Герои Гражданской войны - Страница 13

Босые, голодные, без патронов, с одними штыками и саблями, отступали части Гая, 4-й армии, 15-й.

Поляки уже и не мечтали о повторении своего похода. Пилсудский понимал, что именно «чудо» спасло Варшаву и его правительство. На повторение «чудес» он не рассчитывал. Ему нужен был успех на фронте только для того, чтобы начать мирные переговоры, начать раньше, чем войска Западного фронта оправятся.

И переговоры начались.

В. И. Леиин, подводя итоги войны с Польшей, отмечал: «…мы из войны вышли победителями. Мы в 1920 году предложили польским помещикам и буржуазии мир на условиях более для них выгодных, чем те, которые они имеют сейчас. Они тут получили урок, и весь мир получил урок, которого никто раньше не ожидал».

Гражданская война кончалась, кончалась разгромом белогвардейцев и интервентов. Штурм Перекопа, наши победы в прибайкальских областях, на Дальнем Востоке были ее последними аккордами. Хотя внутри страны не все было спокойно, эсеро-кулацкие банды, басмачи, националисты пытались сопротивляться. Еще империалисты Антанты не разуверились в возможности вновь разжечь пламя гражданской войны в Советской России.

И Тухачевский продолжал воевать. Именно ему доверил Ленин разгром кронштадтских мятежников в марте 1921 года. Он ликвидировал и банды эсера Антонова на Тамбовщине,

Гражданская война кончилась и для Тухачевского. За четыре года ее он стал крупным советским военачальником. Но это была фактически только первая страница жизни, пролог в большую, интересную книгу.

Но в ней оказалось всего две страницы.

Вторая началась так же, как и первая, — со строительства Красной Армии. Новой армии, которая вместе со всей страной строила социализм. Росли заводы, создавалась мощная индустрия. На смену одинокому самолету, приветствовавшему Ленина на Красной площади в день первомайского парада, пришли эскадрильи. Танкисты с улыбкой рассматривали «грозные машины», сделанные путиловцами в двадцатом году. Каждый день страна записывала в летопись побед по одной строке, и уже писались истории Октябрьской революции, гражданской войны.

Тухачевский тоже писал. И не только в назидание потомкам. Он обобщал военный опыт гражданской для неминуемых будущих боев. Но, обобщая прошлое, он внимательно следил за всем, что нового вносил каждый новый день в военную науку. Он замечал все, он предвидел многое, очень многое.

И автоматическое оружие, и реактивную авиацию, и авиадесанты, и массированные танковые удары. И все эти годы Михаил Николаевич упорно, настойчиво и по-прежнему нелицеприятствуя, открыто требовал, добивался того, что считал необходимым для укрепления Красной Армии.

Тухачевский вдохновенно выполнял волю партии и опирался на тех командиров Красной Армии, которые, покончив с врагами Советского государства в гражданской войне, готовили страну к обороне, заглядывали в будущее, а не жили воспоминаниями о прошлом. Он всегда чувствовал мощную поддержку Куйбышева, Кирова, Орджоникидзе. Командуя военными округами — Западным, Ленинградским, он умел окружить себя молодыми командирами, получившими хорошее военное образование, в статьях, речах, на очередных военных играх, маневрах показать им облик будущей войны, убедить в необходимости перевооружения Красной Армии, создания подлинно армии машин и моторов.

Но мы говорим — он, потому что именно Михаилу Николаевичу Центральный Комитет Коммунистической партии доверил высокий пост начальника штаба РККА, а затем пост заместителя наркома обороны и начальника вооружений.

Тухачевский успел многое сделать.

Но еще больше не успел.

Тухачевский никогда не был разговорчивым, но так охотно смеялся. Он уважал в человеке его увлечения и сам увлекался. Все тем же — музыкой, скрипками. Некоторым это казалось чудачеством, прихотью, а Тухачевский всегда все делал серьезно. Сам мастерил скрипки и написал серьезнейший труд о лаках, которые употреблялись гениальными мастерами скрипок.

