Глаголь над Балтикой (СИ) - Страница 14

За два года службы на "Павле" Николай привык к тому, что он и его артиллеристы обеспечивают боеспособность корабля - огромный броненосец готов был постоять за себя в любой день и во всякий час. "Севастополь", покамест, был решительно не готов, а понимание того, как много предстоит изучить и сделать, а главное - сколько времени это займет, вгоняло в тоску. Пройдут еще многие и многие месяцы самой интенсивной учебы, прежде чем новейший дредноут станет по-настоящему боеспособным.

"И кем же тогда должен чувствовать себя командир линкора?" - с сочувствием подумал Николай: "Я тут с ума схожу со своей артиллерией. Механики турбины впервые видят. У машинных команд - новые котлы ...  А командир - за всех в ответе".

"Первый после бога", надо сказать, Николаю понравился сразу. Командир, поблагодарив за рапорт, не стал задерживать своего нового старшего артиллерийского офицера, дав ему сутки на то, чтобы пообвыкнуться на новом корабле, быть представленным в кают-компании, да познакомиться хотя бы с частью своих подчиненных. А потом пригласил к себе.

Когда Николай вошел в шикарный командирский салон, Анатолий Иванович Бестужев-Рюмин стоял, заложив руки за спину, около своего письменного стола. Прямо над столом висела наградная золотая сабля, коею каперанг награжден был за доблесть, проявленную в сражении в Желтом море.   А перед столом сидел невысокий человек, по виду - сущий гражданский.

Чуточку мальчишеское лицо, темные волосы с аккуратным пробором, большие глаза, внимательный и чуть дурашливый взгляд из-под густых низко посаженных брови и шикарные, пышные усы.

- Знакомьтесь, господа. Николай Николаевич, представляю Вам капитана второго ранга Маштакова Николая Филипповича, нашего нового старшего артиллерийского офицера. Николай Филиппович, перед Вами - корабельный инженер, полковник Николай Николаевич Кутейников, главный строитель нашего "Севастополя"

Скрепив ритуал знакомства рукопожатием (рука у кораблестроителя оказалась на удивление крепкой) Кутейников произнес басом, которого Николай никак не мог бы ожидать от человека его комплекции

- Тезка, значит... Что же, будем знакомы!

- Я попросил Николая Николаевича помочь Вам войти в курс дел. - продолжил Анатолий Иванович и, заметив недоумение Николая продолжил:

- Конечно, господин Кутейников - очень занятой человек, но все же мы с ним свели знакомство еще в Артуре, где Николай Николаевич виртуозно подвел кессоны "Ретвизану" и "Цесаревичу".

При этих словах маленькие чертики заиграли в уголках глаз корабельного инженера, он с легкой усмешкой, чуть покровительственно прищурился и махнул рукой - какие пустяки, мол, дело-то житейское. Николай же смотрел на него с внезапно проснувшимся уважением - да и как иначе можно было отнестись к ветерану осады Порт-Артура, человеку, придумавшему как отремонтировать подорванные японскими минами броненосцы без постановки в док, которого в Артуре не было!

-  Я понимаю Ваши сложности, Николай Филиппович. Вы не участвовали в приемке артиллерии и, разумеется, не сталкивались ни с чем подобным раньше. Но важность Вашего заведования невозможно переоценить! Поэтому я позволил себе убедить Николая Николаевича помочь Вам -  по старой дружбе, конечно.

- А Вам, дорогой Николай Николаевич, хочу сказать, что и Николай Филиппович, несмотря на юный возраст, успел повоевать, командуя башней шестидюймовых орудий в Цусиме.

- Шестидюймовой? - переспросил Кутейников, и не дожидаясь ответа обратился к кавторангу:

- "Орел"? Или "Олег"?

- "Бородино" - чуть склонив голову, ответил Николай. Кутейников сделался много серьезнее и, не сводя глаз с кавторанга, беззвучно вытянул губы так, будто хотел присвистнуть. Теперь в его взгляде сквозило нешуточное уважение и... понимание? Сочувствие?

- М-да. Ну что же, молодой человек, почту за честь. Давайте не будем отрывать командира от важных дел, пойдемте, да и приступим, пожалуй.

