Гиблое место - Страница 6

– А чего боятся-то? Бандиты, что ли, появились? – поинтересовался Виктор.

– Какой бандит-шмандит? Двери на замок не закрывали раньше, да. Военные порядок поддерживали, КГБ – ФСБ всякий. Место секретный биль.

– Так, а сейчас-то чего боятся? – допытывался Виктор.

– Да немножко нехорошо стал. Немножко страшно, – односложно ответил Роберт Исмаилович и замкнулся.

После этого он постоянно лишь повторял, что поможет оформить все документы, а вообще «…порядок у Егорыча в делах, как в армия – комар муха совсем не подточит, да». Сам же Исмаилыч собрался на родину, в Абхазию: «…мама совсем маленька старый стал, ждет… дом недалеко от Гагр, немножко разграбили… нужно порядок приводить… мне даже денег немножко не нужно, так помогу… Егорычу многим обязан – помогу…»

– Ну, деньги, а тем более хорошие деньги, ещё никому не мешали. У нашего концерна обширные планы в отношении вашего совхоза, – заявил Виктор. – Работы всем хватит.

– Нет, мне работа хватит, и Сибирь тоже хватит. На родина нужно ехать, пока живой, – и Роберт Исмаилович обречённо вздохнул.

Больше Виктору из сына гор ничего вытянуть не удалось.

Справа выросли девятиэтажки, окружённые трёхметровым бетонным забором. «Военный городок ракетной дивизии, – отметил я про себя, – сейчас будет станция Журавлёво и поворот налево». Раньше никогда не обращал внимания, но, оказывается, за военным городком имелась шикарная двухуровневая развязка. По ней мы шустро проскочили под федеральной трассой и железной дорогой, и перед нами открылось пустынное восьмирядное шоссе.

– Ничего себе «нет дороги»! – хмыкнул Виктор.

– Это остатки, раньше почти до самой Поломошной так было. А вон и Егорыч нам машет. Конец хорошей дороги! – оживился Роберт Исмаилович.

Я обратил внимание, что Роберт Исмаилович, когда волнуется, начинает разговаривать, как торговец на базаре: «бандит-шмандит», «шашлык-машлык», а сейчас он говорил почти без акцента. Я отметил для себя эту особенность и решил проанализировать попозже.

Метрах в ста, на обочине, мы увидели знакомые шесть гигантских пневматиков и небольшое корытце кабины между ними.

– А вот это он нам сигналит! Сейчас будем съезжать.

Председатель, по пояс свесившись из кабины, закричал:

– Следуйте за мной! Дальше дороги нет, только направление.

Болотоход плавно съехал с насыпи. Взору открылись остатки разрушенного моста и покрытая бурой жижей долина – дно бывшей реки. Белорусская махина изящно скользнула с крутого бережка и помчалась по бурой глади. «Хаммер», судорожно взревев, скатился на топкое дно, но на удивление достаточно бодро преодолел первое препятствие, и следом за «Росой» выскочил на противоположный берег.

Я усмехнулся, глядя, как на лице Виктора ходят желваки: он со своего «хаммера» пылинки сдувал, а тут решил пустить пыль в глаза. Была б рядом стоянка, он точно бы, плюнув на самолюбие, пересел в вездеход.

Дальше, почти до самого горизонта просматривались остатки шоссе, размытые бурными потоками.

– Всегда думал, что Склюиха – спокойная река, – заметил я между прочим.

– Так и было раньше. Я сам под этим мостом лет десять назад раков ловил. А потом прорвало плотины, выше была система прудов – рыбу разводили. Да вам Петро расскажет. Он этим плотно занимался, подробности знает. А Склюиха после этого как с ума сошла, пошла туда-сюда шататься. То в одном месте течёт, завтра едешь – она в другом течёт, шлюха, а не река! – ответил Роберт Исмаилович, оборачиваясь ко мне с переднего сиденья. Но тут «хаммер» тряхнуло так, что сын гор, клацнув железными зубами, схватился за ремень безопасности, безуспешно пытаясь рывками вытянуть его.

– А на карте вроде ещё дорога на Белоярск показана, вдоль берега, – поинтересовался Виктор и, заметив тщетные старания спутника, посоветовал:

– Да ты с рывка-то не рви, плавнее, нежнее… Так что с той дорогой?

