Герои и антигерои Отечества (Сборник) - Страница 15
Императрица оценила по достоинству сделанное Потемкиным. Оценили и солдаты, о которых Григорий Александрович говорил:
— Я их люблю, как детей!
Да, он любил солдат, постоянно заботился о них, стремился облегчить их участь, охотнее и душевнее беседовал с рядовыми воинами, чем со знатными и напыщенными вельможами, однако это вовсе не означало, что был сторонником попустительства и панибратства, что потворствовал нарушителям дисциплины. Об этом он писал ярко и конкретно:
„Я предписал, чтобы наказания были легкие, но если бы кто дерзнул перед командиром быть ослушанным, того я накажу равным смертным наказанием.
Солдат есть название честное, которым и первые чины именуются. Гнусно и подло впадать им в прегрешение таковое как побег. Уходит бездельник и трус, то и желаю я, чтобы никто не впадал в столь порочный поступок, заключающий в себе нарушение присяги“.
Но как же добивался Потемкин высокой воинской дисциплины? До недавнего времени нам вдалбливали, что сознательное отношение к своему служебному долгу возможно лишь при социализме, что только революция дала возможность добиться сознательной дисциплины, а „при царизме“ все держалось лишь на палке, на страхе, на жестоких экзекуциях.
Однако при внимательном рассмотрении военно-воспитательной системы екатерининского времени убеждаешься, что она была достаточно стройной, продуманной и весьма результативной. Недаром же Потемкин, Суворов, Румянцев и другие полководцы русской национальной школы били врага не числом, а умением, и не было в мире силы, способной противостоять русскому солдату.
С первых дней службы солдату внушали отличительную черту русских солдат — непоколебимую историческую храбрость и верность». В «Инструкции пехотного (конного) полка полковнику» значилось, что каждый командир, каждый солдат обязаны заботиться «о пользе службы, чести и сохранении полка». Рекрута следовало убеждать, что он с момента вступления в службу «не крестьянин, а солдат, который именем и чином от всех его прочих званий преимуществен».
С рекрута требовали не слепого повиновения старшим, а «при обращении к начальникам быть без робости, но с пристойной смелостью».
Отмечая результаты реформ, проведенных Потемкиным, генерал Хрущев писал:
«Обращение полковников с офицерами, а офицеров с рядовыми сделали обоюдную связь любви и послушания… Беседы о службе, повиновении, сохранении присяги и верности впечатывались в молодые сердца офицеров, а от них в благомыслящих солдат…»
Значительные преобразования Потемкин провел в штатной структуре войск, в тактике действий. Им было написано немало подробнейших инструкций, разъясняющих, как обучать и воспитывать солдат, как отрабатывать навыки в производстве того или иного приема, как осуществлять марши, чтобы подразделения и части прибывали в назначенные районы в полной боевой готовности, как тренировать егерей в прицельной стрельбе, как отбирать людей в тот или иной род войск.
Немало инструкций и приказов издано и по содержанию госпиталей, по нормам питания в них солдат и даже по порядку лечения от тех или иных недугов. Интересны его замечания о диетическом питании при том или ином заболевании. Разносторонне образованный, мыслящий, интересующийся современными достижениями в медицине, Потемкин давал дельные рекомендации даже в тех областях, в которых, казалось бы, не мог по чину своему разбираться.
