Гибель веры - Страница 49

– Проходите в кабинет, я позову падре Лючано. – И повернулась спиной к Брунетти.

Он закрыл парадную дверь и последовал за ней по холлу с мраморным полом. Она открыла для него дверь в маленькую комнатку и исчезла – отправилась на поиски священника.

Внутри стояли два кресла, придвинутые друг к другу, вероятно чтобы способствовать интимности исповеди. На одной стене висело маленькое распятие, напротив – репродукция Краковской мадонны. На низком столе – экземпляры журнала «Фамилиа кристиана» и несколько почтовых форм для пожертвований, – может быть, кто-то отважится сделать подношение «Примавера миссионария». Брунетти оставил без внимания журналы, картинки и кресла. Он стоял в центре комнаты, невозмутимый, спокойный, и ждал, когда появится священник.

Дверь открылась через несколько минут, и вошел высокий, тощий человек. Облаченный в длинные юбки, закованный в высокий воротник, он казался еще выше; впечатление это усиливалось прямой осанкой и широкими шагами.

– Да, сын мой? – произнес он, войдя.

От его темно-серых глаз расходились морщинки – следствие частых улыбок. Рот большой, улыбка приглашала к секретности и доверию. Он улыбнулся Брунетти и шагнул вперед, по-братски предлагая руку.

– Лючано Беневенто? – Брунетти держал руки по швам.

С мягкой улыбкой тот поправил:

– Падре Лючано Беневенто.

– Я пришел сообщить вам о новом назначении. – Он сознательно отказывался обращаться к этому человеку по званию.

– Боюсь, что не понимаю. Что за новое назначение? – Беневенто покачал головой, не пытаясь скрыть замешательство.

Брунетти вытащил из внутреннего кармана пиджака длинный белый конверт и молча вручил его.

Священник бессознательно взял, глянул, увидел свое имя, написанное на конверте. Успокоился при виде него – там по крайней мере указан его сан. Открыл его, глянул на молчащего незнакомца и извлек лист бумаги. Слегка отставив его от себя, прочитал. Закончив чтение, посмотрел на Брунетти, снова на бумагу; прочел ее второй раз. Наконец сказал:

– Я этого не понимаю.

Правая его рука с бумагой повисла.

– Думаю, там все очень ясно.

– Но я не понимаю. Как это меня могут перевести? Меня должны были спросить об этом, получить мое согласие, прежде чем делать что-то подобное.

– Не думаю, что кому-то еще интересно, чего вы хотите.

Беневенто не скрывал своего недоумения.

– Но я был священником двадцать три года. Конечно, они должны были прислушаться ко мне. Они просто не могли так поступить со мной – отослать меня и даже не сообщить куда. – Он сердито помахал бумагой в воздухе. – Даже не сообщают мне, в какой приход я должен ехать, даже – в какой провинции. И понять не дают, где я буду! – Протянул руку и ткнул бумагой в Брунетти. – Вы посмотрите: все, что они говорят, – это что меня переводят. Это может быть Неаполь… Господи помилуй, это может оказаться Сицилия!

Брунетти, знавший гораздо больше, чем содержалось в письме, даже не потрудился глянуть туда.

– И что это будет за приход? – продолжал Беневенто. – Что у меня будут за люди? Они же не могут рассчитывать, что я с этим соглашусь! Я позвоню патриарху. Я на это пожалуюсь, и вот увидите – все изменится. Они не могут просто отсылать меня в любой приход, в какой захотят, – не так же, после всего, что я сделал для церкви.

– Это не приход, – спокойно опроверг Брунетти.

– Что? – не понял Беневенто.

– Это не приход, – повторил Брунетти.

– Что вы имеете в виду – не приход?

– То, что сказал. Вы не будете приписаны к приходу.

– Что за глупости! – явно оскорбленный, молвил Беневенто. – Конечно, у меня будет приход. Я священник. Моя работа – помогать людям.

Брунетти стоял все это время с каменным лицом. Его молчание спровоцировало Беневенто на требование:

– Кто вы? Что вы знаете обо всем этом?

– Я некто живущий в вашем приходе. А моя дочь – ребенок, который учится катехизису у вас на уроках.

– Кто?

