Героиня мира - Страница 104

Тщательно подбирая слова, изъясняясь по-тулийски со всем доступным мне изяществом, я справилась о дороге.

Они выслушали меня, не прерывая. Затем один из них повернулся к другому.

— Позднехонько она тут бродит.

— Улица ей понадобилась.

— Такой улицы вообще нет, — сказал патрульный с факелом.

Его слова прекрасно укладывались в рамки кошмара. И тем не менее я возразила:

— Да нет же, ведь там живет мой муж.

— У нее и муж имеется.

— На каждой улице по мужу, — сказал стражник с факелом, — вероятней всего.

Случилось то, чего я опасалась. Конечно, кем мне и быть, как не шлюхой. Они воспользуются положением, в которое я попала, а может, арестуют, ведь уличная проституция запрещена законом.

— Ладно, пташка, — сказал стражник, стоявший поближе ко мне (эта форменная одежда прекрасно запомнилась мне со дня бала), — пойдем-ка с нами.

Я отбивалась от Фирью, и вот чего достигла. Я мчалась к Фенсеру, и вот куда угодила.

— Имейте в виду, — сказала я, — мне поручено доставить судье послание.

— Что еще за послание?

— В нем говорится: «Поцелуй меня!» — сказал самый остроумный из стражников, и все захохотали.

— Это сообщение для Зуласа Ретки, — сказала я.

Мои слова произвели впечатление. Патрульные опять переглянулись, посмотрели на меня, а один из них бросил:

— Не может быть.

— Что вы здесь делаете, если вам нужно в суд?

— Я сбилась с пути, потому что не знаю города…

Они снова засмеялись. Такая-то женщина и не знает города?

Я сказала:

— Слишком много времени пропало впустую. Он рассердится.

— Да, это точно.

— Он будет недоволен. Скажите, как мне пройти к зданию суда?

— Раньше речь шла о Лютневой улице.

У меня что-то оборвалось внутри. Отвернувшись от них, я поволокла свой свинцовый саквояж обратно к фонтану, а там остановилась, уныло перебирая в уме возможные действия, которые последуют с их стороны. Некоторое время они препирались меж собой, затем один из стражников подошел ко мне.

— Я отведу вас к Ретке, — сказал он.

Я не поверила ему и даже не пошевельнулась.

— Идемте же, — проговорил он. — Но вам не миновать тюрьмы, если вы обманули нас.

Я отправилась вместе с ним, а двое других с факелом остались у фонтана.

Я вконец одеревенела от усталости и едва волочила ноги. Меня не покидал страх: как можно кому-то или чему-то верить? Вдобавок в припадке отчаяния я назвала единственное имя, пользующееся, как я знала, почтением среди этих людей, но где гарантия, что Ретка меня помнит? А если и помнит, наверняка придет в ярость из-за моего вранья.

Апартаменты Ретки находились в башне здания суда. И в Эбондисе хорошо знали его окна. Пока мы пересекали широкую мостовую, стражник глянул наверх.

— Вам повезло, он засиделся за работой.

Позади остался внутренний двор. Опять какие-то люди в форме, вестибюль; мраморная с прожилками лестница тянулась все выше и выше, и только сила воли помогала мне переставлять ноги и тащить саквояж.

Другой охранник повел меня по коридору. Мы подошли к двустворчатым дверям черного дерева, и он громко постучал. Я попыталась отдышаться за время долгого ожидания, затем одна из створок приоткрылась, и к нам выглянул лакей.

— Что еще, в такое-то время? Известия от губернатора?

— Нет. Она утверждает, будто явилась со срочным сообщением.

Лакей оглядел меня с головы до ног. Он вышел к нам в халате, держа в руке шандал.

— Вы, вероятно, шутите, — сказал он.

Охранник стоял на своем:

— Чем отсылать просительницу прочь, а потом слушать нарекания, если она сказала правду… — Он прокашлялся. — Не впервые дама является с визитом к Зуласу Ретке в поздний час. Послания и прежде приносили иной раз после полуночи.

— Ладно, — сказал лакей. — Вы обыскали эту женщину?

— Не смейте и пальцем ко мне притрагиваться, — услышала я собственный голос.

И тут по гулким покоям за дверью разнеслось бронзовое эхо:

— Провались вы в пасть ада, что тут у вас творится?

