Гильдия - Страница 310
Победителям достался денежный приз, а после вручения награды там же, на Фазаньих Лугах, расставлялись длинные столы для пиршества победителей. Если, скажем, побеждал воин, нанятый ремесленниками, за эти столы мог сесть любой, кто относился к ремесленному сословию (почти все они друг друга знали, недоразумений обычно не возникало). Богатый ювелир, который мог легко оплатить все, что было в этот вечер съедено и выпито, сидел рядом с бедолагой, который плел на продажу поделки из ивовой лозы и обедал через день. И оба весело угощались за счет казны, хлопая друг друга по плечам, горланя песни и наперебой обсуждая лучшие удары своего победоносного бойца.
Впрочем, последние два года Фазаньи Луга уныло пустели после турнира, а выпивка и закуска увозились в Тагишерские казармы, обиталище Алмазных. И уж там-то шло веселье!
– У жрецов в этом году надежды мало, разве что они особо дружно и горячо помолятся Безымянным, – рассуждал Венчигир.
– Почему? Они же наняли такого зверя… как его, забыл…
– Этот «как его» во время мятежа полез защищать Храм Того, Кто Колеблет Волны, и толпа его так отделала, что он уже совсем не зверь. Жрецы срочно наняли первого попавшегося вояку.
– Да? Пока торчишь в тронном зале, все самое интересное проходит мимо. Что еще я упустил?
Венчигир уже совсем расслабился. Судьба сделала ему царский подарок: принц ничего не знал о предательстве!
– У гильдейских тоже незадача. Их постоянный боец Тагизур сейчас лежит с переломанными костями. Встретил за Гранью зверюгу, которая не знала, что он лучший мечник Гильдии.
– Ну, эти гильдейские вообще не ахти какие бойцы. В их деле меч – не главное.
– Не скажи. Тагизур в прошлом году дошел до последнего поединка с Алмазным, только тогда уступил… Интересно, кого гильдейские выставят вместо него?
– Тоже мне загадка, – хмыкнул принц. – Совиную Лапу, больше некого. Если, конечно, не подлечат Тагизура своими тайными снадобьями…
– Уж чем мы только ни старались Тагизура на ноги поставить, – жаловался Лауруш. – Я все запасы желчи ежа-визгуна отдал, кроме тех, что пошли на твоего оборотня… как он, кстати?
– Колесом ходит, как циркач, – улыбнулся Шенги. – Ему еще заморочник на пользу пошел, а желчь и вовсе долечила. Впрочем, мне кажется, на нем любые раны заживают быстрее, чем на других… Как они прошли посвящение?
– Как все. Стояли тихие, большеглазые, бледные.
Шенги посерьезнел, вспомнив собственное посвящение. Да, можно дать клятву, можно всей душой быть готовым ее исполнить. Но почувствовать душой и кровью, что ты не сумеешь нарушить клятву… даже под угрозой клинка, трогающего горло… даже под пытками, вопя от муки и призывая смерть… даже спьяну, даже во сне, даже в бреду…
Помнится, Шенги чувствовал себя зверьком, попавшим в лапы хищнику. Его взяла в когти некая неведомая сила – и не собиралась отпускать до последних его мгновений.
Даже новенький серебряный браслет, знак Гильдии, перестал радовать… на время, разумеется…
Шенги постарался отогнать неприятные мысли. Тайна, вошедшая в плоть и кровь, – это часть жизни Подгорного Охотника.
– Раны Тагизура давно затянулись, – продолжал сетовать Глава Гильдии, – но какой заморочник поможет срастись переломанным костям? Тагизур – дурак. Не ходил бы за Грань до праздника… Ну, кого я теперь выставлю сражаться?
– Джарину? – поспешно предложил Шенги, догадываясь, чье имя вертится у Лауруша на языке.
– Джарина ловкая и сильная, но в драке быстро приходит в ярость, перестает соображать и машет мечом как попало. Нет, сынок, по всему выходит, что за меч придется взяться тебе. Если, конечно, не хочешь меня, старого, на поединок выпихнуть.
– Ну, нет, – расхохотался Шенги, – наше с тобой дело – погромче кричать, своего мечника подбадривать. С сегодняшнего дня у Гильдии есть боец посильнее меня. Спорю на лепешку с медом, он сумеет кое-чему научить этих «щеголей», «крысоловов» и всяких прочих Алмазных!