– Э, была когда-то, – ответил снабженец, наконец справившись с ремнём. – А лет пять назад Склюиху развернуло в ту сторону. Там тоже размыло часть дороги и мост полностью. Ну, едем, вон, Егорыч уже подгоняет.

Дальнейшее путешествие осталось у меня в памяти как сплошной рёв двигателя, судорожные рывки и ёрзанье тяжёлого американского внедорожника по колдобинам, оставленным своенравной рекой. Наконец полоска леса, черневшая на горизонте, заметно приблизилась, и вот мы вкатились на непострадавший участок дороги. Фёдор Егорович вышел из болотохода.

– Ну как, все живы-здоровы? – обратился он к Виктору, с убитым видом ходившему вокруг «хаммера», покрытого слоем грязи, в царапинах и вмятинах.

– «Кемел Трофи» отдыхает, – попытался пошутить я, но осёкся под яростным взглядом напарника.

– Это ещё ничего, большая вода прошла, а вот что бывает вначале апреля или после сильных дождей! Или в ноябре, когда снег пройдёт, а дорогу ещё не накатали. И на Оби переправа не установилась. Ну вот, мы и въезжаем на территорию нашего острова, – сказал председатель.

– Собственно говоря, мы видим сейчас останец Салаирского кряжа. Здесь он продавил осадочные породы, и сейчас неспокоен, в связи с общим поднятием системы Алтай – Саяны – Салаир – Кузнецкий Алатау. Возможно, миллионов эдак через пятнадцать, здесь вырастет вполне приличная гора, – просветил нас Петро, спрыгивая из кабины болотохода.

«Интересно, – подумал я, – что этот заучка делает в такой глуши? Ему бы сидеть в институте, писать докторскую диссертацию, а не месить грязь сапогами».

– Ну, всё, размялись? Теперь поехали. Если ничего непредвиденного не произойдёт, через пятнадцать минут будем в Поломошном.

Я ещё раз оглянулся на пройденную дорогу и вдруг увидел тонкую ниточку насыпи. Справа, километрах в пяти.

– А это что? – спросил я у снабженца.

– Остатки, немножко железный дорог биль, немножко туда-сюда паровоз ездил, да, – пронырливый Роберт Исмаилович махнул рукой и полез в кабину.

– Это остатки северного железнодорожного обхода Барнаула, – тут же влез с объяснениями Петро.

– Как? Он же только был запроектирован и даже не начинал строиться?! – выпучил глаза Виктор. – А вы говорите, что тут уже остатки?!

– Он был не только построен, но и работал. А по железнодорожному мосту через Обь, который вы увидите, в начале пятидесятых даже ходили электропоезда.

«Чем дальше, тем страньше и страньше», – подумал я.

– Всё, поедем, поедем! – поторопил нас Егорыч. – До темноты лучше быть в деревне!

Я заметил, как побледнел Роберт, и быстро захлопнул дверцу. Комсомолец Петро уселся со мной рядом – и тоже закрыл дверцу, зачем-то заблокировав её.

– У Егорыча тут ещё дела, а я вас сразу до места провожу, – сказал он, неправильно истолковав мой удивлённый взгляд.

Солнце уже садилось. Странно, ведь мы выехали в около одиннадцати, а сейчас вечер, но ехали – как мне показалось – не более часа.

Болотоход подпрыгнул и резво покатился вперёд. Дорога действительно построена на совесть и даже поддерживалась в хорошем состоянии. Вдоль обочины высились вначале могучие сосны, видевшие, наверное, ещё демидовских рудознатцев, затем без перехода «хаммер» въехал в настоящую чернь. Черные пихты высотой до неба заслонили горизонт. Но вот дорога сделала новый поворот, поднялась на горку и… дух захватило: внизу раскинулась заболоченная равнина, а на высоком берегу – рукой подать – виднелись трубы, заводские корпуса и высотные здания Барнаула.

– Это что – мираж? – невольно вырвалось у меня.

– Нет, это Барнаул, двадцать километров по прямой. Раньше теплоход за час тридцать минут добирался вверх по течению. Главный судовой ход был по Белоярской протоке, её раньше так и называли – Поломошная, – подал голос Роберт Исмаилович.

Я ещё раз отметил, как правильно и практически без акцента стал говорить зам по снабжению.

– А где же протока? Куда подевалась? – удивился Виктор.

– Да вот она, – Роберт Исмаилович показал на цепочку небольших не то луж, не то озерков, протянувшихся вдоль самого берега, – все, что от неё осталось.