Героический эпос народов СССР. Том второй - Страница 88

Клятва именем имама Ризы — для курда самая священная клятва. Агаюнус подумала: "Господи, никак, и вправду он вернулся!" Но все же она решила проверить его слова.

— Али-Риза, когда появился твой господин?

— В такой-то день он приехал в наш стан утром, и я сразу же отправился сюда.

Агаюнус подумала: "О, аллах, если он приехал в их стан утром, позавтракал, поспал час-другой и отправился в путь сразу после захода солнца, когда пропали оводы, то сейчас, когда восходит солнце, он поднимается, наверное, на гору Ходжа".

Она побежала на крышу дворца, чтобы поглядеть в подзорную трубу.

Гёроглы был ее муж, она заботилась о нем постоянно и все о нем знала — знала, когда он отдыхает, когда пускается в путь. II сейчас не ошиблась. Взошло солнце. И увидела Агаюнус в подзорную трубу — Гёроглы торопит коня, — вот он поднялся на гору Ходжа. Вот засверкала драгоценная сбруя, вот заблестела чудесная пика — Гёроглы спускается с горы, словно белый джейран.

Агаюнус так обрадовалась, что тут же сбежала вниз и открыла ворота. Чуть успокоясь, она обратилась к Али-Ризе с песней.

Послушай, что она спела:

Едва она допела, Али-Риза сказал:

— О Агаюнус-апа! Ты говоришь — "отдам половину овец, половину верблюдов". Но мне не нужны твои богатства, я не хочу быть падишахом в твоей стране!

— Чего же ты хочешь?

У Али-Ризы была нареченная, чистая девушка, которая вместе с ним попала в плен. Агаюнус держала ее при себе служанкой.

— Скот-богатства твои мне не нужны, отдай мне мою нареченную, я буду навек доволен!

— Эй, Али-Риза! Я хотела щедро наградить тебя, но не вышло. И все же — не торопись. Вернется твой господин, он и устроит твою свадьбу, соединит тебя с невестой. Ступай, я дарю ее тебе!

Пастух засмеялся так весело, что слышно было всей улице. Он ликовал.

… О ком теперь пойдет рассказ? О сорока джигитах.

Стали они держать совет:

— Как быть! Если будем сидеть, потягивая кальян, ничего не придумаем…

— Что вы решили делать, джигиты? — спросил Косе.

— Спрашиваешь, что мы решили делать, Косе? Разбежимся в разные края. Пройдет время, у Гёроглы остынет гнев, забудется обида — и мы вернемся к нему. А если не выйдет так, каждый будет жить, как сумеет.

— Джигиты! Это не выход. А что, как Гёроглы разгневается да прикончит нас по одному?

— Что же делать, Косе?

— Хотите следовать моему совету, немедля седлайте коней! Поедем и первые, раньше других, встретим легковерного зангара.

— Ты хочешь, чтобы он перебил нас в поле…

— Я обещаю — вы останетесь живы.

— Лишь бы в живых остаться, а уж его палку и брань мы перетерпим! — ответили джигиты и отправились навстречу Гёроглы.

— Джигиты! Вы должны ехать медленно, опустив головы, с бледными лицами. И пусть никто, кроме меня, не говорит ни слова! — наставлял их Косе.

Тем временем Гёроглы приближался к крепости. И вдруг он увидел своих джигитов. На душе у него стало тревожно. "Что-то невесело едут зангары. Не приключилось ли чего в крепости, в стране?"

Он ожидал, что его встретят джигитовкой, стрельбой, играми. А вышло иначе — они подъехали к Гёроглы на расстояние, чтоб можно было говорить с ним, сошли с коней, сложили руки на груди и приветствовали его. Затем снова сели на коней и поехали вместе с ним. Гёроглы оглядел их — сорок джигитов здесь, а Овеза среди них нет.

— Эй, Косе, а где же Овез?

— Овез жив-здоров, Гёроглы.

— А как Агаюнус, Гюль-Ширин — живы ли они?

— Живы-здоровы.

— Ну, раз они живы и вы живы-здоровы, то пусть огонь поглотит все богатства мира — это будет благодарственной жертвой. Но что же все-таки приключилось у вас, Косе?

— Ничего, Гёроглы. Лучше поедем молча.

— Э, Косе, ты что-то от меня скрываешь?

— Ты понял, что я что-то скрываю?

— Ну конечно, понял.

— А понял — зачем рассказывать? Вот приедешь и сам узнаешь…

— Что я узнаю, когда приеду? Ну-ка, говори, зангар!

— Гёроглы, если ты простишь нам грех и не выпустишь из нас кровь, тогда мы расскажем, а иначе не скажем ни за что!

— Все я вам прощаю, прощаю и грех и вину, если вы в чем виноваты.

— Тогда я — повинуюсь. Поехали! Приедем — все сам узнаешь…

— Что я узнаю, когда приедем? — спросил Гёроглы и, натянув поводья, остановил коня.

— Поезжай, поезжай, я все расскажу! — сказал Косе. Его напугало, что Гёроглы остановился.

Гёроглы тронул коня. Косе поехал рядом.

— Ты знаешь, Гёроглы, сколько мудрых пословиц оставили нам люди древности. Знаешь, говорят: "В своем доме не держи людей подозрительных". Ты держишь у себя Овеза как мальчика на побегушках. А мы узнали, что он на женской половине развлекается с Агаюнус…

— Ты не врешь, Косе?

— А разве я когда-нибудь обманывал тебя раньше, разве я лгал тебе?

Гёроглы трижды ударил себя по бедру: "Ох, зачем я только вернулся из Нишапура!.. "

Он всю дорогу твердил про себя: "Мой Овез, моя Агаюнус, моя Гюль-Ширин… " А теперь, после слов Косе, он страдал всем телом, страдал душой и сердцем. Но если уж он приехал, не ехать же было обратно. И Гёроглы продолжал путь, направляясь в крепость.

А Косе ехал рядом, размышляя про себя: "Не легкое это дело. Ну, да там видно будет… "

… О ком теперь пойдет рассказ?

Агаюнус, Овез и Гюль-Ширин вышли к наружным воротам и смотрели на дорогу. Они ждали, что Гёроглы свернет к ним, поздоровается, обнимет их. Но где там! Гёроглы не только не свернул, не поздоровался, но даже и отвернулся от них, даже ни разу не взглянул в их сторону, а направился вместе с джигитами в мейхане.

— О, что это случилось с моим господином? — удивилась Гюль-Ширин.

— Милая Гюль-Ширин! Я поняла, что с ним происходит. Этот пройдоха Косе небось оклеветал меня и Овеза, — ответила Агаюнус. Едва она сказала это, как Овез залился слезами.

— Овез, дорогой мой! Не грусти. Пускай он идет с ними, пускай он выпьет чаю, покурит кальян. Пусть остынет его гнев, пройдет обида. Вот потом мы и скажем свое слово. Мы все объясним ему.

Как спешился Гёроглы и вошел в мейхане, так обуял его гнев. Не вскипел еще чайник, а он уже приказал налить чаю. Не успел еще погаснуть огонь в кальяне, а он уже вновь велел приготовить себе кальян.

… О ком теперь пойдет рассказ? Об Агаюнус.

Она вернулась на женскую половину, сняла нарядные одежды, надела старое платье, распустила волосы, взяла за руку Овеза и Гюль-Ширин и повела их к мейхане. Но она не вошла, а с гордым видом остановилась у порога.

Гёроглы косо взглянул на них и увидел, что трое плачут — слезы ручьем льются. Агаюнус, держа Гюль-Ширин и Овеза за руки, обратилась к Гёроглы с песней.