Принц глядел, как его друг идет к дверям фехтовального зала. Улыбка медленно гасла на красивом молодом лице, оно становилось суровым и жестким. Таким оно бывало разве что под маской.
Да, Венчигиру повезло, что вчера был такой напряженный день и старшие соправители не отпускали наследного принца с перламутрового трона. Встреться Ульфест с двоюродным братом сразу, как только тот вернулся во дворец, – не удержался бы принц, сказал предателю-кузену все, что думает о негодяе, бросившем друга и брата в беде.
Но у принца было время подумать: а к чему может привести эта беседа?
Самый страшный и непоправимый вариант – это если о происшедшем станет известно отцу и деду. Конечно, Ульфесту крепко попадет за проказы в обличье бродяги Щегла, но Венчигир пострадает несравнимо сильнее! В лучшем случае его на всю жизнь вышлют из столицы в болотную глушь. А если бдительный дедуля углядит в этой истории злобный умысел погубить принца с целью захвата престола… о, тогда Венчигиру не миновать удавки. Если дед приговорил к смертной казни родную дочь, с чего это он пощадит внука? Ну, может, не будет публичной позорной казни, удавят потихоньку…
Можно, конечно, скрыть от старших государей измену Венчигира (а заодно и свои проделки). Просто сказать ему с глазу на глаз: «Ты предал меня, и я не желаю больше тебя видеть. Убирайся в Замок Желтых Мхов, что достался тебе от матери, и не высовывай оттуда носа, иначе я превращу твою жизнь в кошмар…»
Да, это получится, Венчигир уедет… но что от этого получит Ульфест? Короткое торжество, недолгое удовольствие от свершившейся мести. Потеряет он гораздо больше – друга.
Да, друга. Венчигир рос вместе с ним, делил и ученье, и проказы, и тайны. Кому из молодых придворных вертопрахов может Ульфест доверить свою мечту о возрождении «невидимой стражи»? Любой помчится доносить королю, чтоб выслужиться… А кто из них пошел бы с принцем воровать свитки из старого архива?
Венчигир был очень хорошим другом – до определенного момента.
Вот он, секрет человеческих отношений, открывшийся принцу во время ночных раздумий.
Для дружбы есть свой предел, у каждого человек он свой. Один будет дни и ночи сидеть у постели больного приятеля, вытащит его из Бездны своей заботой – но закроет перед ним сердце, дом и кошелек, если тот разорится. Второй продаст последнюю рубаху, чтобы спасти друга от нищеты, зато в пыточном подвале, под кнутом, наговорит на дорогого сердцу человека столько лжи, что хватит на три смертных приговора. Третий выдержит любую пытку, ни словом не опорочив друга, – но смазливая вертихвостка, пробежав меж двумя мужчинами и бросив на них кокетливый взгляд, превратит в смертельных врагов тех, кто еще недавно готов был отдать за друга жизнь.
Наверное, существует дружба, способная вынести безоговорочно все. Такая, что до самой Бездны – и дальше, за Бездну. Но, выходит, Ульфест такую не заслужил. А потому надо брать от судьбы то, что она дает, и держать крепче.
Венчигир сорвался на жажде власти. И виноват в этом только Ульфест. Чтобы почаще удирать из дворца, он своими руками надел на двоюродного брата священную маску, вложил в руки топорик, усадил на перламутровый престол в тронном зале и даже возвел на носилки, плывущие над толпой во время праздничной процессии.
Но это все равно что дать ручному рысенку, выросшему на молочной каше, кусок мяса с кровью! Венчигир тоже потомок королей, и его предки держались за власть зубами и когтями!
Ульфест, не подумав, подверг дружбу непосильному испытанию. Нет, правда, что за идиотизм – дразнить властью того, кто получит эту власть в случае его, Ульфеста, смерти! Еще спасибо кузену, что яда в вино не подсыпал. Хороший друг… был.
Но, может быть, все можно исправить? Сказать Венчигиру: «Я все знаю, но прощаю тебя…»
Принц покачал головой, представив себя на месте принца. Быть прощенным – это такое унижение! Склеенной дружбе цена – медяк!
Стало быть, он только что поступил правильно, не сказав Венчигиру ни слова. Да, по их отношениям, как по чаше, пробежала трещина. Теперь придется наливать в эту чашу воду только до трещины, иначе остается вообще пить из пригоршни.