Герои Гражданской войны - Страница 4

Неизменно вежливый, внимательный, готовый объяснить, терпеливо втолковать человеку, не понимающему что-то, что казалось важным, Тухачевский не терпел панибратства, равно как и начальственного окрика. И с командирами и с бойцами он говорил, не повышая голоса, всегда на «вы». Он не переносил этого снисходительно-покровительственного или грубо-одергивающего «ты».

Налаживалась работа штаба. Вчерашние поручики и капитаны становились командирами полков, начальниками артиллерийских и оперативных управлений. Тухачевский не боялся выдвигать людей, в том числе и старых офицеров. И не потому, что сам когда-то был офицером, а потому, что этому его научили более опытные, политически более знающие комиссары, товарищи-коммунисты.

Но если с комплектованием штабов дело шло более или менее сносно, то сведение отрядов в полки, дивизии доставляло массу хлопот. В. В. Куйбышев, вскоре ставший комиссаром 1-й армии, вспоминал: «1-я армия пережила неизбежный младенческий период развития всех красных армий, период, богатый отдельными проявлениями отваги, удали, а подчас и героизма, но, с другой стороны, богатый случаями беспримерной паники, стоверстных отступлений в одни сутки и т. д. Этот период в итоге давал отрицательную величину и неизбежно должен был кончиться поражением. Падение Симбирска было последним этапом этого первого периода».

Куйбышев называл Михаила Николаевича «представителем нового периода в истории армии».

Но до этого было еще далеко.

Тухачевский уже успел убедиться, как трудно выгнать отряды из теплушек. 1-я армия как бы прилипла к железнодорожной колее, эшелоны обеспечивали ей быстрый бросок вперед и столь же поспешную ретираду.

А между тем противник маневрировал в открытой местности, имел свободу маневра. И его очень устраивали «эшелонные настроения» некоторых незадачливых «красных генералов».

Пока создавались дивизии, укомплектовывались полки и батальоны, белочехи и другие враги советской власти времени не теряли. Самара и Челябинск стали двумя центрами, осиными гнездами контрреволюции. В Самаре объявилось меньшевистско-эсеровское правительство — «учредилка».

Силы контрреволюции были разбросаны на большом пространстве. Им противостояли четыре армии, составлявшие Восточный фронт. Особая — в районе Саратова, 1-я — по линии Кузнецк — Сенгилей — Бугульма, 2-я — на Каме и 3-я — около Екатеринбурга.

Фронтом командовал Муравьев, ставленник Троцкого, левый эсер. Через голову командармов он отдавал приказы по дивизиям и полкам, даже командовал ротами, создавая себе дешевую популярность.

Между тем Тухачевскому ясно виделась основная задача, которую в первую очередь должен был решить Восточный фронт.

«Чехословацкие войска, на которые быстро налипали белогвардейские части, базировались во всех отношениях на захваченные ими центры и снабжались оставшимися еще от империалистической войны значительными запасами вооружения, снаряжения, обмундирования и прочего. Первое время оба контрреволюционных центра — и Самара и Челябинск — были изолированы от остального буржуазного мира советской территорией. Только уральские казаки примыкали к Самарскому району.

Таким образом, задача Красной Армии сводилась к тому, чтобы быстрыми ударами разбить далеко разбросанные части контрреволюционных войск и занять центры с диктатурой буржуазии («учредилки»).

Но такая простая задача вылилась у Муравьева в сложный, фантастический и совершенно невыполнимый план».

Этот план Муравьев передал Тухачевскому как директиву, отправляя командарма из Казани под Симбирск, в Инзу.

Муравьев задумал уничтожение самарской группы противника обходным маневром. А фактически удар приходился по несуществующим коммуникациям врага и заранее обрекал 1-ю армию на неудачу.

Когда Тухачевский попробовал, спасая положение, внести свои коррективы в этот сумасбродный план, Муравьев заявил, что будет лично руководить операцией, и обещал быть в Симбирске.

Положение становилось просто нетерпимым.