Следующие три недели пролетели в единый миг. Николай изучил расписание учений, составленных его предшественником, и хотя нашел его весьма толковым, все же договорился со старшим офицером о некоторых преобразованиях. Во время занятий, если только не требовалось его присутствия на мостике или в боевой рубке, он всегда находился в башне, плутонге или на дальномерном посту - и таким образом мог оценить, насколько качественно проводят занятия его лейтенанты. С утра и до вечера Николай сбивался с ног, организовывая и проверяя хозяйственные и прочие работы, каковых было предостаточно, посещал занятия с нижними чинами, наблюдал за учениями, вместо послеобеденного отдыха возился с бумажками, разбирая записки и рапорты. Затем частенько собирал своих лейтенантов, гонял их до седьмого пота, натаскивая в управлении стрельбой. А вечером садился за чертежи и схемы, разбираясь в устройстве новейших механизмов, и вот здесь-то помощь Кутейникова оказалась неоценимой. Конечно, Николай Николаевич никак бы не мог постоянно заниматься с кавторангом лично, да и нужды в том особой не было. Но, выполняя просьбу Бестужева-Рюмина, главный строитель убедил помочь самого начальника проектного бюро, которое и проектировало башни "Севастополя". А иногда бывал и сам, так что между двумя Николаями вскоре возникла симпатия, и даже что-то вроде дружбы.

Казалось, что Кутейников знает весь огромный корабль до последней заклепки, он мог дать ответ практически на любой вопрос сходу, практически не задумываясь. Корабельный инженер более всего походил не на главного кораблестроителя, но на любящего отца, который знает все о своем чаде. Он задолго до начала строительства линкора принимал участие в его судьбе, он присутствовал на закладке. Он видел, как вырастал, раздаваясь ввысь и вширь гигантский корпус, как тяжкие бронеплиты крепили его борта, как сияло солнце на четырех огромных винтах, не вкусивших еще соленой стихии моря. Он был повитухой при родах величественного дредноута, когда тот, сойдя со стапеля, впервые вспенил гладь морских вод.

Он был при нем неотлучно и позже, когда палубу корабля украсили тяжкие башни и аккуратные надстройки, борта ощетинились стволами многих орудий, когда вознеслись ввысь стройные мачты и линкор обрел свой неповторимый, рационально-грозный силуэт. И он не просто был, а направлял, указывал, распоряжался и контролировал, создавая и творя могучего исполина, коему предстояло бронированной грудью своей отстаивать интересы Российской Империи на бескрайних морских просторах.

Когда у Николая ум заходил за разум от бесконечных схем и таблиц, Кутейников отодвигал бумаги в сторону, откидывался на спинку кресла и, обрезав кончик сигары и прикурив ее, пускал вверх обязательное колечко табачного дыма. Вечная усмешка куда-то уходила из его глаз, сменяясь душевным теплом, когда он рассказывал Николаю историю проектирования и создания своего линейного корабля.

- Когда его высокопревосходительство Авелан Федор Карлович после Цусимы вынужден был подать в отставку, преемником его должен был стать Бирилев Алексей Алексеевич, адмирал. Да только вот не сложилось, человек предполагает, а Бог располагает: заболел Бирилев сильно, так что пришлось ему в Европы на воды ехать, здоровье поправлять. Вот уж не знаю, каким бы морским министром сделался Бирилев. Как я слышал, адмирал он справный и достойный, но только в министерском кресле нужна особая распорядительность. Ну а Диков Иван Михалыч, дай Бог ему здоровья, что вместо Бирилева назначен был морским министром, этой распорядительностью обладал. Флот встряхнул, системный подход ввел, генеральный штаб учредил, чтоб сперва концепцию придумать и уж под нее корабли строить, а не так как раньше, когда строили без системы и порядка. К тому же и товарища себе подобрал толкового. Походил Иван Константинович в товарищах морского министра, пообвыкся, а когда пришло время Дикову на покой, сам морским министром стал. Хотя было известное беспокойство, что Воеводского поставят. А Григорович, доложу я Вам, Николай Филиппович, это голова! Лучшего министра и желать сложно. Флотское дело знает туго, производство и финансы превзошел, а уж в Госдуме выступает, что твой Цицерон.