Гиблое место. Служащий. Вероятность равна нулю - Страница 105

Норри заставил себя выждать и, лишь когда телефон прозвонил дважды, снял трубку. Стена заглатывала его слова — они доносились до Харьюнпя и Хярьконена лишь отдельными звуками.

— Послушай, это должен быть Тьюрин, — сказал Хярьконен.

— Да. Хотя это может быть и жена Норри...

— Нет. Его жена не звонит сюда. Он не любит этого...

— А-а-а...

Они понизили голос, сами того не замечая, и последние фразы произнесли уже почти шепотом. Оба они наклонили головы к стене, однако со стульев все же не поднялись. Харьюнпя услышал, как Норри засмеялся, коротко, сухо. Это было странно, и, поразмыслив немного, он пришел к выводу, что никогда раньше не слышал, чтобы Норри смеялся в связи с работой. Трубка стукнула о рычаг, кресло Норри громыхнуло. Несколько секунд было тихо, затем кресло громыхнуло еще раз, ножки заскрипели, царапая пол. Судя по звукам, Норри встал, открыл дверь, вышел в коридор.

Харьюнпя и Хярьконен продолжали сидеть — лишь головы повернули к двери, на лицах их читалось напряженное любопытство. Если бы Харьюнпя мог посмотреть на себя и на Хярьконена со стороны, ему бы, безусловно, стало смешно. Ручка опустилась вниз, дверь тихо отворилась, и Норри появился на пороге. Его лицо выражало удивление.

— Ну, чего это господа полицейские ждут с такими физиономиями?! Будто... будто труп Континена ввалился к вам в комнату. Вольно.

Оба полицейских смущенно рассмеялись.

— Звонил Тьюрин, — сказал бесстрастно Норри. И поднял руку так, что свет упал на верхнюю часть листа бумаги, который он держал. — Вот имя вашей убийцы.

Харьюнпя и Хярьконен поднялись и встали, в едином порыве склонившись к Норри, как старухи к бесплатному кофе, которым угощают в супермаркете. Хярьконен схватился за край листка.

— «Нюссонен, Карита Ирмели, родилась...» — читал он вслух, а Харьюнпя смотрел на Норри и видел, какое удовлетворение написано на его лице. Он улыбнулся впервые за много дней.

— Она мне кажется очень знакомой... эта Нюссонен. Где? Где мне приходилось иметь с ней дело раньше? Не скажете? Фамилия такая знакомая... — сказал Хярьконен, ударяя кулаком по ладони.

— А может, ты ошибаешься? Во всяком случае, она не возникала нигде в связи с этим делом.

— Может быть, может быть. И все же она где-то мелькала. Не привлекалась ли она свидетелем по делу с поножовщиной, когда «скорая помощь» все же привела в чувство этого Мутанена, у которого остановилось было сердце. Не помнишь, Норри?

— Не припоминаю. Ты можешь... хотя погоди-ка. Это не то дело. Нюссонен проходила у нас позапрошлой весной в качестве пострадавшей стороны. Помнишь, Нюссонен тогда валялась на площади перед сеймом. Рухнула там в пьяном состоянии...

— Ах да-да...

— Точно! Точно! Тогда еще были подозрения, что ее кто-то умышленно толкнул. Она, кажется, тогда неделю лежала без памяти? Сотрясение мозга или что-то в этом роде. Ну конечно, это была она.

— И, видно, неплохо оправилась.

— Я точно помню, как ребята из отдела по кражам благодарили господа бога. Она ведь была известной подсадной уткой или чем-то в этом роде.

— Да, но... Хярьконен, пойди в картотеку, возьми карточку на эту самую Кариту Ирмели. Познакомимся поближе. А список пропойц отложите пока в сторону.

Хярьконен вернулся уже через десять минут. Он держал раскрытую желтую картонную папку, и капли пота на его лбу говорили о том, что по ступенькам он бежал бегом.

— Это... это та самая красотка... Нюссонен Карита, — перевел дух Хярьконен.

Норри взял папку, положил ее перед собой на стол и принялся внимательно читать, начиная с первого листа. Хярьконен еле сдерживался, его так и распирало желание что-то предпринять, да и Харьюнпя почувствовал, как в нем пробуждается доселе неведомый охотничий пыл.

— Подсадная утка — это она. Я смотрел тот лист.

— Да, ну и что?

— У нее пара судимостей за самостоятельное ограбление. И надо же — еще оказание сопротивления должностному лицу, притом с применением силы. Это та самая фифа, которая отправила Холопайнена на пенсию. Я тогда служил еще в первом оперативном подразделении.

