Героиня мира - Страница 2

Этажом ниже нашей с родителями квартиры жила девочка четырнадцати лет, с которой мы иногда играли и ходили гулять в городские сады. Однажды утром, повстречавшись в коридоре с тетушкой, я сказала, что мне, наверное, надо бы пойти навестить эту девочку. Для большей убедительности я благочестиво пробормотала, что мы с ней, вероятно, возложим цветы на раку Вульмартис в Пантеоне.

— Нет, — сказала Илайива; ее черные глаза уже скользнули мимо меня, и сама она вот-вот поступит так же.

— Но мы с Литти уже не раз так делали. Мама всегда мне разрешала. Литти возьмет с собой служанку…

— Я хочу сказать, — проговорила тетушка, — что семья твоей подруги уехала из города.

Я пришла в изумление и ярость. Неужели моя и Литтина мама взяли ее с собой в крепость вместо меня? Я что-то выпалила на сей счет.

— Не всякий кинется грудью на пушечное жерло, — сказала тетушка. — Люди, о которых ты говоришь, бежали в ином направлении.

Все это оказалось непостижимо для меня. Тетушка не проронила больше ни слова.

В тот день, сидя под сосной в лучах весеннего солнца, я услышала совсем рядом голоса мужчин. Живую изгородь из сирени обогнули две пары армейских сапог и обутые в них офицеры в красивой форме. Я совершенно растерялась, лицо мое зарделось, ведь я не привыкла к неожиданным встречам с глазу на глаз с незнакомыми молодыми людьми экстравагантной наружности. И все же я сразу поняла, что у них за погоны. Оба принадлежали к полку Орлов и носили чин капитана.

Казалось, они чувствуют себя совсем непринужденно в саду тетушки Илайивы; они болтали об азартных играх, хоть я толком и не знала, что такое азартные игры. И вот они остановились надо мной с восклицанием:

— Ребенок!

— Оригос! Да неужто ее?

— Не будь дураком, — сказал тот, что был пониже ростом, с гривой светлых волос и приводящими в замешательство насмешливыми глазами необычной формы. Его лицо выражало досаду, но потом он рассмеялся.

— Мадам, — важным тоном обратился он ко мне, — весьма приятно видеть, как вы столь мило сидите на траве. Молю, поведайте нам, из чьей вы семьи?

Я хорошо усвоила наставления о том, что с незнакомыми людьми разговаривать нельзя, а потому промолчала и уставилась на цветы, которые сплетала в венок.

Из-за живой изгороди послышался голос тетушки. По своему обыкновению, она подошла совсем бесшумно.

— Это дочь моего брата, господа. Ее зовут Арадия.

Услышав свое имя, я с гордостью подняла глаза и заметила, что при виде тетушки краска бросилась ему в лицо, как случилось и со мной при их появлении. Но он справился с этим лучше меня; казалось, его забавлял собственный румянец и поклон, который он отвесил тетушке на солдатский манер, когда она вышла из-за изгороди. Она протянула для поцелуя холодную изящную руку. Не то чтобы я считала ее особенно старой, она просто находилась в мире обитания взрослых, вне времени. Но конечно, мне и в голову не пришло, что тетушка, словно какая-нибудь ветреница-горничная, могла принимать у себя поклонников.

Она позволила им пройти вместе с ней по лужайке к солнечным часам и к пруду; там в воде неподвижно сидел мраморный лебедь с головой женщины.

Любопытство ко всему, что имело отношение к армии, и тоска по отцу заставили меня отправиться следом.

— Закончится к зиме? — говорил второй молодой человек, повыше ростом. — Исход наступит в разгар лета. Половину их войск свалила дизентерия. Вторая половина бунтует и требует, чтобы их отправили домой. Поверь мне, Илайива, для нас это всего лишь недолгая экскурсия. И, как видишь, нескончаемые увольнения.

— Майор, твой брат, разумеется, отличился во всех отношениях, — сказал светловолосый и снова рассмеялся.

Илайива как будто ничего не заметила. Но мне хотелось услышать что-нибудь еще.

— Чем он занят? — спросила я.

Светловолосый обернулся и пристально поглядел на меня.

— Как же, мадам, он скачет на коне, возглавляя каждую атаку, совершает отважные вылазки, берет врагов в плен. По вечерам в парадной форме танцует с вашей очаровательной матерью, а стоящие вокруг столы для банкета ломятся дичью и пирожными.