Остается только удивляться, как мог всего этого достичь один человек, обремененный множеством забот государственной важности. Мы сейчас упираемся ставшими модными книгами Дейла Карнеги, стараемся научиться у него правильно строить свой день, свои отношения с окружающими, преуспевать во всем и везде… И мы при этом не подозреваем подчас, что и нам есть с кого брать пример, есть у кого поучиться. Взять хотя бы одно только направление, как построить свой день, как суметь все учесть и ничего не забыть из многообразия дел. Стоит взглянуть на то, как строил свой день Потемкин, и невольно придешь к мысли — мы в наш бурный век разучились думать, разучились все: от «нижнего до высшего чина» — по терминологии XVIII века…
В 1867 году в Петербурге вышла книга, название которой теперь, в обстановке особенно пристального «внимания» к анекдотам, рекламируемым даже по центральному телевидению, может восприниматься весьма своеобразно «Собрание анекдотов о князе Григорие Александровиче Потемкине-Таврическом». Но не надо в ней искать скабрезных историй, столь свойственных анекдотам нынешним. В XVIII и XIX веках слово анекдот имело совершенно иное значение. Вот, к примеру, как объяснил его Владимир Иванович Даль в знаменитом своем «Толковом словаре живого Великорусскою языка»: «Анекдот — короткий по содержанию и сжатый в изложении рассказ о замечательном или забавном случае…» Как видим, на первом месте стоит замечательный случай, а уж потом забавный.
Так вот в собрании анекдотов биограф князя собрал именно замечательные случаи из жизни Потемкина, включив в книгу также биографический очерк и несколько глав, дополняющих рассказанное в анекдотах и раскрывающих удивительные черты характера Григория Александровича. Одна из тех глав называется: «День Потемкина».
Остановимся на ее наиболее интересных моментах и попытаемся порассуждать:
«Потемкин в своей домашней жизни всегда держался порядка, к которому сделал привычку еще в молодости. Он ложился спать и вставал в назначенные часы; впрочем, нередко, когда было нужно сделать какое-либо важное распоряжение или когда вверенным ему войскам угрожала опасность, он проводил целые ночи, хотя в постели, но не засыпая».
Надо сказать, что он не просто валялся в кровати, как это изображалось в иных романах, он думал… И в голове зарождались новые решения и планы, которые он тотчас сообщал правителю своей канцелярии Василию Степановичу Попову, немедленно принимавшему к исполнению все распоряжения. Попов, по словам Шубинского, изумлял всех «своей неутомимой деятельностью». Он мог работать сутки напролет и при этом всегда являлся к князю чисто и опрятно одетый, бодрый, деятельный…
«Проснувшись и выслушав доклад Попова, князь на целый час садился в холодную ванну, потом одевался, отправлял краткое утреннее моление и выходил в столовую, где уже стоял завтрак, заключавшийся обыкновенно в чашке шоколада и рюмке ликера. Затем, если был весел, Потемкин приказывал музыкантам и певцам исполнять какую-нибудь духовную кантату… Напротив, когда князь находился не в духе, к нему никто не смел являться, за исключением должностных лиц, и все двери кругом затворялись, чтобы до него не доходил никакой шум».
Вот это самое «не в духе» нельзя не прокомментировать. Еще при жизни князя его враги, любым путем старавшиеся доказать, что Потемкин пребывал в роскоши, что не обладал ни работоспособностью, ни вообще способностью к какой-либо деятельности, распускали множество сплетен, в том числе и выдумки о часто якобы нападавшей на него хандре. Потемкин знал о многих сплетнях и выдумках и зачастую просто не обращал на них внимания, а иногда использовал мнение о себе в собственных интересах, причем очень удачно. Помогала ему и так называемая «хандра», а точнее, мнение окружающих о ней, причем периоды той самой «хандры» удивительным образом совпадали с теми периодами, когда на Потемкина наваливался непочатый край работы. С. Н. Шубинский выпустил книгу, как уже отмечалось, в 1867 году, а наиболее интересные документы — письма, приказы, реляции, ордеры — автором которых был Потемкин, увидели свет лишь в 90-х годах, потому и не удивительно, что в собрании анекдотов так называемая хандра никак не оговорена.
Издание бумаг значительно расширило представления о личности Потемкина и убедительно доказало его гигантскую работоспособность. Бывало, что в наиболее ответственные и напряженные дни он сочинял, диктовал, писал сам до 30, а то и до 40 писем, ордеров, приказов и других бумаг в сутки. А теперь попробуем самокритично взглянуть на себя и честно признаться, что иногда на одно письмо, на один-единственный важный ответ мы тратим по нескольку дней…