Оба тут же вытянулись по стойке «смирно». Лакей обернулся и крикнул:

— Пришла девушка, сэр…

— И принесла послание, — отозвался голос. — Я слышал, как вы тут ломали комедию. Впустите же ее.

Лакей поманил меня за собой, охранник отошел в сторону. Отражение заскользило по гладкому полу у меня под ногами, а впереди меня и подо мной заколыхалось пламя свечей, и я увидела вход в большую зеленую гостиную с яркими кроваво-красными шторами.. а на их фоне самого Ретку. Такой большой, высокий, такой неотесанный при всем своем великолепии — в этом красноватом свете казалось, будто он отлит из тусклого золота, — я собралась с силами, готовясь к очной ставке, надеясь как-нибудь умилостивить его, если на то имеется хоть тень возможности.

— Ах да, Дара, — сказал он. И бросил лакею: — Все в порядке. Можете снова ложиться спать.

В следующее мгновение дверь закрылась, и я осталась с глазу на глаз с Реткой.

— Дара… — только и удалось мне произнести, — нет, я не…

— Не Дара. Ну, разумеется, Арадия Завион, вы не Дара. Но разве вам не кажется, что лучше им думать, будто я принимаю у себя кого-то другого, ведь этот ночной визит выходит за рамки общепринятых правил?

Я думала лишь о том, что он вроде бы не сердится, что мне необходимо опустить на пол этот несчастный маленький саквояж, пока я не переломилась под его тяжестью Ставя свою ношу, я бросила взгляд на руку и заметила, что на ней больше нет кольца.

Саквояж упал. А я лишь с трудом сдержалась и не закричала. Эта последняя капля, непереносимо жуткая, повергла меня в полное отчаяние и выбила землю из-под ног.

Ретка поднес к моим губам чашу с вином и велел попить, я послушно отхлебнула.

— Мое кольцо… наверное, это случилось, когда я мыла руки у фонтана… холодная вода.. видимо, оно соскользнуло с пальца, — забормотала я. — Вот уже несколько недель, как оно стало велико мне, не знаю, почему..

Вероятно, я повернулась, как будто решила тут же кинуться обратно и заняться поисками там, во тьме Но Ретка усадил меня в кресло и спросил:

— И кто же всему виной?

Вопрос привел меня в чувство. Он был необычен, или так мне показалось.

— Никто, а может, я сама.

— Значит, это не из-за Завиона.

Зрение немного прояснилось, и я увидела, что Ретка стоит у письменного стола. Там лежали бумаги и огромная книга, из которой торчало несколько закладок, стояла лампа, перья в подставках и серебряная фляга для вина. Все эти вещи я восприняла как часть Ретки.

— Видите ли, — проговорила я, — никто не захотел помочь мне. Все меня принимали за… за проститутку, потому что я оказалась одна на улице. В панике я не сумела придумать ничего иного, как назвать ваше имя. Простите меня, пожалуйста.

— Рад, что мое имя для чего-то пригодилось, — ответил он. — А почему вы бродили там в одиночестве?

— Я приехала в город, чтобы разыскать Фенсера Все произошло неожиданно. Он ни о чем не знал. Мне не удалось найти улицу, на которой он живет. Дурацкая история. — Вино вернуло мне равновесие или дало возможность увидеть случившееся под другим углом. Я попыталась вести себя как ни в чем не бывало и даже принять беспечный вид. Мне захотелось ускользнуть от Ретки, хотя деваться было некуда. От него исходила невероятная мощь, она то порождала новые предметы в комнате, то пожирала прежние. Как только хватило у меня смелости…

И спокойно зазвучал тот голос:

— А отчего же вы столь поспешно отправились в Эбондис, когда вас никто не ждал, не зная даже точного названия улицы?

Я не собиралась рассказывать Фенсеру о случившемся. Я хотела обрушиться на него с горькими сетованиями по поводу одиночества, сослаться на тревогу, ничего не уточняя.

— Там, где я живу, произошел неприятный случай. Один человек попытался насильно овладеть мной.

— Поскольку вы живете там одна, а ваш муж находится здесь.

— Да, поэтому.

— Кто?

Ну что мне стоило сказать, какой-то рыбак из Ступеней или поселившийся в нашем доме греховодник? Но слова выскользнули у меня изо рта, как будто не могли не прозвучать.