Уже очень поздно. Улицы Симбирска не освещены, и редкие-редкие огоньки проглядывают сквозь щели занавешенных окон. Автомобиль Тухачевского пробирается ощупью к «Симбирскому Смольному» — огромному зданию бывшего кадетского корпуса. Михаил Николаевич торопит шофера.

Он в конце концов должен разобраться в той сумятице, которую вносят Муравьев и командующий Симбирской группой войск Клим Иванов. Это они через голову командарма отменили план наступления на Самару через Усолье и Ставрополь и бросили войска восемью малосвязанными друг с другом колоннами, распылили силы. Эта безграмотность граничит с предательством. Противник получил возможность крошить поодиночке малочисленные красные отряды. И если части 1-й армии все же сумели захватить на правом фланге Сызрань и если на левом — Симбирский отряд коммунистов при поддержке бронепоезда вышиб белочехов из Бугульмы, то это результат революционного порыва войск и мер, принятых Тухачевским вопреки указаниям Муравьева. Но теперь главнокомандующий снимает с фронта части, задерживает Курский бронедивизион в Симбирске.

Не нравятся командарму эти действия Муравьева и Иванова.

Иосиф Варейкис уже поджидает Тухачевского. Сутки назад, в связи с контрреволюционным мятежом левых эсеров в Москве, симбирские большевики потребовали от местных эсеров честного ответа — с кем они?

Левые эсеры маневрировали. Мятеж в Москве был уже подавлен, и симбирские коллеги московских контрреволюционеров поспешили отмежеваться от них, но выкинули лозунг о священной войне с германским империализмом. Варейкиса особенно беспокоит засилие левых эсеров на командных постах в армии. Он прямо спрашивает Тухачевского о Муравьеве, Климе Иванове, военном комиссаре Симбирска левом эсере Недашковском, командире Курского бронедивизиона левом эсере Беретти.

Представляют ли эти люди какую-нибудь ценность в качестве военных начальников? Тухачевский резок в своей характеристике. Муравьев — бешеный честолюбец, демагог, обладающий несомненной личной храбростью. Из всего военного дела знает только историю войн Наполеона. Не умея оценить сложившейся обстановки, ищет готовые решения у своего кумира. А об Иванове и говорить не приходится.

Тухачевский требует поставить вопрос о смещении Иванова, да и Муравьева тоже, хотя для этого придется обращаться в правительство республики.

Между тем Муравьев не дремал. По заданию ЦК левых эсеров он объезжал части, вербуя себе сторонников, стягивал отдельные отряды к Казани, где находился штаб Восточного фронта.

Казанские коммунисты располагали незначительными силами и не могли открыто действовать. Поэтому они всячески поощряли намерения Муравьева выехать в Симбирск якобы для проведения наступательных операций против Самары. Большевики рассчитывали арестовать Муравьева в пути.

Но главнокомандующий бежал.

Посланные ему вслед телеграммы, предупреждающие об измене, дошли до Москвы, фронтовых частей, но не попали в Симбирск.

Царская яхта «Межень» была хорошим ходоком, следующий ей в кильватер пароход с Уфимским полком, отозванным Муравьевым для «отдыха», едва поспевал за ней. Впереди маленькой флотилии рыскал разведывательный катер. Палубы судов завалены тюками хлопка, щетинятся дулами пулеметов.

Симбирская пристань пуста. Главкома никто не встречает. Муравьев обескуражен. А он-то думал, тут, в порту, сразу захватить и председателя губисполкома Гимова, и председателя губернского комитета партии Варейкиса, и остальных руководителей симбирских большевиков. А если Тухачевский откажется поддержать мятеж, то и его вместе с ними.

Но пока Муравьев произносил возмущенные тирады перед своими приспешниками, на яхту прибыл Тухачевский. Он доложил о неудачах под Сызранью и Ставрополем. И то, каким тоном говорил Тухачевский, и то, как он решительно протестовал против вмешательства комфронта в дела 1-й армии через голову командарма, не оставляло сомнений, что Тухачевский никогда не поддержит авантюриста. И все же изменник делает попытку склонить Михаила Николаевича на свою сторону.