянию на 10:45 список гостей.
– Какую ты имеешь в виду, Виктор? – вздыхает Джей-Ди, роясь в факсах.
– Ту, которая называлась «Помогите! Я западаю на парней!».
– А к чему ты это говоришь? – спрашивает Бо.
– К тому, как вам не стыдно не быть гетеросексуалами до такой степени, – говорю я, потягиваясь.