Гильдия - Страница 14
И тут в осеннюю ночь ворвался кошмар из старых сказок. Непомерно большие крылья распахнулись на полнеба перед глазами оцепеневшего Урихо, бесшумно плеснули по воздуху. На мгновение луна отразилась в огромных желтых глазах. Мышонком пискнул торговец, унесенный в черное небо.
Урихо упал на колени, беззвучно, но истово благодаря богов за спасение.
Древний демон вновь вылетел на добычу!
В этот миг на другом конце города проснулся человек по прозвищу Совиная Лапа.
Разом сбросив марево сна, он поглядел на свою правую руку. Черные сухие пальцы жили собственной жизнью. Они сжимались, сухо постукивая когтями, и резко разжимались. Лапа словно хотела что-то выцарапать из воздуха. Такое уже случалось с Охотником. И он догадывался, что означают эти злобные движения.
Медленно, сосредоточенно Шенги подчинял себе взбунтовавшуюся лапу. Хищные подергивания понемногу прекратились, рука смирно легла на колено. Однако Шенги она казалась коварным зверьком, который затаился и выжидает случая напасть.
«Я никогда не бываю безоружным...» – с горькой иронией вспомнил Шенги фразу, которую любил повторять на людях. А что делать? Скулить? Ныть? Рассказывать каждому встречному о том, как восемнадцать лет назад на берегу Литизарны орал напарнице: «Ульнита, руби!..» Не дождутся!
Хорошо, что Ульнита растерялась тогда... И никакой он не калека! Лапа хорошо держит меч, особенно после того как мастер из Аргосмира переделал рукоять. А тонкую работу можно делать и левой рукой.
Отогнав невеселые мысли, Шенги встал, огляделся и негромко выругался, вспомнив вечерние события, из-за которых он очутился в пристройке-кухне, вместо того чтобы почивать на своей постели у погасшего очага в башне.
Вечером он и ученики улеглись спать, и тут призрак грайанца-десятника решил, что настало время напомнить о себе. Из мглы послышались завывания, мрачные и грозные, они доносились со всех сторон одновременно.
Испугались ли ребятишки? Да они в восторг пришли! На три голоса завыли в ответ, подражая руладам привидения. Шенги сначала хохотал, потом сообразил, что паршивцы будут резвиться до утра. Попытался их унять, но из тьмы отзывались невинные голосишки: «Это не я, учитель! И не я! И не я! Это Старый Вояка!», хотя несчастный призрак давно стушевался, заткнулся и исчез.
А вскоре не выдержал и Шенги. Сказал: «Ну и войте, пока не надоест!» – взял плащ и ушел спать на кухню.
Но теперь можно вернуться – ребятишки наверняка уже утихомирились.
Выйдя на залитый лунным светом двор, Шенги думал: а правильно ли он поступил? Может, надо было выдрать их для порядка? Да нет, жалко. Подумаешь, расшалились! Даже гордый Нургидан, который любит строить из себя взрослого. Даже серьезный умница Дайру. Даже Нитха, объявившая себя вэшти этого дома.
Шенги хмыкнул, вспомнив, как в первый день состряпал похлебку и позвал учеников за стол. Ели из общего котелка – мисками позже обзавелись. Мальчишки не заставили себя ждать, а Нитха, удивленно оглядев стол и скамьи, спросила, точно ли, что в доме нет других женщин. Услышав заверение, что она – единственная на все хоромы, малышка преобразилась: задрала нос, сверху вниз поглядывала на мальчишек, после еды властным тоном начала раздавать им поручения по хозяйству. А в ответ на их насмешки негодующе закричала: «Вы должны слушаться, я же вэшти!»
Шенги тогда опешил и даже слегка испугался. Насколько он помнил, вэш по-наррабански означает «замужняя женщина». Не вообразила ли малявка себя супругой хозяина дома? Кто знает их заморские порядки! Но на следующий день купец-наррабанец на рынке объяснил, что вэшти – это главная женщина в доме, хозяйка, которая имеет право делить трапезу с мужчинами. Вот так-то.
Шенги открыл дверь. Лунный свет хлынул в зал. Черная тень хозяина легла на тростниковые циновки.
Напротив входа белело пятно занавески – Нитха в первый же день отгородила себе угол, объявив его «женской половиной». Занавеска была сдвинута, виднелась свесившаяся с подушки толстая черная коса.
Взгляд учителя метнулся в сторону очага. Постели мальчиков были пусты – Нургидан и Дайру исчезли.