Его рассказ привел меня в замешательство, но в благодарность за любезное сообщение я постаралась принять вид человека осведомленного.

— Они ложатся спать в четыре часа утра, чтобы не остаться в стороне, — добавил высокий капитан, — а в шесть встают и начинают обстрел вражеских позиций.

— А можно мы останемся и пообедаем у тебя? — спросил второй, не сводя с тетушки глаз.

В ее положительном ответе сквозило безразличие. И все же он сел возле ее ног, и они заговорили недоступными моему понимаю словами о целой вселенной, неведомой мне. Через некоторое время я увенчала женщину-лебедя цветами и оставила их.

Сидя под сосной, я погрузилась в фантазии. В них моя мама, терзаясь угрызениями совести, вскоре поспешила домой и нашла меня бледной и печальной, а мой отец вел войска в атаку, летя по воздуху на крылатом коне.

Как я узнала вечером, светловолосого звали Фенсер. Они с товарищем изящно возлежали на украшенных резьбой кушетках, а в стеклянных графинах подавали красное и желтое вино. Все прочее происходило как всегда. Мы пользовались, как было заведено, сервизом со сфинксами под стать гостиной, только посуды стало больше. По обыкновению, цветов на стол не ставили, и товарищ Фенсера — мне называли его имя, но я позабыла — предложил прислать тетушке цветов из теплиц.

— Вы очень любезны, но лучше не стоит, — сказала она.

— Дозволяется ли мужчинам дарить тебе хоть что-нибудь? — игриво спросил Фенсер.

Она бросила на него ледяной взгляд, и Фенсер опять вспыхнул.

Я самозабвенно поглощала обед, но мне показалось странным, что, несмотря на ее неприветливость, ему хочется ходить к ней в гости, а она его пускает, хотя он ей так не нравится.

После обеда они сели за карты, и я тоже сыграла пару партий в красное и белое (упрощенный вариант), но соображала я плоховато, и карты не особенно меня увлекали. Я вызывала некоторое раздражение у Офицера с Позабытым Именем, а потому отказалась от очередной партии, хотя Фенсер и пытался меня уговорить. При этом тетушка сказала, что мне, вероятно, хотелось бы скорее сойти вниз, порисовать или почитать, и ее слова бесповоротно прогнали меня прочь.

Около полуночи я все еще не спала и сидела с карандашами в комнате на втором этаже; мне послышалось, будто они уходят, я и тайком вышла, чтобы в последний раз взглянуть на Фенсера, на военных.

В холле горел только светильник перед домашним божком, но при его свете я разглядела, как Офицер с Позабытым Именем при шпаге, в плаще и шлеме исчезает за черной дверью, а кто-то из слуг запирает за ним. Когда слуга удалился, дверь в гостиную Сфинкса широко распахнулась и желтый свет веером упал на лестницу.

— Вовсе тебе не стоило задерживаться, — услышала я голос тетушки Илайивы, — ради того, чтобы сообщить мне об этом.

— Вероятно. Ты знала и так, — сказал Фенсер. Голос его звучал приглушенно и мягко.

— Теперь ты должен уйти, — ответила Илайива.

Мне не было их видно, но внезапно на обтянутой дамастом стене возникли отбрасываемые ими тени. У него на ногах были сапоги, у нее — туфли на высоком каблуке, и они оказались одного роста, что не совпадало с моими представлениями. Герой всегда должен быть на несколько дюймов выше героини.

Как видно, никто не сообщил ему, что он не годится на эту роль.

Его тень стремительно метнулась и завладела ее тенью, они слились и превратились в одну, похожую на чудовище. Лишь на кратчайшее мгновение этот зверь из теней застыл без движения.

Затем он вновь распался на две тени, его и ее, так же быстро, как и слился в единое целое. Теперь его тень пришла в необычайное волнение, она содрогалась, жестикулируя. Ее тень не изменилась.

— Теперь ты позволишь мне остаться? — задыхаясь, проговорил он.

— Нет, — сказала она.

Тогда его тень снова потянулась к ее тени, но на этот раз последовал каскад движений, чудовищу никак не удавалось облечься в прежнюю форму вновь, сквозь него яростно прорывались ромбы и квадраты, овалы и продолговатые фигуры, потом оно распалось насовсем.