– Ребенок из средней школы. – Брунетти не видел причин называть свое дитя.

– И к чему все это имеет отношение?! – с растущим гневом в голосе вопросил Беневенто.

– Ко многому. – Брунетти кивнул на письмо.

– Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. – И Беневенто повторил свой вопрос: – Кто вы? И почему вы здесь?

– Здесь я, чтобы доставить письмо, – спокойно сказал Брунетти, – и сообщить вам, куда вы направляетесь.

– Почему патриарх использует такого, как вы? – Беневенто, с сарказмом выговорил последнее слово.

– Потому что ему пригрозили, – просто объяснил Брунетти.

– Пригрозили? – тихо повторил Беневенто, глядя на Брунетти с нервозностью, которую он, хотя и безуспешно, попытался скрыть.

Немного осталось от благожелательного священника, который вошел в комнату за несколько минут до этого.

– Чем же можно пригрозить патриарху?

– Алидой Бонтемпи, Серафиной Реато и Луаной Серра.

Брунетти назвал ему имена трех девочек, чьи семьи жаловались епископу Тренто.

Голова Беневенто отлетела назад, будто Брунетти дал ему три пощечины.

– Я не знаю… – заговорил он, но тут увидел лицо Брунетти и на время замолчал.

Улыбнулся ему улыбкой мирового парня.

– И вы поверили вранью этих истеричных девчонок? Против слова священника?

Брунетти не потрудился ответить. Беневенто рассердился:

– Вы что, в самом деле так вот стоите здесь и сообщаете мне, что верите этим ужасающим историям, которые сочинили обо мне девчонки? Вы думаете, что человек, посвятивший свою жизнь Господу, может творить такие вещи, как они говорят?

Ему и на это не ответили. Беневенто гневно шлепнул себя письмом по бедру и отвернулся. Пошел к двери, открыл ее, но потом захлопнул и повернулся к Брунетти.

– Куда там они собираются меня отправить?

– На Асинару.

– Что-о?! – закричал Беневенто.

– На Асинару, – повторил Брунетти, уверенный, что все, даже священник, знают название наиболее охраняемой тюрьмы на острове в центре Средиземного моря, возле Сардинии.

– Но это же тюрьма! Они не могут меня туда отправить! Я ни в чем не виноват!

Сделал два широких шага по комнате, как будто надеялся выдавить из того, кто принес ему эту весть, какую-то уступку, хотя бы силой собственного гнева. Брунетти остановил его взглядом.

– Что мне там делать, как они себе представляют? Я же не преступник!

Комиссар поглядел ему при этом в глаза, но ничего не сказал.

Беневенто закричал в безмолвие, окружавшее этого человека.

– Я не преступник! Они не могут меня туда послать! Они не могут наказывать меня – я никогда не состоял под судом и следствием. Они же не могут отправить меня в тюрьму за то, что сказали какие-то девчонки, – без суда или признания вины!

– Вам не нужно ни в чем признаваться. Вас назначают капелланом.

– Что? Капелланом?

– Ну да. Заботиться о душах грешников.

– Но там же опасные преступники. – Беневенто старался говорить спокойно.

– Точно.

– Что точно?

– Там только преступники. На Асинаре нет малолетних преступниц.

Беневенто дико огляделся по сторонам, ища некое вменяемое ухо, которое услышало бы, что с ним делают.

– Но они не могут этого сделать! Я уеду! Я в Рим поеду! – На последней фразе он уже кричал во весь голос.

– Вы должны уехать первого числа. – Брунетти проявил железную выдержку. – Патриархия предоставит катер, а потом машину, которая доставит вас в Чивитавеккью и проследит, чтобы вы взошли на еженедельный паром, который ходит в тюрьму. До этого вы не должны покидать это жилье. Если выйдете – будете арестованы.

– Арестован? – возопил Беневенто. – За что?!

Брунетти не ответил.

– У вас два дня на сборы.

– А если я решу не ехать?

Такой тон позволяют себе те, кто обладает сильным моральным превосходством. Брунетти не отреагировал, и он повторил вопрос:

– Что если я не уеду?

– Тогда родители этих девочек получат анонимные письма, в которых будет сообщено, где вы. И что вы сделали.