– Ну, если б не наше доброе знакомство!.. Если б мы по лесу не мотались, Тварей не отлавливали!.. Я б твоих гаденышей наизнанку вывернул и в узел завязал!
– Не надо в узел, Киджар, не надо! Я их сам... я с них шкуру полосками... Это же просто дети! Побаловались...
– Дети?! Разбойники, а не дети! Если б соседскую грушу обтрясли, тогда да, побаловались. А сад Хранителя к дворцовому имуществу относится. За это – порка и на болото, канавы рыть... Да ты мне не подливай! Все равно этим кувшинчиком не отделаешься. Раз я для тебя такую историю замял, должен ты меня упоить по всем статьям Устава Наемников, от макушки до пяток.
– Где посидим, в «Алмазном дожде»?
– Нет, хочу в «Путь по радуге». Заодно сыграем по мелочишке. Завтра, идет?
– Командуй, десятник! Мы с моим кошельком за тобой в огонь и в воду!
Киджар довольно ухмыльнулся:
– Ну, если так... Эй, Косматый!
В дверь караулки просунулась голова стражника.
– Выпусти из холодной сопляков, – распорядился десятник. – Дай по шее, только не усердствуй. Скажи, пусть летят домой и ждут учителя – он, как придет, им головы поотрывает. Совиная Лапа будет... – Киджар оценивающе встряхнул над ухом кувшин, – малость попозже.
– Заодно скажи, – добавил Шенги, – чтоб дрова перекололи и воды в бочку натаскали!
Кивнув, стражник исчез.
– Вот стервецы, а? – Киджар плеснул себе вина. – Мало им садов по соседству!
– Да у нас своя яблоня есть.
– Во-во, а им айву подавай, отродью Серой Старухи! Всего-то два дерева на весь Издагмир! Специально из Наррабана три саженца привезли, два прижились...
– Из Наррабана? Тогда все очень, очень ясно! Небось Нитха похлопала своими заморскими ресницами: «Ах, у нас в Нарра-до... Ах, я сто лет не вдыхала запаха айвы!..» Этой поганке-интриганке и лепешки с медом не нужно, лишь бы втравить кого-нибудь в передрягу, а потом хихикать. Над этими героями так насмешничать начнет, что сами запросятся болото осушать! С виду смирная, тихая девочка, а на деле – хитрая злыдня!
– Не зря, выходит, Нитхой назвали! – глубокомысленно изрек Киджар. – Верно сказал какой-то, не помню, мудрец, что имя определяет характер и судьбу человека!
– А что это значит? – заинтересовался Шенги. – Я по-наррабански не очень...
– Нитха – это змея. Большая, коварная и жутко ядовитая. В Грайане такая тоже водится – на юге, у моря. Там ее называют коброй.
– Кобра? Знаю кобру, видел. Надо же, имечко девочке папа дал! А эти два птенца перед ней друг друга перещеголять норовят.
– Но наглецы-то какие! К Хранителю, в дворцовый сад...
– Это еще ничего! – заулыбался захмелевший Охотник. – Я в Аргосмире жил, в учениках у Лауруша, так мы с Ульнитой в королевский парк забрались, на спор! – Шенги умиленно глядел куда-то за плечо собеседника. – Было очень, очень весело! Стражники бегут со всех сторон, шум, гам, собаки лают! Я к ограде встал, Ульнита по плечам наверх вскарабкалась, подала мне руку... – Он стряхнул сладкие воспоминания и удрученно спросил: – Эти мальки-неудачники как попались?
– Пришлось повозиться. Этот... ну, Сын Рода... как звереныш, носился по кустам. А когда поймали – уй-юй-юй! Дерется, как взрослый! Мои парни его вчетвером вязали... ну, вру, втроем, но все равно крепкий щенок. Если выгонишь, к себе возьму, хороший наемник выйдет.
– А второй?
– Второй?.. Помнишь, в саду фонтан «Мудрость – кормилица добродетелей»?
– Не было как-то случая в дворцовом саду побывать.
– Да, верно... Там фигуры в человеческий рост. Мудрость держит чашу, к которой спешат припасть Скромность, Усердие, Благочестие и еще с полдесятка таких же скучных уродов. Трубки давно засорились, чаша пересохла... Так твой парень тоже в очередь пристроился, в аккурат за Целомудрием. Ночь, луну тучами закрыло, свет факелов по кустам да по статуям мечется, а он, добродетель хренова, стоит, не шевельнется. Так бы его и не заметили, да не выдержал, чихнул.