Гимназистка. Под тенью белой лисы (СИ) - Страница 3

Я повернулась ответить, что да, ужасно голодна, и неожиданно его губы встретились с моими. Наверное, воспитанная девушка бы охнула, покраснела и отпрыгнула на другой конец комнаты. Но я была совершенно невоспитанная, да и, как недавно выяснилось, уже успела сегодня признаться в любви, поэтому отворачиваться и не подумала, обвила руками его шею и поцеловала. В конце концов, имею же я право на маленькую компенсацию за все мои мытарства? Маленькую хомяковскую компенсацию?

Желудок предательски заурчал как раз тогда, когда Николай наконец решил вернуть себе свою рубашку. Во всяком случае она точно поползла вверх, а около кровати был такой замечательный стул, где бы она прекрасно устроилась, если уж её никто не собирался опять укладывать в шкаф. Но увы, физиология всегда что-нибудь да портит, особенно когда она столь назойливо громкая. Николай очнулся, смущённо одёрнул мою-свою рубаху и хрипло выдохнул:

— Вы же хотите есть, Лиза. Я сейчас…

— Только не говорите никому, что у вас гости, — испуганно выдохнула я уже почти ему в спину.

— Разумеется. — Он даже не обернулся, лишь застыл у двери в ожидании, не скажу ли ещё что-нибудь. — Никто не должен знать, что вы в Царсколевске. Я попрошу принести ужин сюда.

Он вышел, а меня сразу накрыло осознание того, что чуть не случилось. Нет, чужие рубашки — зло, особенно когда под ними ничего нет, зато рядом тот, в чьём присутствии голова перестаёт работать должным образом. Оленькин пакет я дербанила с такой скоростью, словно от этого зависела моя жизнь, и клочки бумаги летели по всей комнате. Хорошо, что подруга предусмотрела всё — от нижнего белья до скромного, но аккуратного тулупчика на меху, подозрительно напоминавшем коврик у моей кровати в доме Звягинцева. Но тёплая одежда мне пока не нужна, поскольку в комнате и так было отнюдь не прохладно, а теперь, когда мои щёки пылали, здесь казалось совершенно жарко. Единственно, что с ботиночками подруга промахнулась — были они мне самую малость великоваты, но если напихать в носок уже столь удачно порванной бумаги, нога переставала ездить и устраивалась даже с некоторым удобством.

Торопилась я напрасно. Николай дал мне время не только одеться, но и прийти в себя. Я даже по рубахе его успела пройтись очищающим плетением, которое вдобавок ещё и убрало мой запах. Когда под дверью послышались голоса, осталось только набросить на себя отвод глаз и взять в руки демаскирующий меня тулупчик. Про порванную обёртку я совершенно забыла.

— Ох и набросали вы бумаги, Николай Петрович, — неодобрительно сказала вошедшая женщина в строгом чёрном платье. Тем не менее мне она сразу понравилась. И не потому, что уже вышла из возраста, когда привлекают кавалеров, а потому, что держала поднос с хомяковским ужином, от одного взгляда на который желудок устроил настоящий скандал, с руладами и подвываниями. Хорошо хоть полог не пропускал звуки. Не то чтобы я стеснялась этой дамы, но перед Николаем точно было бы неудобно. — Аккуратнее надо быть. Чай, за дополнительную уборку вы не доплачиваете.

Оборотнем от неё не пахло, но носом она дёрнула так, словно принюхивалась к чему-то, ища возможность придраться и поругаться. Не зря я убирала свой запах, ох не зря. Может, у неё особенно развиты нюх и интуиция?

— Я вам плачу достаточно, — отрезал Николай.

Настолько сурово отрезал, что квартирная хозяйка оскорблённо поджала губы и шваркнула поднос на стол так, что тарелки подпрыгнули. Вряд ли она так злится из-за нескольких клочков бумаги. Что за чёрная кошка пробежала между ней и её постояльцем?

Это я и спросила сразу, как она вышла из комнаты, а я сбросила отвод глаз, оставив полог тишины на комнате, и начала собирать злополучные обрывки, которых было не настолько много, чтобы из-за них ругаться.