— А что это было за дело?

— Полицейский наряд вез в машине задержанных в вытрезвиловку, и эта самая Карита была тоже там, мы намеревались с ходу — раз-два — и передать ее в полицию по надзору[28], а она — раз-два — открыла свою сумочку и выхватила оттуда бритву... знаешь, такую, которой парикмахеры иногда еще бреют... и не успели ребята опомниться, как она набросилась на ближайшего. Им как раз и был тот самый Холопайнен — не помню, как его звали. Она — раз его по лицу, и — ото лба до щеки. Пришлось ему уйти на пенсию. Торгует теперь на рынке.

— Вот черт, — произнес тихо Харьюнпя. Почему-то он уже много лет испытывал страх перед колотыми и резаными ранами. Попасть под обстрел — с этим еще можно примириться, огнестрельная рана — она чище, пуля проникает в тебя с быстротой мысли и оставляет аккуратный след, а вот когда в твое тело погружается стальное острие, направляемое чужой рукой, — одна мысль об этом вызывала у Харьюнпя дрожь.

— Вот черт, — снова произнес он еле слышно. Если уж ему предстоит стать объектом нападения, то он хотел бы, чтобы все произошло внезапно и разом было кончено — не желает он сутками томиться, валяться с ножевой раной в больнице.

Норри сосредоточенно читал подборку материалов, водя пальцем по строкам. Он склонил голову к бумагам, и в свете, падавшем от лампы, его поредевшие волосы казались совсем светлыми. Харьюнпя и Хярьконен стояли у стола по стойке «смирно», будто во время какого-то торжества.

— Ей тогда еще не было двадцати, — прошептал Хярьконен. — И поэтому она не понесла наказания. Правда, ее приговорили выплачивать возмещение пострадавшему, но, как ты понимаешь, этот Холопайнен не получил от нее ни марки, ни единого пенни.

Харьюнпя молча слушал — лишь кивнул головой. Норри откашлялся — значит, собирается что-то сказать.

— Да, этой девке пальца в рот не клади. Все сходится к тому, что Континен где-то подцепил эту Нюссонен, а она потом впустила в квартиру своего приятеля. Так или примерно так все и должно было произойти, вот только кто этот приятель, — сказал Норри. Он перевернул страницу и нашел пункт — «ближайшее окружение и сообщники по преступлению». — Да... ну и компания здесь подобралась: Анне Сипиля, Осмо Винамяки, Кари Рантанен, Сату Хиилио, Леа Хелин, Олави Каллинен, Хейсо Майанен — как в добром церковном приходе. Вот этот Винамяки проходил у меня по делу с поножовщиной лет шесть тому назад. Поверьте мне, кто-то из перечисленных и навестил Континена вместе с ней, — сказал Норри. Его голос звучал ровно, серьезно, без всяких ноток победного торжества.

— Мда...

— Ну, ладно. Здесь помечен ее адрес — Магдалеенанкату... она жила там с матерью и сыном... проверьте через адресное бюро. Ее нужно доставить сюда сегодня же. Можете идти вдвоем, но лучше подождите, пока вернутся Монтонен и Тупала

— А может, ее и дома-то нет... зачем тогда идти за ней всей компанией... лучше, если кто-нибудь останется и начнет готовить фотографии, чтобы потом сразу приступить к розыску, — предложил Хярьконен.

Харьюнпя не стал возражать. Ему бы очень хотелось прихватить с собой хотя бы Тупала, но он не осмелился сказать об этом; а что, если Норри истолкует его слова как трусость. Ему хотелось наступить на ногу Хярьконену, чтобы заставить его замолчать, но вместо этого он быстрым движением потушил сигарету в пепельнице.

В коридоре Харьюнпя внезапно изменил направление и зашел в свой кабинет. Он вдруг почувствовал непреодолимое желание позвонить домой Элизе. Никакого дела у него к ней не было, не собирался он и рассказывать ей, что отправляется задерживать преступницу. Ему просто хотелось позвонить, услышать голоса Элизы и Паулины. Харьюнпя поднял трубку, набрал хорошо знакомый номер, однако телефон был занят. Он положил трубку на рычаг и отчетливо услышал, что Хярьконен в соседней комнате говорит с адресным бюро. Он попробовал еще раз и опять услышал в ответ те же самые «туу-туу-туу». С минуту он прислушивался к голосу за стеной, перебирая в уме слова, которые хотел сказать.