Смерть уносила старых друзей. Ушли Фрунзе, Куйбышев, Киров, Орджоникидзе. Уже становился круг тех, кто шагал рядом весь этот недлинный во времени, но такой большой по пройденному расстоянию путь.

Тухачевский стал одним из первых маршалов Советского Союза, стал кандидатом в члены Центрального Комитета Коммунистической партии.

А враги Страны Советов считали его самым опасным из всех офицеров Красной Армии.

Еще при жизни Михаила Николаевича; но уже когда культ личности Сталина заметно сказывался на всем, появились работы, в которых прославлялся Сталин — «организатор и вдохновитель побед Красной Армии на фронтах гражданской войны» и соответственно замалчивались заслуги других выдающихся советских полководцев. Имя Тухачевского не забывали помянуть в связи с неудачей под Варшавой, а вот его блестящие победы над белочехами, Колчаком, Деникиным оставлялись в тени.

Именно Сталин расправился с Тухачевским, обвинив его и еще ряд замечательных полководцев в измене.

Когда речь идет о командарме, комфронта, невольно человека начинают отождествлять с армией, фронтом и по прошествии многих лет теряются, забываются его чисто человеческие черты.

О командире роты судят не по его «стратегическим» действиям. Командир роты славится отвагой, стойкостью, самоотверженностью. О нем можно рассказать много ярких боевых эпизодов. А комфронта? Его «работа» напоминает скорее труд ученого. В кабинете, у карты. Он прежде всего мыслитель, и облик полководца обрисовывается в тех операциях, которые он замыслил и осуществил.

Это естественно. Хуже другое — мало осталось документов, равно как и людей, близко знавших не только маршала Тухачевского, но и человека, доброго, отзывчивого, настойчивого, любившего и помолчать, слушая музыку, но и любившего задушевный дружеский разговор и веселую приятельскую возню.

Заботливого сына, отца, друга.

Он жил полнокровной жизнью. И погиб как боец.

В. ПРОКОФЬЕВ

Литва. Ковенская губерния. Неурожайный 1896 год.

Морозный, с колючим снегом, буран третьи сутки безоглядно несся над глухой деревушкой Антандрия, когда в ночь на 24 декабря под соломенной крышей Пятраса Уборявичюса запищал красный живой комочек.

«Святая дева Мария, — невесело думал Пятрас, — не раз внимала нашим молитвам, прибрала к себе шестерых детей… Но ведь не так-то легко прокормить и оставшихся в доме Балиса, Юозаса, Ону и Ангеле! А тут еще новый груз на плечи… Хорошо, хоть мальчик! Подрастет — все-таки рабочие руки…»

Заботливые соседки, отпаивая роженицу кислым молоком, вздыхали:

— И надо же родиться в такую непогоду… Нелегкая будет у него жизнь! Ты, Пятрас, назови малыша Иеронимом. Это добрый святой, он защитит паренька от всякой напасти…

Потекло Иеронимово детство. Дома не всегда было сытно, одевали его обычно во что-нибудь старенькое, ноги не знали другой обуви, как жесткие деревянные клумпы. Родители и старшие братья от зари до зари гнули спины в поле или отрабатывали долг на усадьбах помещика и ксендза за взятые взаймы семена, муку или просо. На мальчика никто не обращал внимания, особенно с тех пор, как ему доверили пасти своих и соседских гусей. Только мать иногда поглаживала его худые ножонки, заметив лиловые синяки, насаженные злыми гусаками.

А пастушонка между тем многое стало интересовать: как зажигаются звезды, почему дождь так часто затопляет поле его отца, почему родители все время уходят на усадьбу помещика, а он — помещик — никогда не бывает в отцовской избе? Почему?..

Пареньку вскоре повезло. Он познакомился с Антанасом — органистом из соседнего местечка. Органист часто бродил по полю, собирая лекарственные травы. Иероним помогал ему в этом и все время засыпал дядю Антанаса вопросами. Тот отвечал, как мог, а потом подарил мальчику истертый букварь, научил разбирать буквы. С тех пор Иероним — будь то в поле или дома, при лучине — не расставался с засаленными книжонками, раздобытыми у сельских грамотеев.