— Не кошка, волк, — поморщился Николай, который старательно делал вид, что это не мы с ним не так давно вовсю целовались. Я с готовностью поддержала его игру, благо строгое платье этому способствовало, и тоже вовсю делала вид, что ничего не было. — Когда вы пропали, Волков несколько раз ко мне наведывался и произвёл весьма неблагоприятное впечатление на квартирную хозяйку. Она почему-то уверилась, что штабс-капитан — мой приятель, а приличные люди с такими персонами не водятся. Вот она и пытается меня выжить.

— А вы?

— Как я мог выехать, если дал вам этот адрес, Лиза? — удивился он.

— Я вас всё равно не по адресу нашла, — невольно хихикнула я. — Так что можете спокойно переезжать.

— Не по адресу? — удивился он.

— По запаху. Меня привёл сюда мой нос. — Я уверенно придвинула к себе тарелку. — Он почувствовал, что вас здесь неплохо кормят. Для девушки, оставшейся без обеда, это весьма существенно.

— Кормят прекрасно, — согласился Николай. — Этого не отнять. И сама квартира расположена очень удачно.

Он косился на свой ужин, но явно не собирался к нему притрагиваться.

— Неудобно есть вдвоём одной ложкой, — заметила я. — Но придётся. Не просить же у вашей строгой домоправительницы вторую? Она сразу что-нибудь заподозрит и сдаст нас Волкову с потрохами при его следующем визите.

— Вы иногда так странно выражаетесь, Лиза, — заметил Николай. — Ешьте одна. Мне не надо.

Желудок согласно рыкнул, но тут уже взбунтовалась я.

— Я одна есть не буду. Как-никак, это ваш ужин, а я могу поесть и потом, где-нибудь в другом месте.

Действительно, я теперь могла спокойно зайти в любой ресторан и оплатить свой ужин, не опасаясь, что о появлении рыси сразу доложат бабушке. Осталось только деньги забрать. Конечно, не следовало их там оставлять без присмотра, пусть и под отводом глаз, но пускаться в поиски Хомякова со шкатулкой в зубах — сущее безумие.

— Я тоже могу поесть потом, когда пойду вас провожать. Я бы предложил вам переночевать здесь, но боюсь…

— Что выспаться нам не удастся, — заметила я со смешком и положила первую ложку овощного рагу в рот. Оно было прекрасно…

— Не удастся, — согласился Николай. — А это неправильно. Маме до сих пор пеняют на скоропалительность её брака и…

Тут я воспользовалась примером его же сестры, кормившей меня в лечебнице Рысьиных, и ловко вставила ему в рот полную ложку. Такое рагу съедать в одиночку — преступление. Держался Николай от меня на некотором расстоянии, наверное, опасался повторения недавнего поцелуя, но недостаточно далеко, чтобы я не могла достать до него ложкой.

— Иначе ей бы не удалось выйти за вашего папу, — заметила я. — И вас бы не было.

— Но я так не хочу, — вздохнул он. — Я хочу, чтобы всё было по установленным правилам, понимаете?

— Понимаю. А также понимаю, что по установленным правилам меня вам никогда не отдадут, — возразила я. — Правила иногда стоит нарушать, чтобы…

— Чтобы что? — с интересом спросил Николай.

— Чтобы потом не жалеть, что их не нарушили.

За разговором тарелка опустела быстро, и я придвинула к себе чашку с чаем. Он уже остыл, но, подозреваю, что и горячим был не таком уж и вкусным. Чай в этом доме удавался куда меньше рагу. Внутри поселилось чувство неудовлетворённости, и дело было вовсе не в том, что хомяковский ужин мы разделили на двоих и я продолжала чувствовать себя голодной, а в том, что мне сегодня недодали даже поцелуев, не говоря уж про всё остальное. Впрочем, возможно, Николай и прав, ибо в моих планах не было срочного замужества и рождения детей. Разобраться бы с тем, что происходит, избавиться от приставучего постороннего бога, бабушкиной опеки и ненужного мне артефакта, который ещё найти нужно. А потом… Потом можно и подумать о личной жизни.

— Пожалуй, я пойду. — Я подхватила тулупчик. — Только не через окно. Через окно я в зимней одежде не вылезу.

— Разумеется. Я вас провожу и помогу устроиться.

— Нет, — покачала я головой. — Вам сейчас лучше не знать, где я. Волков не слишком щепетилен и прекрасно использует ментальную магию. И не надо мне говорить, что его остановит ваше родство.